Tumgik
#мандельштам
prepona · 10 months
Text
Tumblr media
Улыбнись, ягненок гневный с Рафаэлева холста, —
На холсте уста вселенной, но она уже не та.
Осип Мандельшам
Есть люди:
Рафаэль в Эрмитаже,
Старик привокзальный —
Чужие даже
Девочке на Чемале.
Влюбляется в челки
Двух типов.
Теряет коров
Из виду
Белых.
Знакомых белков
Взгляд на мопеды.
На меня попала отделка
Побелкой стены «Победы».
«Здесь я», — кто-то затэгал.
2 notes · View notes
conservative-riot · 1 year
Text
"... Я от жизни смертельно устал,
Ничего от нее не приемлю,
Но люблю мою бедную землю
Оттого, что иной не видал..."
1908, О. Э. Мандельштам.
2 notes · View notes
rnoonflowers · 2 years
Text
Нежнее нежного
Лицо твоё,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И всё твоё —
От неизбежного.
От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей.
— Осип Мандельштам, 1909
4 notes · View notes
lordinsanna · 2 years
Text
Мы живем, под собою не чуя страны, Наши речи за десять шагов не слышны, А где хватит на полразговорца, Там припомнят кремлёвского горца. Его толстые пальцы, как черви, жирны, А слова, как пудовые гири, верны, Тараканьи смеются усища, И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей, Он играет услугами полулюдей. Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет, Он один лишь бабачит и тычет, Как подкову, кует за указом указ — Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз. Что ни казнь у него — то малина И широкая грудь осетина. Осип Мандельштам (1933)
4 notes · View notes
iskusstvo-kultura · 9 months
Text
Tumblr media
0 notes
Photo
Tumblr media
Не шумел, как прежде пустой вокзал, Не играли возле ларька мазурку. Здесь погиб Япончик и дед Хасан, Тут убьют любую тоску, как суку. Непорядка скудность, скупая брешь Промежутком талую ночь сбирает. Тут Медведева плакала без одежд Над своим лимонным гонцом Исайя. Помню я, как надломленно плавал Гердт До подъезда с каменным барельефом. Было всё – теперь и в помине нет Под печально утлым дождливым небом. И качнутся лампочки потолков, На карниз промозглый луна метнётся. Мандельштам кроил тут хвосты стихов, В ожиданье плавающего солнца. По ночам играли тут шумный бал, А под утро пьяные восвояси Разбредались тихо, когда бухал Над своею физикой Тимирязев. Диссонанса время, подрыва взлёт, Я не то, чтоб новь на крылах пассата. Сквозь меня муссонами потечёт Этих глаз растраченная утрата. Никого уже не спасёт господь, Эта жизнь проходит, как в небе тучи. На алтарь за плотью положат плоть. Этот город ссученный, невезучий. И темнее тень, и контрастней мрак, Ненасытна память под звон стакана. Вопреки всему тут живёт бардак, Тут не стало Гердта и Мандельштама. Максим Новиковский #стиховнет #SonyAlpha #стихи #ирония #лирика #литинститут #мандельштам #герд #дедхасан #япончик #тимирязев #черныестихиновиковского #öбнулись https://www.instagram.com/p/Cpw3hj_gvJh/?igshid=NGJjMDIxMWI=
0 notes
vll0101 · 1 year
Text
Tumblr media
осип мандельштам (osip mandelstam)
23 notes · View notes
deadpanwalking · 7 months
Text
АРМЕНИЯ
I
Ты розу Гафиза колышешь И нянчишь зверушек-детей, Плечьми осьмигранными дышишь Мужицких бычачьих церквей.
Окрашена охрою хриплой, Ты вся далеко за горой, А здесь лишь картинка налипла Из чайного блюдца с водой.
II
Ты красок себе пожелала — И выхватил лапой своей Рисующий лев из пенала С полдюжины карандашей.
Страна москательных пожаров И мертвых гончарных равнин, Ты рыжебородых сардаров Терпела средь камней и глин.
Вдали якорей и трезубцев, Где жухлый почил материк, Ты видела всех жизнелюбцев, Всех казнелюбивых владык.
И, крови моей не волнуя, Как детский рисунок просты, Здесь жены проходят, даруя От львиной своей красоты.
Как люб мне язык твой зловещий, Твои молодые гроба, Где буквы — кузнечные клещи И каждое слово — скоба...
26 окт.— 16 ноября 1930.
III
Ax, ничего я не вижу, и бедное ухо оглохло, Всех-то цветов мне осталось лишь сурик да хриплая охра.
И почему-то мне начало утро армянское сниться; Думал — возьму посмотрю, как живет в Эривани синица,
Как нагибается булочник, с хлебом играющий в жмурки, Из очага вынимает лавашные влажные шкурки...
Ах, Эривань, Эривань! Иль птица тебя рисовала, Или раскрашивал лев, как дитя, из цветного пенала?
Ах, Эривань, Эривань! Не город — орешек каленый, Улиц твоих большеротых кривые люблю вавилоны.
Я бестолковую жизнь, как мулла свой коран, замусолил, Время свое заморозил и крови горячей не пролил.
Ах, Эривань, Эривань, ничего мне больше не надо, Я не хоч�� твоего замороженного винограда!
21 окт. 1930.
IV
Закутав рот, как влажную розу, Держа в руках осьмигранные соты, Все утро дней на окраине мира Ты простояла, глотая слезы.
И отвернулась со стыдом и скорбью От городов бородатых востока; И вот лежишь на москательном ложе И с тебя снимают посмертную маску.
25 окт. 1930.
V
Руку платком обмотай и в венценосный шиповник, В самую гущу его целлулоидных терний Смело, до хруста, ее погрузи. Добудем розу без ножниц. Но смотри, чтобы он не осыпался сразу — ��озовый мусор — муслин — лепесток соломоновый — И для шербета негодный дичок, не дающий ни масла, ни запаха.
VI
Орущих камней государство — Армения, Армения! Хриплые горы к оружью зовущая — Армения, Армения!
К трубам серебряным Азии вечно летящая — Армения, Армения! Солнца персидские деньги щедро раздаривающая — Армения, Армения!
VII
Не развалины — нет, — но порубка могучего циркульного леса, Якорные пни поваленных дубов звериного и басенного христианства,
Рулоны каменного сукна на капителях, как товар из языческой разграбленной лавки,
Виноградины с голубиное яйцо, завитки бараньих рогов И нахохленные орлы с совиными крыльями, еще не оскверненные Византией.
VIII
Холодно розе в снегу: На Севане снег в три аршина... Вытащил горный рыбак расписные лазурные сани, Сытых форелей усатые морды Несут полицейскую службу На известковом дне.
А в Эривани и в Эчмиадзине Весь воздух выпила огромная гора, Ее бы приманить какой-то окариной Иль дудкой приручить, чтоб таял снег во рту. Снега, снега, снега на рисовой бумаге, Гора плывет к губам. Мне холодно. Я рад...
О порфирные цокая граниты, Спотыкается крестьянская лошадка, Забираясь на лысый цоколь Государственного звонкого камня. А за нею с узелками сыра, Еле дух переводя, бегут курдины, Примирившие дьявола и Бога, Каждому воздавши половину...
24/Х 1930. Тифлис.
X
Какая роскошь в нищенском селенье — Волосяная музыка воды! Что это? пряжа? звук? предупрежденье? Чур-чур меня! Далеко ль до беды! И в лабиринте влажного распева Такая душная стрекочет мгла, Как будто в гости водяная дева К часовщику подземному пришла.
24 ноября 1930. Тифлис.
XI
Я тебя никогда не увижу, Близорукое армянское небо, И уже не взгляну прищурясь На дорожный шатер Арарата, И уже никогда не раскрою В библиотеке авторов гончарных Прекрасной земли пустотелую книгу, По которой учились первые люди.
XII
Лазурь да глина, глина да лазурь, Чего ж тебе еще? Скорей глаза сощурь, Как близорукий шах над перстнем бирюзовым, Над книгой звонких глин, над книжною землей, Над гнойной книгою, над глиной дорогой, Которой мучимся, как музыкой и словом.
16 сент. — 5 ноября 1930 г. Тифлис.
Как люб мне натугой живущий, Столетьем считающий год, Рожающий, спящий, орущий, К земле пригвождённый народ. Твое пограничное ухо — Все звуки ему хороши — Желтуха, желтуха, желтуха В проклятой горчичной глуши.
Октябрь 1930. Тифлис.
***
Не говори никому, Все, что ты видел, забудь — Птицу, старуху, тюрьму Или еще что-нибудь.
Или охватит тебя, Только уста разомкнешь, При наступлении дня Мелкая хвойная дрожь.
Вспомнишь на даче осу, Детский чернильный пенал Или чернику в лесу, Что никогда не сбирал.
***
Октябрь 1930. Тифлис.
Колючая речь араратской долины, Дикая кошка — армянская речь, Хищный язык городов глинобитных, Речь голодающих кирпичей.
А близорукое шахское небо — Слепорожденная бирюза — Все не прочтет пустотелую книгу Черною кровью запекшихся глин.
Октябрь 1930. Тифлис.
***
Дикая кошка — армянская речь — Мучит меня и царапает ухо. Хоть на постели горбатой прилечь: О, лихорадка, о, злая моруха!
Падают вниз с потолка светляки, Ползают мухи по липкой простыне, И маршируют повзводно полки Птиц голенастых по желтой равнине.
Страшен чиновник — лицо как тюфяк, Нету его ни жалчей, ни нелепей, Командированный — мать твою так! — Без подорожной в армянские степи.
Пропадом ты пропади, говорят, Сгинь ты навек, чтоб ни слуху, ни духу, — Старый повытчик, награбив деньжат, Бывший гвардеец, замыв оплеуху.
Грянет ли в двери знакомое: — Ба! Ты ли, дружище, — какая издевка! Долго ль еще нам ходить по гроба, Как по грибы деревенская девка?..
Были мы люди, а стали людьё, И суждено — по какому разряду? — Нам роковое в груди колотье Да эрзерумская кисть винограду.
Ноябрь 1930. Тифлис.
- Осип Мандельштам
3 notes · View notes
boardnroom · 9 months
Text
Tumblr media Tumblr media
2 notes · View notes
whiteturtle1344 · 2 years
Text
***
Я в львиный ров и в крепость погружен И опускаюсь ниже, ниже, ниже Под этих звуков ливень дрожжевой — Сильнее льва, мощнее Пятикнижья.
Как близко, близко твой подходит зов — До заповедей роды и первины — Океанийских низка жемчугов И таитянок кроткие корзины...
Карающего пенья материк, Густого голоса низинами надвинься! Богатых дочерей дикарско-сладкий лик Не стоит твоего — праматери — мизинца.
Неограниченна еще моя пора: И я сопровождал восторг вселенский,: Как вполголосная органная игра Сопровождает голос женский.
                                               Осип Мандельштам
0 notes
lyudmila72 · 2 months
Text
Tumblr media
Вечерами в застывших улицах
От наскучивших мыслей вдали,
Я люблю, как навстречу щурятся
Близорукие фонари.
По деревьям садов заснеженных,
По сугробам сырых дворов
Бродят тени, такие нежные,
Так похожие на воров.
Я уйду в переулки синие,
Чтобы ветер приник к виску,
В синий вечер, на крыши синие,
Я заброшу свою тоску.
Если умерло всё бескрайнее
На обломках забытых слов,
Право, лучше звонки трамвайные
Измельчавших колоколов..
© Роальд Мандельштам
32 notes · View notes
marinakrinicina · 4 months
Text
Tumblr media
Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, -
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная -
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.
Это было над Камой крылатою,
сине-черною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.
Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.
Я родился - доселе не верится -
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.
Свалка памяти: разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное - это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда -
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. "Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся".
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.
Б Рыжий
26 notes · View notes
heghogsblog · 5 months
Text
нежнее нежного
лицо твоё,
белее белого
твоя рука,
от мира целого
ты далека,
и все твое —
от неизбежного.
от неизбежного
твоя печаль,
и пальцы рук
неостывающих,
и тихий звук
неунывающих
речей,
и даль
твоих очей
О. Мандельштам
14 notes · View notes
iskusstvo-kultura · 9 months
Text
Tumblr media
"Привыкают к пчеловоду пчелы...". Анне Ахматовой
1994
Мандельштам Стихи и проза, 1930-1937
0 notes
ningirl · 1 month
Text
за гремучую доблесть грядущих веков,
за высокое племя людей
я лишился и чаши на пире отцов,
и веселья, и чести своей.
мне на плечи кидается век-волкодав,
но не волк я по крови своей,
запихай меня лучше, как шапку, в рукав
жаркой шубы сибирских степей.
чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
ни кровавых костей в колесе,
чтоб сияли всю ночь голубые песцы
мне в своей первобытной красе,
уведи меня в ночь, где течет енисей
и сосна до звезды достает,
потому что не волк я по крови своей
и меня только равный убьет.
осип мандельштам
1931 г.
8 notes · View notes
black-owl · 23 days
Text
Из полутёмной залы, вдруг, Ты выскользнула в лёгкой шали — Мы никому не помешали, Мы не будили спящих слуг…
~
Дано мне тело — что мне делать с ним, Таким единым и таким моим? За радость тихую дышать и жить Кого, скажите, мне благодарить? Я и садовник, я же и цветок, В темнице мира я не одинок. На стекла вечности уже легло Мое дыхание, мое тепло. Запечатлеется на нем узор, Неузнаваемый с недавних пор. Пускай мгновения стекает муть Узора милого не зачеркнуть.
~
В Петербурге мы сойдемся снова, Словно солнце мы похоронили в нем, И блаженное, бессмысленное слово В первый раз произнесем. В черном бархате советской ночи, В бархате всемирной пустоты, Все поют блаженных жен родные очи, Все цветут бессмертные цветы. Дикой кошкой горбится столица, На мосту патруль стоит, Только злой мотор во мгле промчится И кукушкой прокричит. Мне не надо пропуска ночного, Часовых я не боюсь: За блаженное, бессмысленное слово Я в ночи советской помолюсь
— Осип Мандельштам
12 notes · View notes