#тротуар

[pol-ahmeda]

В последнее время проблема безответственных водителей в Петербурге становится все более актуальной. Недавний случай с водителем автобуса №41 лишний раз подтверждает, что дорожная безопасность находится под угрозой. Пассажиры вынуждены переживать каждую поездку, не зная, что ожидать от этих людей. Увлечение сериалами во время управления автобусом - это не только неуважение к пассажирам, но и свидетельство полного равнодушия к своей работе. Народные массы требуют от властей города реализовать меры по борьбе с данной проблемой. Необходимо провести более тщательный отбор водителей, исключить из числа кандидатов лиц с сомнительными свидетельствами и без должного опыта вождения. А также необходимо предоставить возможность пассажирам обращаться с жалобами на безответственных водителей. Ведь только таким образом можно обеспечить безопасность всех участников дорожного движения и предотвратить трагедии, подобные происшествию с выездом на тротуар.

#вождение #безопасность #безответственность #дороги #Петербург #автобус #пассажиры #жалобы #отбор #опыт вождения #транспорт #безопасность дорожного движения #проблемы #городские власти #тротуар #транспортные компании

[sightaftersightafter]

#fraility #texture #pavement #vanity #juncture #line #point #splice #текстура #стык #выветривание #weathering #время #тротуар #Spotify

[kisakk002]

Эстетика у меня сегодня вот такая:

я проехалась до петроградской, вдохнула свежего воздуха центра

видела сегодня в центре что-то типо мексиканского карнавала, я себя просто хочу отхуярить, я очень жалею что в тот момент ехала злая и не достала камеру это заснять, я ехала и думала как-бы быстрее проехать через толпу людей.

Ещё я въехала в пузо какой-то бабульке, которая нихуя вокруг себя не видит, прёт как танк напролом, вот нет того что раздражает меня больше чем пешеходы не смотрящие по сторонам. Велодорожек в центре нет и если ты велосипедист, ебись по этой улице как хочешь, а людям вообще похуй, они идут типо думают что тротуар то похуй можно ходить и не смотреть куда идёшь и что вокруг происходит, у меня очко сгорело по этому поводу, и никто никогда никому не уступает дорогу

завтра иду в цветочный, настроена на крутой день, сходила в ванную с лавандовой бомбочкой ( я тоже подсела на лаванду ), пью коктейльчик с мандариновым ричем и яблочным виски

#мысли в блог #мысли вслух #русский tumblr #русский блог #русский пост #русский тамблер #русский текст #русские блоги #личный блог #русские посты

[waruimis]

Я в шоках, рассказываю...

Я всегда в 9 часов гуляю собаку, мы делаем несколько кругов. Гуляю совсем недалеко от дома, дома стоят прямо возле дороги и тротуар нет. По этой дороге все гуляют собак.

Так вот... Пока мы делали какой-то круг проехала машина (ну старенькая, для нашей местного типичная). Потом во время ещё одного круга опять едет эта машина в противоположную сторону, останавливается, выходит человек. Я думала, что хотят дорогу спросить, ничего необычного, у нас постоянно плутают, но на всякий была готова бежать до дома. Парень окликивает меня и такой: "Мы тут проезжали на машине, ты мне понравилась, решил познакомиться". А у нас один фонарь, как он меня разглядел непонятно. Ну я спросила его возраст (18), и назвала свой (15), он "А извини, до свидания".

Ничего плохого не случилось, но я до сих пор не понимаю чем я смогла понравиться в полу тьме😆 "О какой у неё пуховик в клетку" или "Вот это она скользит со своей миниатюрной собакой". В общем да, смеюсь

#русский tumblr #дневник #русский блог #русский тамблер #русский пост #мысли вслух #личный блог #мои мысли

[ye0ph]

🗨️.

Не отступаю от намеченного графика. Новая неделя - новая история. Чу-чуть пафоса совсем :)

Годы идут, эмоции копятся. Кому угодно потребуется терапия. Подтолкнул финальный диалог, в котором мы не получаем практически никаких ответов и плодим ещё больше вопросов.

Извращённый гедонизм и власть: я всё ещё отчётливо слышу последние слова своих жертв, вкус их крови на языке. Чужие мысли и лица, которые возвращаются и не отпускают, стоит закрыть глаза.

История под спойлером.

anamnesis morbi

Вернуться в Пемброк, небольшой и уютный городок, спустя век было приятно: время здесь текло значительно медленнее, чем в мегаполисах, и позволяло перевести дух, выбыв ненадолго из гонки. Погода оставалась той же, что и сто лет назад, но уже с налётом современных реалий: размеренный стук капель дождя о стекло, рыжие всполохи красного сигнала светофора, отражающегося в лужах и останавливающего редко проезжающие машины. Пахло мокрыми листьями и землёй, которую тонкими ручейками выносит на тротуар. Погружённая во мрак квартира и чашка с заваренным, но нетронутым, кофе, чей аромат дополнял петрикор, дарили чувство уюта и чего-то незыблемого. Белый свет от экрана ноутбука отбрасывал блики на сосредоточенное лицо, играл в небрежно убранных пятернёй волосах и зеркалом отражался в бордовой, почти чёрной радужке.

Вертикальная чёрточка, моргавшая на виртуальном листе, напоминала хвост, которым быстро виляет пёс при виде любимого хозяина.

С чего начать? Экон упёрся лбом в сложенные ладони и выдохнул: простое упражнение, используемое психологами, казалось практически невыполнимой задачей. "Попробуй вести дневник, Джонатан", мило улыбалась коллега из отделения этажом выше, а у него в голове была лишь одна плотоядная мысль, глядя на её шею. "Это должно помочь организовать мысли и созреть до сеанса". Тогда Рид лишь ухмыльнулся, представив себе диалог и то, как девушка вызывает санитаров. В ту секунду он пообещал себе, что такой ерундой точно заниматься не будет и попробует поискать более действенный способ избавиться от груза уныния, приправленного бесконечной тревогой.

И вот он здесь. Сидит, до боли в глазах вглядывается в белый лист, словно тот содержит ответы на все его вопросы, которых с годами становится только больше, а проклятый Мирддин не ответил даже на те, что были заданы в последнюю их встречу.

Ситуация всё больше походила на ту, в которой он оказался, впервые оставшись один на один с пациентом: вы оба неловко молчите. Сбор анамнеза, в сути своей, не сложен, но впервые такое проделать трудно - велик риск упустить важные детали и не задать некоторые вопросы вовремя, что в конечном итоге может привести к нежелательным последствиям. Ухватившись за мысль, мужчина придвинулся ближе к ноутбуку.

Anamnesis morbi*.

Выглядело обнадёживающе. Джонатан почувствовал себя увереннее, ведь преодолел черту, когда не знаешь, с чего начать, но дальше легче не стало. В какой момент мысли должны начать течь свободной рекой? Экон раздражённо цокнул языком и начал писать всё, что придёт в голову первым, агрессивно стуча по клавишам.

"Слишком мало слов, чтобы выразить то, что терзает меня вот уже сотню лет. С одной стороны - я искренне благодарен за то, что ты сделал. Наука и прогресс поражают, столько возможностей для исследований и смелых экспериментов. С другой - я ненавижу тебя, хоть это и слишком пафосно звучит.

Прошло почти полтора века с тех событий, а я помню их, будто всё случилось вчера… Пробуждение в братской могиле, дикий голод, подчиняющий разум и тело. Эпидемия, скали и смерти сестры. Обе от моих собственных рук. Ихоры и Кошмар, что ты назвал нашей матерью. Люби��ая женщина выбрала смерть от огня… Извращённый гедонизм и власть: я всё ещё отчётливо слышу последние слова своих жертв, вкус их крови на языке. Чужие мысли и лица, которые возвращаются и не отпускают, стоит закрыть глаза.

Ты не дал ответов тогда, молчишь и сейчас, уснув, следом за "матерью". Бросил так же, как и родной отец. Только у него была глупая, но на то причина. А у тебя? Его загадки имели больше смысла, чем твои запутанные обороты и метафоры. Слишком тонко, либо я слишком глуп, во что слабо верится.

Ненавижу, но не держу зла. Много работаю, чтобы искупить грех и сотни жертв, отнятых жаждой. Случаи, за которые не берётся ни один другой хирург. "Сотворите чудо, доктор Рид" слышу регулярно от коллег, родственников пациентов и их самих. К сожалению, получается не всегда и тогда я поступаю также, как делала Элизабет, облегчая страдания и не получая насыщения, питаясь безвкусной кровью умирающего. Кладбище за спиной пополняется очередным постояльцем…

Если бы ты или кто-то ещё спросил, скучаю ли по Элизабет, то я бы смутился. Прошло достаточно времени, чтобы отпустить. Она… избрала свой путь. Покой и забвение - это один из лучших подарков, который может преподнести нам вечная жизнь.

Свой я ещё не заслужил."

Чёрточка в конце предложения замерла в ожидании, Джонатану даже показалось, что она перестала так часто моргать, но не был в этом уверен. Груз, который давил и тянул вниз, будто ослабил нажим. Экон с недоверием покосился на крошечный текст. Неужели ��му требовалось так мало? Он не выразил и доли чувств, которые кипели в нём столько лет, но при этом чувствовал себя гораздо лучше.

Захлопнув ноутбук и погрузив комнату в полную темноту, мужчина подошёл к окну, за которым начинался настоящий шторм, срывающий жухлую листву с деревьев и кружащий её в диком танце. Ощущение безосновательной, как ему казалось, лёгкости всё сильнее захватывало, и экон совершенно не знал, что делать.

От размышлений его отвлекло уведомление из мессенджера:

«Джон, привет, нужна твоя помощь в отделении. Гематология, как раз твой профиль и сложный случай. Знаю, что у тебя заслуженный выходной, прости. Заведующий обещает внеочередной отгул». Мазнув взглядом по сообщению, Рид хмыкнул и невольно улыбнулся, обнажив клыки: общение с пациентами и коллегами, азарт от работы, вызовы, которые она порой перед ним ставит… Благодаря этому он ощущает себя живым. Нужным. Почти нормальным человеком.

«Скоро буду», облачко сообщения улетело в чат, а внизу тут же зажглись две галочки. Там, где была отнята одна жизнь, должно быть несколько спасённых.

Не стоит нарушать традиции.

*история настоящего заболевания

#мысли вслух #турумбочка #yeophсочиняет #драббл #yeophэстетика

[dumbassducksaymeow]

«Сентябрь. Ночь. Пустой бульвар.

Романтика из окон хлещет.

А, нет. Заснежный тротуар,

День зимний, лед на ветках блещет.»

Предупреждение, спрашивать о потоке моих мыслей при написании даже самых маленьких стихов - заранее гиблое дело.

На нервах вышел отовсюду, а потом подумал, почему бы не начать свое существование в сети, где нет вообще никого из знакомых? Идея звучит прекрасной ;)

Приемлю любые обращение, имен привык не разглашать, кому нужно, наиболее распространенные прозвища - Утя/Уточка/Кряшка и прочие синонимы, уменьшительно-ласкательные версии и исковерканные словечки.

Ожидается сборная солянка из моей жизни, творчества, переживаний и досуга, не осуждайте.

#мои стихи #русский пост #личный пост #пост знакомство #текстовый пост

[blayccee]

Психотерапия. Часть 1

Давно я готовила этот пост о психотерапии, о дневном стационаре. Получилось очень подробно, поэтому разделю его на несколько частей. Надеюсь, будет познавательно и интересно.

Вот она первая часть, с чего все началось. О самой терапии будет дальше. Что ж, начнем.

Почему я вообще решила обратиться к врачу?

У меня был сильный перекос в состоянии. В июле я была наполнена энергией, в удовольствие работала, проходила обучение, писала книгу. Все было хорошо. Но вот в августе я будто опустилась на дно. Я просыпалась утром, а энергии не было ни на что, мне казалось, что я ее беру у кого-то в долг, чтобы встать с кровати и пойти на работу. Я забросила книгу, у меня не было сил написать ни строчки. Постоянные истерики, я была в слезах 24/7. Если меня слишком накрывало на работе и необходимо было прореветься, то я пряталась в туалете и рыдала там, а потом мне стало все равно, и я плакала прямо на рабочем месте.

И тревога. Невыносимая тревога, которая сжирает тебя, сжирает энергию, поглощает тебя полностью. Ты не можешь расслабиться, не можешь сконцентрироваться ни на чем. Ты пытаешься выплыть, настроить себя на какие-то позитивные мысли, но она тебе не позволяет выбраться. Ты застрял в болоте.

Чтобы вы понимали, тревога абсолютно нормальное чувство, когда она появляется по какому-то поводу и дозированно. Мы все тревожимся, мы все боимся. Это нормально. Но у меня тревога вышла на уровень сто.

Если я на работе совершала ошибку, то мне казалось, что это все. Это конец света. Меня теперь вообще не будут считать за хорошего специалиста, каким я по факту являюсь, меня теперь вообще уволят, такой плохой специалист ни одну работу не найдет, за квартиру платить не смогу, буду жить на улице, собака умрет от голода, я умру от голода, я вообще ужасный человек, мне нельзя ничего доверить. Эти мысли кружатся просто роем. Как бы я их не выписывала (я вела дневник состояний и эмоций и до терапии), у меня ничего не получалось, я не могла из этого выбраться. И я снова в слезах. Из-за невозможности концентрироваться, ошибок становилось больше, напряжение только росло. Однако если я не совершала ошибок, то это не проходило. Сначала появлялась мысль: "Ты сейчас снова накосячишь, ничего нормально сделать не можешь". И все по кругу, что меня уволят, что нельзя мне доверить и что я вообще ничтожество.

Это не проходило на улице, это не проходило даже дома. Я шла по улице и мне казалось, что меня собьет машина. Сейчас случится ДТП, кто-то вылетит на тротуар, и я труп. Если кто-то шел ко мне слишком близко, то я ускоряла шаг или пропускала человека, потому что мне казалось, что у него нож или шокер, и это последние секунды моей жизни. Вдруг он сумасшедший, а сумасшедшей тут была только я.

Дома я проверяла входную дверь несколько раз, что она закрыта. Я была уверена, что ее вскроют. Если соседи копошились в подъезде, то я была уверена, что они подслушивают. Я сидела дома под одеялом тихо, как мышка, потому что думала, если я хоть головой шевельну, то соседи вызовут полицию за лишний шум. Я не доверяла собаке, хотя она у меня умница. Она бежала в коридор на шум, а я ее окликала, потому что думала, что она мне обувь сгрызет или нассыт в нее, хотя она никогда так не делала, она знает свое место. Помыться было целой историей. Я проверяла сначала, что входная дверь закрыта на замок. И я шла в ванну и сначала закрывала дверь, но вдруг появлялась мысль: "Вода будет шуметь. Дверь вскроют, а ты не услышишь. Тебя убьют и собаку убьют". Если я открывала дверь, то сразу мысль: "Собака будет бегать по квартире, нельзя ей доверять, она найдет что-то и сгрызет, она должна быть на виду". И вот я стояла и открывала-закрывала двери. Открывала и закрывала. Открывала и закрывала. Открывала сука и закрывала. Собака на меня смотрела типа: "Ты че мать? Чем ты занимаешься? Что за игра такая, как в нее играть?"

Нет зоны комфорта. Вообще. Никакой. Я лежала под одеялом, смотрела видосы или листала тамблер, но вдруг мысль: "Хочу домой". И начиналось по кругу: "Хочу домой, хочу домой, хочу домой, хочу домой". Но я же дома, ничего не происходит, все в порядке, я под одеялом. Но нет, все равно что-то не так.

И напряжение в теле из-за этой тревоги. Постоянное напряжение. Я шла по улице и скрещивала руки на груди, вся съеживалась будто от холода, но мне было не холодно. Я не могла расслабить плечи, они всегда были подняты. Я всегда ждала удар. Мне казалось, что все на меня нападают, что люди косо смотрят, что они хотят мне зла, что мир и сама жизнь желают мне зла. Я закрывалась, как будто постоянно ждала удара.

Я себя так чувствовала почти весь месяц до приема у врача. Отправной точкой стало, почему я обратилась, когда меня накрыло истерикой, когда я просто чистила картошку. Сука. Это была просто картошка, я хотела жареной картошки. Но меня снова накрыла тревога и постоянные мысли, что я не справляюсь, что даже картошку почистить не в состоянии (а я с ней справлялась), что я бездарная, что книги мои никто не оценит, что ни таланта ничего, да еще и параноик и больная на всю голову, кому такая нужна и так далее. И меня накрыло до той степени, что на какой-то момент я будто отключилась. Я не помню, что происходило. Сначала я очнулась от мыслей, что хочу пульнуть этот нож, которым чистила картошку, в стену, но я испугалась, что он отлетит и попадет в собаку. Мысленно я уже увидела ее с ножом и кровавый пол. Потом я снова будто отключилась и очнулась, когда у меня нож был на запястье сначала поперек, потом снова помутнение, и я очнулась, когда нож уже был вдоль.

Собака стала скулить и прыгать в этот момент. Я подумала: "Мелкая, как она будет без меня, кто ее возьмет". Можно сказать, что она меня вытащила. И повезло, что нож был тупой, он бы ничего не порезал, это не лезвие бритвы. Но я все равно не могла успокоиться. Я рыдала и рыдала. Сжимала руки до синяков, сжимала ноги до синяков, хватала себя за волосы. И мне хотелось бежать. Бежать по всем соседям, стучать во все двери и просить о помощи. Мне стоило невероятных усилий, чтобы это не сделать.

У нас в городе есть психоневрологический диспансер. Раньше это просто была психиатрическая больница, сейчас клиника неврозов. Мне стало настолько страшно за себя и за свою собаку, что я могу причинить вред и себе и ей, что на следующий день я позвонила туда и записалась к психотерапевту. Прием был только недели через три, и я все это время жила вот в этом состоянии и боялась не дожить. Каждый день ��ыл адом на земле.

Я не могла работать, я отменяла все встречи, потому что мне было плохо. Постоянно была в слезах, была в ужасном настроении, постоянно нервная, уставшая, потерявшаяся в этом мире, мне хотелось спрятаться ото всех, хотелось закрыться в своем каком-то коконе. Но даже после приема, когда мне прописали успокоительные, легче мне не стало. Да, тревога нашла выход через сны, мне постоянно снились кошмары, но она все равно не уходила полностью. Просто я стала в тревоге на 100% не только днем, но еще и ночью. Уже в стационаре мне стало чуть-чуть полегче, но об этом расскажу в следующей части.

#русские блоги #русский tumblr #русский язык #русский текст #по русски #психика #помощь психолога #психические расстройства #психиатрия #психология #психическое здоровье #психотерапия #психотерапевт #лечение #состояние #тревожное расстройство #тревога #тревожность

[blake-sherry]

Вчера был очень насыщенный день событиями. (Неделя в целом).

Пришёл мой заказ, сетевой фильтр и ещё парочка usb проводов. Я пошла за ними в магазин. Пока ходила, начался дождь, а я была в своём новом пальто ярко-зелёного цвета. На обратном пути, возле самого дома на остановке, водитель автобуса окатил меня и ещё парочку человек из лужи. Отпрыгнуть не успела, тротуар узкий, а рядом толпа. Моему огорчению не было предела.

Дойдя до дома, решила поменять сетевые фильтры. Не смогла вытащить старый из розетки, выдернула ту из стены. Пришлось ждать дедушку, чтобы он помог со всем этим.

Отодвинуть шкаф пришлось, чтобы удобно было добраться до розетки. Дед, сказал что поменять её надобно. Сделать это сможет через пару дней. Теперь этот шкаф стоит по середине комнаты и так стоять будет ещё пару дней 😅. Без прилючений не могу. (Без электричества он меня не оставил 😅, всё работает, но сказал чтобы туда не лезла).

Пальто на утро высохло, есть немного грязных пятен, но они не очень заметены, надеюсь, химчистка поможет. Обидно будет, если такая красота пропадёт.

#мысли вслух #русский блог #турумбочка

[rheo-tu]

Ни с того ни с сего бросилась помогать чуваку затащить его коляску. Тут как всегда налажали с ремонтом. Сделали пандусы, так, что тротуар реально опускается к дороге. Но - почему-то не до конца: все равно обрывается бордюром высотой сантиметров пять:). На обратном пути домой, вспоминая об этом случае, я вдруг подумала о том, что люди неооценивают эгоизм тех, кто приходит другим на помощь. Ведь так приятно на мгновение ощутить, что человек - в твоей власти. Он преповеряет себя тебе. И потому я, как правило, отказываюсь, когда другие предлагают помощь мне.

#удивительное рядом #размышления #на полях #город

[missanared]

Будьте внимательны: скользкий тротуар убивает культуру речи...

#русский tumblr #русский пост #русский тамблер

[hello-igor-fan]

,,немытые узкие,, узнали что такое тротуар🤣🤣🤣

[overfreeforeverme]

Внезапное напоминание о том, как я, переходя дорогу, помогла затащить санки на высокий тротуар какой-то женщине с ребенком, от друга, который, оказывается!, шёл позади, но не хотел вмешиваться в моё нетоксичное одиночество, потому что прекрасно знает, как я сильно в нём нуждаюсь в последнее время: 👋👋👋 Я, в очередной раз загоняющаяся из-за ��воей злобы и бесполезности: 😳😳😳  мы даже не общаемся с этим человеком... и уже давно не общаемся. 

[benjamiina]

історія

загрузилися в машину їхати по справах, і поки один з "пасажирів" закривав браму, ми припнулись на тротуарі, щоб почекати

я сиділа по правій стороні, тому чудово бачила тротуар через дорогу. там стояв чоловік, а біля нього лежав пес. золотистий ретривер (чи лабрадор, я не знаю як правильно)

лежав не просто, як лежать собаки, коли втомилися, а лежав, як собака якій зле.

ми одразу запитали чи можемо якось допомогти, може потрібна вода, на що чоловік (років 45) відповів, що не треба і пес просто втомився. ми тривожно усміхнулись і почали рушати. але я не зводила очей з пса і того чоловіка. він почав тикати рукою собаці по голові, а та нуль реакції.

ми вже почали помалу проїжджати повз них, і крізь відчинене вікно я бачила, як чоловік все сильніше штурхав пса. а той так і нуль на масу. ми вже достатньо від'їхали, як чоловік впав на коліна і почав нахилятися головою до голови собаки.

під домом дорога вузька, що може проїхати лиш одна машина, плюс односторонній рух. здати назад не могли, бо за нами вже їхала машина, тож вирішили об'їхати все і повернутися. це зайняло трохи часу, бо для цього потрібно зробити досить велику петлю, але ми виїхали раніше, тож встигали. поки повертались, звільнили місце, на випадок, якщо потрібно буде відвезти до ветеринара. у мене навіть почали тремтіти руки.

під'їхали. навколо вже стояло декілька людей, а пес лежав, як лежать пси, які просто лягають відпочити. він лежав весь мокрий та переможно хекав.

ми припаркувались і підійшли. як виявилось, собаці 14 років, і він втратив свідомість, ймовірно від спеки. що не дивно, адже було 11 годин, і сонце пекло дай боже. трохи поговорили та поїхали по справах.

я досі не можу розшифрувати емоції чоловіка, там були і сум і радість одночасно, і ще шось було, цілий набір емоцій, але я так і не розібрала.

а ще декілька днів тому натикнулась на собачку замкнену в машині, також десь біля 12 дня. це божевілля, ніби їй має допомогти ті 3 сантиметра опущеного скла. це знущання.

будь ласка, бережіть себе і своїх менших.

#як жити

[blackhester]

итак

пошла я значит сегодня за шнурками. мои кеды на выпускной шли с радужными, которые не подходят под костюм. заодно решила зайти в сдэк и забрать посылку- подарок географичке. оказалось, что забрать может только покупатель, т.е. мама. но можно где-то там зарегаться и тогда все окей. я вышла, села на лавочку, начала разбираться со всем этим. мама скинула мне свои данные, чтоб я зарегала ее.

выходит из подъезда старая бабушка с тросточкой. знаете, такая старая-старая. садится рядом и просит довести ее до ближайшего магазина. а магазин совсем близко- нужно лишь перейти дорогу и тротуар. я соглашаюсь (ну, мне же не сложно, подумала я)

довела ее до магазина. мы заходим. а это- типичный "магазин у дома-полуларек". она начинает тыкать пальцем в витрину: это, вот это и это. в итоге она взяла беляши, бургер, творог, кефир, одно копченое крыло, холодец. все это время я стояла и держала ее сумку, ожидая, что она полезет в нее за кошельком или попросит меня это сделать. но она начала просто складывать покупки туда. мы с кассиршей переглядываемся. я всем видом стараюсь дать ей понять, что сама не врубаюсь, что происходит. говорю бабушке, что сначала стоит достать кошелек, а то если она положит вещи, будет сложно его достать. но она меня будто не слышит. оказалось, что кошелек у нее дома. я говорю, что нельзя забирать покупки, не заплатив. она говорит девушке у кассы, что принесет деньги (на минуточку, у нее вышло на 494 рубля)

девушка, понятное дело, отказывается. я пытаюсь сказать старушке, что так нельзя. в конечном счете девушка поняла меня, сказала не волноваться, пусть забирает. я довела старушку обратно до лавочки. она развернула бургер и начала есть. я снова попыталась зарегать маму, но ничего не вышло. я сказала старушке, что мне пора домой, но она попросила подождать и довести ее до подъезда (я еще наивно верила, что и правда до подъезда). но я пообещала ей скоро вернуться, а сама пошла в ларек. у меня было только 200 рублей наличкой, а учитывая карты, я смогла бы наскребсти только 460 рублей в общем счете. я извинилась перед кассиршей, сказала что у меня есть только 200 р, которые могу отдать за бабушку. но она сказала не волноваться, и что все в порядке. я попрощалась и вернулась на лавочку.

старушка убрала бургер и достала то крыло, начала есть. а я начала писать ребятам, спрашивать совета. в итоге я попыталась смыться, сказала, что мне правда-правда пора, меня ждут. старушка сказала еще подождать, чтоб я ее довела до дома. в итоге она закончила и мы пошли к подъезду. я сказала, что нужно открыть дверь, спросила квартиру, чтоб позвонить, спросила, есть ли кто дома, хотя уже знала, что дома вряд-ли кто есть. бабушка сказала подождать, пока кто-нибудь выйдет и откроет дверь. но я-то ждать не могла! я позвонила в первую попавшуюся квартиру, наврала, что забыла ключи, нам открыли. в итоге я довела ее до самой квартиры, благо она была у нее открыта и мне не пришлось рыться в чужой сумке в поисках ключей. и я наконец-то с чистой совестью свалила.

но теперь у меня ощущение, что от меня пахнет так же, как в ее квартире. надо бы душ принять

[the-man-who-sleeps]

Вашему вниманию представляется три стихотворения, созданных с помощью нейросети RuGPT3.

***

Слеза мороженого трамвая. Какой чудный август, как поется в песне. Я вспоминаю как однажды я Смотрела, как взрослые, разгневанные, с криками, Пытаются разбить мороженое, И как прохожие в страхе разбегаются в стороны. Ты знаешь, я подумала, что все это, Может, и было, Но я ничего не помню. Танцпол. Бодрит, Вызывает прилив энергии, А ночь — шампанское и медленный яд. Мимо проплывают лица, руки, ресницы. Какая странная ночь.

***

Он танцевал танец на грани, Минуты звенели, и пульс Непроизвольно колотился, Рвались мышцы, терялись шаги. И все вокруг вертелось, кружилось И в танце, в пламени этом Он ощущал, что в нем тоже Кружится музыка и слизь Из чего состоит наша жизнь Он думал, и думал, но мысли и мысли Отрывочными стежками Мотались по небу, Пока не рождался законный вопрос, Который, заж��гшись, сгорал

***

Он был уже далеко, в другом городе, Он шел, опустив голову. Ему слышалась музыка, Гудели автомобили, Что-то шуршало, билось В ветвях проезжающих машин. Что он видел? Осень. Звенела листва. Он падал в глубины города, Сломанный, Со стеклянной скобой в голове. Оплачивал счета за билет. Потом вышел, купил билет обратно. Парк. Там было слишком много людей. Они сидели на лавочках, стояли, Торопливо-торопливо вдыхая осенний воздух. Садовник ронял лопатки, Бросал бумаги на тротуар, Мешал говорить и смеялся. Люди в парке толкались, Спрашивали, что он здесь делает, Ты кто? Он бормотал что-то. Говорил, что Была осень, он шел домой. В груди иногда разгоралась Огоньком музыка. Иногда она повторялась. Однажды она зазвучала, Когда он через сто метров подходил к дому. С ней было легко. Чувствовалось, Как все вокруг было хорошо. Хрустела листво

[drpn]

[часть 55]

По-настоящему зимний вечер глотает Кёнсу в дверях университета в свою темень и, лизнув морозно за ухом вдоль шеи, выплевывает обратно на тротуар под огни забегаловок и магазинов.

Рвануть на скейте до дома Чанёля вряд ли можно считать хорошей идеей, но Кёнсу, подставив лицо ледяному ветру, мчится под плейлист из не самых заунывных песен, обрывая мысли одну за другой.

Наверное, стоило выкурить косяк после столовки, поймать такси и, пряча за пазухой банку пива, догнаться по дороге. Слизать всё это мерзко-кислое, пряное, до красной дуги над губой и заявиться к Чанёлю домой как последний мудак. Предложить что-нибудь пошлое, проматериться, еле ворочая тяжёлым языком, и потом им же слюнявить чужую ширинку.

Ну а чего бы и нет. Не приходить же с опущенной головой, как провинившийся пёс, и забиваться в угол, поскуливая от боли в перебитых долбанутым сердцем ребрах. Не посматривать же влажными глазенками в надежде на протянутую руку, которую однажды непременно снова укусит.

Кёнсу вообще не уверен ни в чем, а в себе — так особенно. Просто в первую очередь.

Остаётся приходить таким, какой есть. С раскрученными до какой-то ерунды мыслями, чтобы, на самом деле, нихрена не знать, что сказать, что сделать и как точно не надо смотреть, на что не стоит надеяться.

Херовое предчувствие застревает на уровне желудка. Эта муть там плещется ведьминым зельем — варевом какого-нибудь Рона Уизли.

Кёнсу забегает в лифт совсем продрогший. Прислоняется затылком к стене, задрав подбородок, лишь бы не видеть свое отражение в сомкнувшихся напротив дверях. В стальной коробке особенно остро чувствуется тоска по свежему ветру, и не надышаться ведь, не вымыть хоть вполовину грязь из мыслей даже этим вычищенным, сдобренным люксовым ароматом воздухом. Вся жизнь в этом облаке, в искусственном флёре благополучия, а глянь чуть вглубь — задохнешься же. Кёнсу тошнит от самого себя.

В квартире Чанёля темнота и тишина. Мнимая стойкость плавится мягким оловом в невидимых руках, и вся придурковатость в переписках с лучшим другом, нагулянная на морозных улицах хрустящая дикость — ломкая — больше не держат форму внутреннего мира, не создают хотя бы видимость этого.

Всё сыпется — беззвучно-звонко в этой страшной тишине.

И совершенно неуместным кажется заявить о своём присутствии, крикнуть так никогда и не произнесенное "Я дома" — прочувствованное каждой клеточкой тела особенно сейчас, когда возможность уже упущена. Глупо теперь, нарочито медленно развязывая шнурки, думать о том, что эта квартира стала домом — куда более реальным, чем тот, в котором живут мать и отец.

Чанёль обнаруживается в гостиной. Сидит на диване в темноте и даже не шевельнется, стоит Кёнсу оказаться на пороге комнаты. В чёрном дверном проёме тот как замаявшийся призрак, потерянный, не нужный ни живым, ни мертвым.

— Я включу свет? — спрашивает охрипшим голосом, разрывая молчание на лоскуты. Внутри оно тоже — все на лоскуты, и Чанёль, совершенно разбитый, оказавшись под расстрелом вспыхнувших ламп, не поднимает головы, щурясь. Он выигрывает пару минут, чтобы, смежив веки, привыкнуть к покалыванию чуть ниже сердца. Знал же — между ними оно как высоковольтным проводом в петли накрутило. Как теперь разрывать? Как выживать потом? Дышать-то вот прямо сейчас — как?!

Гоняй эти мысли хоть сто лет, одно и то же — голову поднять требуется неимоверная сила. Чанёлю кажется, что отдать последнее прямо сейчас не такая уж и плохая идея.

Ведь если отдавать, то, наверное, только ему.

Кёнсу понимает всё без слов, улавливает за долю секунды, прежде чем перехватить скользнувший будто мимо взгляд. Сжавшееся сердце отбивает гулко в висках, долго и оглушающе. Именно поэтому хочется не сказать — выкрикнуть, — чтобы Чанёль ничего не говорил. Но голос пропадает в тяжёлых и больных ударах страха. Кёнсу остаётся немым.

— Я поговорил с отцом, — произносит Чанёль даже как-то небрежно. — Он все уладит.

Конечно, легче выстроить наскоро хотя бы хлипкую стену отчуждения, попытаться отгородиться любым из возможных способов.

— Это всё, — говорит и сам свой голос не слышит за ударами сердца. Встаёт с дивана, будто, выпрямившись, удастся упорядочить и собственные чувства тоже. Слова уж точно получается произнести так, будто из тетрадки строчку читает. — Я мог и по телефону сказать, но подумал, что лучше пусть будет так.

— Ясно. — отвечает Кёнсу, сам удивляясь своему хладнокровию. Он только потом понимает, что это просто в глотку насыпало ледяного крошева, и сначала из-за мороза не понятно, насколько больно задело, а уже потом кроме этой самой боли ничего и не чувствуется больше.

— Очень благородно, не придерешься, — говорит, позволяя себе ухмылку. Она-то и пускает снова бежать по этим вечным виражам агрессии. — Отцу наследников пообещал?

Контролировать это не получается. Защиту пробивает одним лишь взглядом, и снова — осуждающим. Так смотрели на него учителя — обвиняюще, с долей снисходительного сожаления. Это раздражает.

— Даже если пообещал.., — раздражается в ответ и Чанёль. Он не ожидал, что Кёнсу вместо того, чтобы, повесив голову, смотреть в пол, будет буравить его взглядом до самого мозга и стоять напротив, не сгорбив спину, не виновато что-то там мямлить, а дерзить и вести себя так, будто эта самая вина лежит полностью на чужих плечах. Какого черта он вообще такой самоуверенный?!

— Ну да, — усмешкой рвёт Кёнсу недосказанную мысль, — я тебе в этом точно не помощник.

Чанёль думает, что у него за две секунды развились проблемы со слухом. Все звуки, отголоски так и не произнесенных фраз — оправданий, мать его, он же готовил! — сливаются в какой-то шум, барабанящий в висках. "Господи, и я за такое дерьмо..." — летит воспоминанием мысль, и вдруг становится по-настоящему горько. Предупреждал же, этот мудак предупреждал. Двойной обидой бьёт по самым уязвимым местам, и Чанёль на одном выдохе произносит, раскорябав хрипотой горло:

— Тебя жизнь вообще ничему не учит. Как был неблагодарным студентом, так и остался.

— Ну ты-то наученный, — незамедлительно несётся в ответ. Кёнсу вообще как будто не задевает — по черному взгляду, скупому набору эмоций чужие чувства трудно разгадать. Если бы только Чанёль мог знать, что рана там — с кулак — расковырена настолько, что незачем и прикрывать. Остаётся только отгонять брошенные в свой адрес слова, как стервятников от мёртвой туши.

— Научи, — продолжает Кёнсу, пуская в голос яд. — Что я должен был тебе ответить?

Он меняется прямо на глазах. Сбрасывает маску на жалкое мгновение, но этого хватает, чтобы задохнуться рвущимися с языка словами. Нравоучениями, которые Кёнсу всегда ненавидел.

Так и выглядит его душа? Совершенно серьёзно, без оттенков ехидства или чрезмерной грусти. Неожиданно взросло, подбито по углам, с трещиной в вырезанной из монолита сердцевине. Да, ничего ты с этим не сделаешь. Только кромсаешь с боков и сам потом задыхаешься от этой пыли.

— Не надо, — говорит Кёнсу, п��чти непривычно спокойно. — Не бросай меня.

Любитель запрещённых приёмов. Чанёля он застает этим врасплох.

Вот так, сидел тут на диване, придумывал, как будет ссылаться на всевозможные клише: и "дело не в тебе", и просто "нам не стоит быть вместе", хотя бы "мне нужен перерыв, прости". А, в итоге, стоит как не читавший параграф школьник, пытается хоть что-то для пересказа припомнить, но слов не найти. Страх, помноженный на стыд, в общем-то, интересная штука. Чанёль не собирался обвинять, сваливать всю ответственность на кого-то одного, припоминать и обижать, выгораживать себя любыми способами из опасений проиграть в этой бессмысленной борьбе за собственное сердце. Но случайная мысль, допущенная вероятность, что расставание напрасно, набрасывающая петли надежда, что, может, есть шанс все наладить, вдруг пугают не на шутку. Роль того, кто бросает, оказывается просто не по плечу. Ставить точку в совсем не законченном, причинять осознанно боль — наверное, для этого нужно быть в какой-то степени бесстыжим, чтобы теперь не тонуть во взгляде напротив, чувствуя, что совершаешь большую ошибку.

Ещё бы немного — немного этой честной тишины между ними, открытого Кёнсу — без штыков для защиты, — немного времени для того, чтобы Чанёль, оглянувшись, ничего не увидел, кроме своей любви. Но Кёнсу, неверно истолковав чужое молчание, увидев в замешательстве напротив не попытку сдать назад, а перебирание заготовленных ответов, хмыкает вдруг, разрывая с треском последнюю нить:

— Что, мерзковато стало? Подташнивает? — и тянет уголок губ вверх. Совершенный мазохист. — Я тебя предупреждал.

— Ты мне не доверял, — поправляет Чанёль, — это во-первых. А во-вторых, я устал от этих твоих выкрутасов, — признается, вдруг прямо сейчас чётко осознав. — Сколько можно. С тобой по-хорошему, а ты стоишь скалишься. Пытаешься помочь, ты бесишься. Спрашиваешь — отмалчиваешься, а как вину свою признать, так ты кидаешься.

— "Я выбрал тебя таким, какой ты есть", — передразнивает. — Пиздеж на пиздеже. Что, не получилось, да? — слова будто выплевывает. — Думал же, поможешь-подлечишь-справишься? А я тебя об этом просил? Нахера ты мне в душу-то пытался залезть? Чтобы теперь ныть, что измазался?

— Чтобы отношения с тобой построить, придурок ты, — не выдерживает Чанёль. — С тобой, блять, как на войне. Да не должно быть так!

— А как должно быть?! — выкрикивает Кёнсу, поддаваясь чужим повышенным тонам. — Чтобы мне вообще ничего от себя самого не осталось?! Да у тебя проблемы с этим вечным контролированием просто всего: своей жизни, моей! То не так, это! Я же делал все, как ты хотел! Ты со своими лекциями уже затрахал! Самый умный?! Самый правильный?! Про отношения мне лечишь! Ещё скажи, что к отцу плакаться ездил, чтобы эти отношения спасти! За свою жопу же ездил просить!

— Да ты ни дня не работал, чтобы вообще хоть что-то понимать, — зло выговаривает Чанёль, подавляя крик, и этим самым добивается эф��екта гораздо большего, чем просто от ора. — У тебя же ни целей, ни планов на жизнь. Закончишь универ, а дальше что? Будешь жить на деньги родителей и при этом нос воротить?

— Неплохо, Чанёль, — пропускает горький смешок, — ещё немного и заговоришь прям как мой отец.

— А знаешь, что мой говорил? — подхватывает тут же. — Что я сдохну в канаве от СПИДа никому не нужный. Да я жопу рвал, чтобы этого не случилось, чтобы доказать, что он не прав, а, в итоге, сидел и унижался перед ним из-за тебя! Ты думаешь, все это, — широким жестом выбрасывает руки в стороны, — далось мне легко? Что каждый второй в тридцать лет сумел построить такую же карьеру? Ты, что же, — уточняет зло, — думал, что я пожертвую всем ради ебли с тобой?

— Ебли, значит...

— Ты сам ко мне полез! — срывается на крик Чанёль, совсем уж доведенный. Нихрена не понимает же! Не понимает, что пришлось помощи просить у того, кого больше всех ненавидит. Что сожаления — на целый океан налилось; что все слова приходится выдирать из глотки с мясом, кровью; что шаг, после которого он мог его обнять, прижать к себе, сказать, что они это переживут, что как-нибудь научатся справляться, обходить острые углы друг друга, а не стачивать их, пока всё в песок не перетрут, — этот самый шаг остался далеко позади просто потому, что Кёнсу изначально решил столкнуться лбами. Теперь это все не имеет никакого значения.

Самое страшное, что за всем этим вихрем чувств совсем не видно, что делается с ними, как парой фраз обесценивается абсолютно все.

— Ты сам хотел моей любви! — Не унимается Чанёль. Остановиться просто невозможно. — А нахрена она тебе сдалась?! Ты себя-то полюбить не можешь, что говорить о других! Если так оглянуться, что вообще между нами было? Вечные выяснения отношений, ссоры, недопонимания, секреты! Да кроме секса — нихрена же! И я должен был ради этого жертвовать своей работой?

— Пиздец ты фантазер, — недобро смеётся Кёнсу. Это уже нервное. — Все обосрались, один Пак Чанёль хороший. Ну-ну, долбись в глаза дальше.

— Ты охерел так разговаривать со мной?!

— Да! — выдаёт, раскинув руки. — Я охерел!

Он делает шаг вперёд, сам не зная зачем. Внутри уже все страшно клубится, чернеет же — сажа одна.

— Я хотя бы могу признать, что мудак! А ты строишь из себя непонятно кого, как будто тебя кто-то заставлял быть со мной! Да ты сам на себя посмотри! Я не знаю, что делать со своей жизнью? Да! А ты? Ты знаешь, что делать со своей?! Сначала ебёшь парня на своём рабочем столе, а потом ноешь: "Ой как тяжело быть геем". Ну так иди пристройся к бабе какой-нибудь, хули ты мне все это выговариваешь?! Я тебя просил, что ли, члены чужие в руки брать?! Карьера у него, — ухмыляется зло. — Ещё мне что-то про родителей говоришь. Сам живёшь тупо затем, чтобы своему отцу что-то там доказать. Просто пиздец!

— Ну ты ещё ударь меня, психованный, — Чанёля задевает не на шутку. Не осталось больше поводов, чтобы попытаться перевести разговор в хоть сколько-нибудь мирное русло.

— А ты думаешь, не смогу, что ли? — дерзит.

— Да я видел, как ты дерешься, — говорит, усмехнувшись. — Как девчонка.

Кёнсу лыбится в ответ, а расстояние вдруг снова будто само по себе сокращается ещё на два шага. Чанёль это заметил давно — то, как Кёнсу, сжав кулаки, непроизвольно приближается к нему. Заметил и решил на этом отыграться. Не знал только, что Кёнсу ударит по-другому.

— Как девчонка ты резал себе ноги, в тайне надеясь, что однажды все-таки хватит смелости суициднуться.

— Я теперь понял, — произносит Чанёль, вдруг расслабившись (это и стало его ошибкой). — Понял, почему никто и никогда тебя не любил.

Кёнсу бьёт отчаянно. Всю горечь в кулак собирает, всю свою ярость, как обычно, вкладывает в удар, совершенно не думая. Он попадает Чанёлю в лицо, совсем не так, как когда-то случайно залепил ему в родительском доме. Боль, резанувшая челюсть, смешивается со злостью — яркой, будоражащей кровь, — и Чанёль даже не думает вскидывать руку в примирительном жесте. Кулак он выносит снизу вверх, чётко ударив в солнечное сплетение. Послышавшийся тут же хрип, надсадный кашель, отрезвляет на несколько секунд. Кёнсу очень больно — знает, что самое стремное, это потеря дыхания, вслед за которой панической волной окатывает с головы до ног, потому что вздохнуть невозможно, и кажется, будто вот-вот умрёшь. Ощущение сломанных рёбер обжигает страхом. За ним, как обычно, вспыхивает огнём необходимость защититься — ударить в ответ так, чтобы уже никто не встал. О том, что с Чанёлем такое не прокатит, Кёнсу не думает. ��н вообще не различает, кого бьёт.

Удачно оказывается под ногой мелкий журнальный стол. Когда-то они с Чанёлем ели на нем в ночи, делая вынужденный перерыв, чтобы Кёнсу смог на следующий день ходить, а теперь вот летит он под чужие колени, заставляя, споткнувшись, неловко перешагнуть. И это даёт возможность замахнуться снова, коснуться костяшками пальцев скулы, промазав, — Чанёль, развернувшись, бьёт коротко и чётко. Кёнсу сплевывает кровь из разбитой губы прямо на пол. Не сдастся он. Никогда и ни за что. Будет бить мимо, а все равно нападать, цепляться за любую возможность достать — коленом, локтем, лишь бы согнуть пополам, а потом по позвоночнику со всей силы, под дых — чтобы мало не показалось. Не жалеть, не запоминать чужие волосы в своих руках — не получается же, все установки сбоят.

Не отрезвляет и яркая боль в затылке. Чанёль толкает Кёнсу, и тот бьется головой об стену, тащит за собой, схватив пальцами за шею, до треска цепляясь в ворот футболки. В ход идёт все: какая-то бутылка (или ваза?) летит прямо в висок, так страшно звенит, сыпется под ноги остро.

Боль вылетает за все уровни осознания: Кёнсу даже не понимает, почему за шиворотом мокро, почему руки скользят по чужому лицу, и откуда этот страшный хрип, переходящий в тихий скулеж. В голове как будто дымкой заволокло, и в груди собирается тошнотой, растравливает пищевод. Кёнсу кажется, что его сейчас вырвет.

Он не замечает, что Чанёль уже давно не бьёт — жмется, плечами разламывая неуверенную позицию рук, и ладонями под лопатками держит, уводит пальцы на шею замком, почувствовав слабый протест. Он Кёнсу прячет в себя, забывая про боль, игнорируя осколок в стопе и почти слепой глаз, залитый кровью. Шепчет что-то — бессвязно, будто пьяно, чувствуя на губах соленую влагу чужого виска. В самое горло ловит задушенное, трескучее:

— Ненавижу, — неосознанное и оттого самое честное, больное. — Ненавижу тебя.

Это конец.

Чёртова "мексиканская смесь" лежала на дне морозилки целых два года, видимо, только для этого момента. Чтобы теперь, стоя на кухне, закрыть ледяным пакетом половину лица, и, комкая в ладони овощную россыпь, ждать, когда утихнет боль.

Если она вообще способна это сделать.

Чужую боль вот точно не выкинешь из головы, не забудешь, прикрыв устало глаза. На Кёнсу было страшно смотреть, отпускать его в таком состоянии — ещё страшнее, но тот, казалось, совсем не понимал, что ему говорят. И от руки, тронувшей плечо, дернулся так, будто кипятком обварило. Глянул исподлобья совершенно потерянно, не соображая, и, качнувшись, двинулся к двери.

Он даже не обернулся. Просто вышел и всё. Исчез. Позже Чанёль увидел забытый в коридоре скейт.

Надо же, когда-то с него все только начиналось, а теперь стоит одиноко среди дорогих кроссовок, убитый вусмерть, стертый бордюрами с носов. Любимый, что ли? Да какая, на самом деле, разница.

Несчастная пачка со льдом летит на столешницу и, проскользив по гладкой поверхности, врезается в кофемашину. Там что-то бряцает — просто задело металлическую деталь, да и все, но Чанёлю этого хватает, чтобы снова потерять над собой контроль.

Всё летит к чёртовой матери — чайник, забытые тарелки, сковорода. Хлебница, подаренный набор приправ. Страдают дверцы шкафов: оттуда — кубарем посуда. Всё бьется, трещит, громыхает, рушится. Чанёль, схватив стул за спинку, бросает его в тонкую плазму, разбивая экран — с первого, второго, третьего раза — да плевать.

Он и без того сбитые кулаки, изрезанные стопы, ранит новыми ударами, шагами по осколкам. Не может успокоиться даже тогда, когда кухня оказывается полностью разгромлена, и больше нечего ломать.

А слёз всё нет. И крика — тоже.

Он её на этом и построил — свою прекрасную успешную жизнь.