Tumgik
sverterka · 5 years
Text
Псы
Элиас знал, что Паучиха не терпит компромиссов – ужасное качество для политика. А ещё он знал её предпочтения в музыке, еде и сексе [у неё эрогенная точка – мочка уха][преданной собакой прикуси её, чтобы за тем вцепиться в горло с гортанным рыком]. У неё войско таких как он. А у него шрамы – телесные или духовные? – и такой циничный взгляд.  Шульц стоял спереди, пока она переговаривалась с  Грейвзом – у того сальная улыбка победителя, которую не скрыло и напускное дружелюбие и «желание сотрудничать».
Кто-то из Псов окинул его сына вожделенным взглядом, а потом пихнул вбок Элиаса. «Красивый мальчик, да?» -  обжигало ухо. «Заткнись, Нэил, а то я сломаю тебе руку», - панибратство раздражало похлеще глупого официоза и всех этих интриганских игр [ты выше этих бесполезных псин, готовых по одному щелчку пальцев вылизывать её ноги][ ты боец, ты готов вот-вот напасть и разорвать каждого из них][ты жаждешь крови][ потому что выше их][ потому что клыки врезаются в небо, а когти уже рвут ткань перчаток]
- Вы не особо рады встрече, - это первое, что он услышал от Кэйлеба. Но его больше привлек взгляд: упрямый, воинственный, принадлежащий человеку, не желающему сдаваться и точно не упускающему своего.
- А тебя радует перспектива быть оттраханным более чем семью людьми? – [ты по-акульи улыбаешься, показывая клыки][море заполнено грязью, нефтью, отходами – и ты задыхаешься][ голову чуть кружит – от бокала шампанского?][ от жара юношеского тела?][от въедливого взора Паучихи, ухмыляющейся от твоих попыток задеть юнца][она играется][потому что ты её ходячая игрушка: порой для секса, порой для отрывания голов врагов, порой для садистских игрищ]  
- Не больше чем вы, - Кэй не гнушался на ответки, но и задеть особо не старался. Он играл на тонкой грани, предпочитая давать Элиасу чувствовать «победу».
[но победил ли ты?][когда носом в очередной раз пойдет кровь, а в зеркале блеснет янтарем глаз – единственный зрячий – сможешь ли ты сказать: «я выиграл»?][ но кого?][ ты мутант, клинок, затупившийся на поле боя, стрела, что никого уже не поразит – ты бесполезен][ты аморален]
Поэтому когда Кэй достался Элиасу, он хорошенько нагнул его, лицом вдавливая в кровать, кусая загривок и шепча: « привет, принцесса» - [ты запретил себе нежности с мальчишкой][так легче][так проще][так правильнее][он не заслуживает такой грязи как ты и этот мир]. Поэтому после Шульц тонко намекнул – «ключ к спасению в городе, найди его». [ты подарил ему собственный ключ к спасению][потому что когда-то у тебя был такой же дерзкий, боевой взгляд][ а теперь ты ставишься себя выше других псин, лишь потому что твоя преданность ещё не пересиливает инстинкт самосохранения]    
11 notes · View notes
sverterka · 6 years
Text
«Нам»
Уроборос ошейником сожмёт шею,
Волки гоняются за Солнцем и Луной,
Оборотень воет и воет — смею
Подминать твою/мою реальность тобой:
Ключицы вонзятся ножами в пальцы;
Мягкие губы треснут девичьим фарфором;
Стуки сердца, взгляды страдальца —
Карие глаза ударят в голову ромом;
Вздохи-бабочки улетят к лампе,
Поцелуи разольются по венам —
К сливу польется кровь в ванне.
Это твоя/моя исповедь «нам»
«Нам» — двум телам;
«Нам» — двум словам.
Последним словам.
«Прощай, дорогой»
2 notes · View notes
sverterka · 6 years
Text
Мы потерянные дети n-ного века.
Шепотом мертвых губ шершавых стен многоэтажек — за ними не видно ни солнечных лучей, ни будущего, пророчящего светлое и прекрасное.
Яркой листвой деревьев, что непроходимой стеной отгораживают нас от целого мира. Зеленый — ведь естественный и верный; правильный и успокаивающий.
Жаром августа — он полыхает на плечах уродливыми ожогами и волдырями. И прохладой ночи с полной Луной — свет слепит глаза.
Отчаянием молчаливого, сонного «я люблю тебя», «останься со мной» и «ты так прекрасен». Подростковое «Всё или Ничего» мажется по мыслям максимализмом и протестом: мы потерянные дети n-ного века.
Мы потерянные дети заброшек и пьяных поцелуев со вкусом текилы и лайма. На заднем фоне заезжанная пластинка Halsey или Twenty one pilots. Впереди безызвестность и разочарование.
Мы потеряны. Мы разбиты.
1 note · View note
sverterka · 6 years
Text
Слабость
Рома ненавидел чувствовать себя слабым, потерянным и сломленным. Вдвойне же он ненавидел, когда Лис с присущей ему язвительной ухмылкой издевательски произносил: «Тебе помочь?». И больничную палату белоснежную и стерильную до ожогов сетчатки глаз вытерпеть уже не мог. 
Поэтому на этот раз [только этот] ответил: «Да, мне нужна помощь». Язвительный Бог, как самый ловкий и мастерский фокусник, после заветных слов снимет перчатку и излечит.  
2 notes · View notes
sverterka · 6 years
Text
В церкви ( два неудавшихся варианта сцены)
В церкви пахнет смолой и лавандой. Ванна не является исключением. Белый кафель блестит от эфемерного света. Лисий Бог, словно не замечает, что к нему ворвались чужие. Безмятежный и божественно красивый он нежится в ванной.   И, даже когда Елизавета прерывает его покой своими вопросами, тот лишь лениво приоткрывает один глаз. Чёрный Лис знает, что я смотрю на него, ели сдерживая порыв забраться к нему и предаться чему-то богохульному. Только поэтому Блэк делает всё крайне медленно с ленцой – дразнит. А я лишь держу в руках Дьявола, борясь с голодом и собственными эмоциями. И в его голубых, бьющих холодным сиянием разума глазах ясно читается: «Хороший мальчик, хороший мальчик». Только от этого становится жарче. Только от этого хочется плакать и смеяться. Молодец, Рома, ты не только глупый полевой цветок, но и отвратно верная собачка, которой и поводок не нужен – и без него не убежит, не предаст, не укусит.
В церкви пахнет полынью, лавандой и смолой. Наверное, это из-за Филиции – та обожает благовония. А ещё она обожает улыбаться едкой улыбкой Чёрного Лиса. - Его нет сегодня, - Филиция, маленький дьяволёнок в теле девочки-подростка, спокойно продолжит поливать цветы. Она решит, что разговор окончен. Но, заметив, что я не ушёл, полубогиня, сморщив аккуратный носик, спросит – Чего ещё здесь? Я ничего не отвечу и направлюсь в ванную. Девушка попытается остановить меня, но, отмахнувшись от неё, пройду в заветную комнату.  
1 note · View note
sverterka · 6 years
Text
Естественный отбор (вырезанная сцена)
Ручка с��овно бабочка порхает меж её тонких пальцев. Она может убить кого-то этим «безобидным» предметом. При желании всех, присутствующих в  комнате. Но девушка угрюмо вздыхает, снова прокрутив ручку.
- Выживает сильнейший, - учитель взмахивает руками. – Каждому живому существу на нашей планете приходиться приспосабливаться. Иначе он умрет. Но как бы это ни было иронично, все они оказываются в пищевой цепи. В том или ином виде.  
Пищевая цепочка – яркий маркер.
- Вы хотите сказать, что если ты слабый кролик, то твои жалкие попытки приспособиться, в конечном счете, ни к чему не приведут? – Её голос скрежет – все морщатся, кривятся, хватают взглядом чудные персиковые волосы и прячут, плотно сомкнув губы, невысказанное «снова она».
- Я считаю, что здравый фатализм – это прекрасно. – У преподавателя мягкая улыбка; добрые васильковые глаза; сильные руки; грязные мысли. Ручка совершает очередной финт в воздухе. – Он может помочь смириться с некоторыми вещами, пережить плохое. Но во всём нужна мера. Не так ли, Банни?
Она считает, что они никогда и ничего не узнают. Что есть вещи, которые просто нужно сжечь. Она и жжёт – словом.
- Да, вы правы, - ручка маячит туда-сюда гипнотизируя каждого. – Ведь волк тоже, если такова его участь, может оказаться в лапах более могучего и страшного хищника. Или умереть во время охоты, погнавшись не за тем кроликом.
Для них услышанное – бред. Для неё – шифр. Скрытое «помогите». Закодированное от чужих «мне грозит опасность».
1 note · View note
sverterka · 6 years
Text
Оковы
Ты говоришь, что всё окей, а потом не понимаешь: врешь или не разу не лукавишь. Не потому что тебе плохо и ты их оберегаешь.
Просто тебе кажется, что ты ничего не понимаешь в этом мире: ни себя, ни людей. Ты не охватишь за свою жизнь и 5% мира, его многобразия.
Тебе не познать утренний бриз Атлантического океана. Не познать сезон дождей саванны. Не познать жгучий мороз арктической тундры.
Ты закован в тело. Оно ограничитель. Оно оковы — ты ходишь в них. От них не оторваться. Не избавится.
2 notes · View notes
sverterka · 6 years
Text
Кролик и Волк
Искры моего костра приведут тебя сюда
 Копоть, гарь и бушующий пламень на поле битвы. Вечный закат, запах крови и хрупкий девичий силуэт той, что никогда не умела жалеть, той, что придавала вечному огню каждого своего врага. Кролик в крови, но, впрочем, и я, волк, не был чистым на поле импровизированной войны.  
Сколько глупых одноматричных клонов я убил, пока не дошел до кролика-сжигателя? Сто? Двести? Нет, триста самообучаемых клонов, что даже боли не чувствуют. Она, глупый кролик со странными волосами цвета персика,  как-то неловко мне улыбалась и жгла дальше.
Девушка, как позже оказалось Банни (иронично, да?), готовилась к поступлению в специальный отряд, в элиту демонов. У хрупкого кролика, что кусал губы и выдирал волосы, когда нервничал, была хорошая родословная и боевое пламя истинного бойца.
 Банни не любила отступать. Только вперед, только, ломая звезды и судьбы, шла вперед. Глупая крольчиха, в глазах которой бушевало пламя, и электричество раз за разом проносилось разрядами,  не знала слова «нет» и брала всё то, что желала. В том числе и глупого волка.
«Есть преграда – сожги её» - изречение одной глупой крольчихи, которое я запомнил. И я пытался жечь: дурные мысли, взгляды девушки с волосами чудного персикового цвета, слова, что бросала вслед крольчиха и нить, которая уже связала нас.
 Мы легко кружим в танце пламенной мечты, И жар её проникает в сердце моё болью…
 У нас была лишь мечта – взять два билета на поезд и забыть, что мы два могучих демона, которым предначертано править и убивать. Мы были подростками. Мы горели мечтой и зажимались по всем углам, целуясь и жадно шаря руками по телам, что желали изучить. Грозный волк и огненная крольчиха. 
Только вот грозным я не был, а она не была такой уж огненной. Скорее, в ней теплился огонек, что давал тепло, но совершенно не обжигал. И чем больше она плакала, а она плакала, пока никто не видел и никто не слышал, тем больше затухал маленький огонек.
И как бы я не распалял огонь, как бы я не целовал Банни, всё равно мы знали, что завтра огонек станет меньше. Сердце – орган. Сердце – не путеводитель. Ведь так, крольчиха?
 Из-под маски вижу я, злобный демона оскал. "Скорей, поймать меня ты поспеши!" - Он мне говорит…
Я любил от неё сбегать, чтобы девушка меня искала, чтобы закручивала волосы вокруг пальца и резко отрывала локоны, шипя, как змея, чтобы она кричала и ругала, обещала уйти раз и навсегда. Но всегда, всегда, запомни это, крольчиха находила меня, обнимала и говорила:«В следующий раз я камня на камне не оставлю, а тебя сожгу».  
Так же сильно я любил играть в роли. То злой волк, то ревнивый демон, то добрый и чуткий Лео. Потому что с глупой Банни было весело претворяться.
До тебя я рукой дотянуться не могу, И губами нельзя мне коснуться твоих губ…
 И только чем мы старше становились, тем холоднее были поцелуи, чутче прикосновения и мимолетнее томные взгляды глаза в глаза. Чем старше, тем доверительнее, тем по-особому  тепле обнимал крольчиху, расчесывал ей волосы, что так странно блестели в утренних лучах солнца, приносил кружки с чаем зеленым и были, конечно, разговоры до утра ни о чем.  С пустыми разговорами лучше – в них не надо думать о вечном, о высоком. Только ты и слово.
Я даже целовал её по-другому. Бояс��, что раствориться. А она растворялась под вечным повтором. Мы не двигались – у нас была мечта. И мы ей верили.
 Но хотя бы твой голос услышать снова дай…
 И я был готов слушать её голос вечно. А иногда я запирал, безусловно, не без её разрешения  в комнате, чтобы только волк и крольчиха, только касания и слова ни о чем, в которых мы так нуждались. Я ненавидел светлые желтые обои её комнаты. Ненавидел персиковые занавески и цветы, что были в каждом углу.
 Но я обожал опрокидывать её на кровать, чтобы она взвизгивала  от неожиданности и смеялась, как умалишенная от щекотки и нежных поцелуев в мочку уха. Я любил её звонкий голос и грубые угрозы.
Голос звонкий, дерзкий и такой эмоциональный, словно она актриса самого лучшего театра.  И лишь такие честные глаза и смех, в который можно было влюбиться.
 Смело для тебя я пойду по головам, Пусть демоны плачут...
 Я был готов предать целую страну ради Банни. И предал. «Сжег преграду на своем пути». Ушел с престола юный дьявол, ведь, увы и ах, влюбился он в крольчиху.
И Банни лишь крепко обняла меня. Она тоже предала целую страну ради волка, что вовсе не грозный, а самый домашний в мире пес.
 Повстречавшись, мы смысл жизни обрели, И вот теперь, чем угодно жертвовать готовы! Если же мечты эти не осуществить, Нам вместе исчезнуть позволь!
3 notes · View notes
sverterka · 6 years
Text
Телохранитель
Она была хрупкой. Думаю, её хотелось защищать и оберегать, да только меня жутко раздражало её молчание, спокойствие и неуклюжесть. Меня раздражало всё в ней: начиная с каштановых волос, и заканчивая хрупкими пальцами в пластырях.  
Даже когда эта девушка, прирожденный стрелок, спасла мне жизнь дважды, раздражение к ней не исчезло. Я мог сказать, что даже прибавилось. Слишком тихая, слишком хрупкая, слишком спокойная, да, боже, слишком смиренная.
Но одним вечером мне пришлось с ней столкнуться.  
 Вы когда-нибудь думали, что произойдет, если Люцифер пропадет? Ну, вот просто исчезнет дьявол. Конечно, ад – это не организация любителей, поэтому его место займет самый близкий по крови родственник мужского пола или, в крайнем случаи, женского.  
И вот таким родственником стал я. Доктор, лентяй, бездарь и любитель фастфуда. Казалось, властвуй, но не тут, то было. Претендентов море, а подхожу я один. Что делают с конкурентами? Правильно, убивают, даже ушей не оставив.
Девушка-стрелок, явившаяся в мой дом одним пасмурным осенним днем, окутанная шарфом кукла, по-моему мнению, не подходила на роль телохранителя. И даже тот факт, что она самое лучшее, что могли мне предоставить из Специального Отряда по Охране и Порядку, не сильно успокаивал.
 Особенно, когда девушка, проходя через порог, запнулась и упала. Губы её виновато улыбались, а глаза оставались такими же спокойными.
- Ну, что разлеглась? – Нарочно грубо спросил я. Эта девушка меня бесила. – Так ты мне жизнь не спасешь.
- Угу. – Покорная какая.
 Девушка роняла всё. Тарелки, пульты, еду – всё, что попадалось в её руки, падало. Она виновато улыбалась, извинялась, но от этого было мало проку. Беспомощная девушка, у которой с собой пистолет и неограниченный запас патронов, а, и да, ещё очень большой магический потенциал в руках, что не могу ничего удержать – прелесть! 
Один раз, когда она нагибалась поднять карандаш, рукой зацепилась за длинные пряди волос, потянула, и, конечно же, упала. По традиции последовали извинения, виноватая улыбка, а после моего нравоучения, спокойное «Угу».
Молчание было единственным плюсом этого «телохранителя». Казалось, её не интересовало не то, что я делаю, не то зачем, она просто шла рядом и молчала. Иногда, она смотрела на меня в упор, мысленно подсчитывая варианты, и всегда выбирала молчание.  
Всего один раз она спросила меня: « Легко ли стать дьяволом?». Вопрос был идиотским и гениальным одновременно.  Но я лишь спросил её : «Легко ли быть стрелком». Девушка-стрелок недолго думала над своим ответом: «Если защищаешь то, что тебе дорого, то, что ты любишь – проще простого».
 У неё не было имени. Только позывное. Но называть её Ленью, или Скукой не хотелось. Чаще я обращался к ней или «Глупый стрелок», или «Беспомощный стрелок».  Она не обижалась.  Мне казалось, что она вообще не умеет выражать эмоции. Только покорность.
 Я её ненавидел. Не-на-ви-дел. Всю: и каштановые длинные волосы, в которых она постоянно путалась, и спокойные серо-зеленые глаза, и тонкие пальцы рук, что всегда были в пластырях, боже, она их все время резала, царапала, просто ударяла, и хрупкую талию, и аккуратные формы, свойственные скорее девочке-подростку, чем взрослой девушке, и обветренные ровные губы, и белоснежную кожу, и родинку на предплечье. Всю.
Ненавидел молчание, холодные прикосновения рук и успокаивающие поцелуи в щеку, лоб, подбородок, черт возьми, куда угодно, кроме губ.  Казалось, девушка-стрелок понимала меня лучше всех – это раздражало больше всего.
 …Когда она аккуратно обнимала меня. Когда тихо целовала обветренными губами в щеку, хотя это скорее были простые прикосновения губами. Когда её руки запутывались в моих красных волосах, которые она безумно любила. Когда в глазах вспыхивали остатки эмоций. 
Когда девушка тихо-тихо говорила: «Здравствуй, Лео», и быстро добавляла: «Я скучала».  Когда ждала. Когда я знал, что она любит меня настолько же сильно, насколько сильна моя ненависть к ней, девочке с пистолетом и холодными руками.  Это всё раздражало.
 В её глазах полыхал огонь-эмоций в двух случаях: когда девушка всецело отдавала себя мне и когда стрелок внутри неё брал вверх в азарте битвы. И во втором случаи этот блеск, улыбка и громкий хриплый голос выдавал в ней настоящего члена элитного отряда, телохранителя из гвардии Люцифера и лучшего война Ада. 
Только дома, после перестрелок, роняя вазы, ложки, путаясь в ногах, виновато улыбаясь, она снова становилась «Беспомощным стрелком».  
Много времени я наблюдал за ней.  За тем, как она увлеченно смотрит телевизор, с которым девушка впервые столкнулась в моем доме, как дрожат ресницы этой девочки, как ногти, обычно обгрызенные, впиваются в обивку дивана от волнения, как прикусывает губы и сдирает с них кожу, как стрелок шипит и бубнит себе под нос.
 Мелочи, но из них состояла элитная убийца. Неаккуратная, хрупкая, смиренная убийца.
- Эй, Глупый Стрелок, - Иногда, может быть, я перегибал палку. Но говорить с ней мило не получалось.  – Скажи, что любишь меня.
- Я люблю тебя. – Девушка обернулась в мою сторону. Непонимающий серьезный взгляд. Я тоже удивился. Ну, вот, взяла и сказала.
- Ты должна была мне нагрубить или сказать, что  любишь другого. Ну, или что там девушки делают в таких ситуациях. – Обреченно вздохнул. Как так можно. – Но не говорить этого.
- Ты сам попросил. – Стрелок пожала плечами.  У неё всё просто.
- Я тебя ненавижу. – Если бы кто-нибудь посчитал число моих обреченных вздохов, то цифра б�� эта удивляла, и меня бы сразу записали в Книгу рекорда Гиннеса.
Опять пожимает плечами. Слишком спокойная, впрочем, как всегда.  
- Я и не прошу себя любить. – Неожиданно тихо добавляет стрелок.  – Просто дай мне возможность тебя защищать. Этого хватит.
- Тц, делай, что хочешь.
 У неё были холодные руки, губы и такой же холодный разум. У неё было молчание, смирение и спокойные глаза. У неё была любовь ко мне и пистолет. И она умела ждать.  
2 notes · View notes
sverterka · 6 years
Text
- Я всех люблю
И я опять один…
 День близился к своему завершению: тени медленно змеей расползались по улицам, где ветер подбрасывал одинокие фантики и газетные листы, мусор, и кошки, истинные владельцы подвалов, лениво подтягивались, без спешки ища укрытие на ночь.  Зажигались окна многоквартирных домов, одиночки спешили домой, влюбленные наоборот пытались растянуть время перед расставанием. Поток машин уменьшался, а гулкий звук моторов нет.
Некоторые города ночью кипят, бурлят, но этот город засыпал вместе со своими жителями, ведь завтра новый день, новые суетные будни, когда тебе нужно пить кофе, пытаясь не заснуть на ходу. А может завтра у тебя выходной, и ты пролежишь весь день в постели. А, может, завтра ты уедешь.
- Идём.  – Девушка тянет меня за руку. В глазах у неё пляшут черти. В этих глазах всегда что-то плещет: то похоть, то жизнь, разбавленная не одним бокалом спиртного, то загадка, что не отгадает даже легендарный сфинкс, то вот так черти, те самые из глубин ада. И русые, почти рыжие волосы придавали этой девушке какую-то изюминку. «Чертовщинку» - угрюмо думаю я. – Эй, сир Дьявол, я же не зря вытащила вас?
- Я не дьявол. – Но нимфоманка не отстает. Тащит, тащит вперед.  – Я просто замещаю Люцифера,  пока он не найдется. – Девушка и не слушает меня. Волосы свои постоянно поправляет, улыбается, словно школьница на первом свидании, а иногда жмурит глаза, подставляя лицо встречному ветру.
- Ну, ты же теперь наш хозяин? – Она резко останавливается. На фоне заката её силуэт, хрупкая талия, красивые черты лица, чуть пухлые губы, блестящие от последних уходящих лучей солнца, такие ясные карие глаза, в которых успокоились черти – всё это казалось чем-то поистине волшебным.  – Давай это отметим, Лео?
- Хорошо, хорошо.  – Девушка улыбается.
 В клубе душно. В клубе просто жарко. Нимфоманка, черт её побери,  в полумраке клуба со светодиодной музыкой, что задорно появлялась и исчезала, падая на кожу, волосы, одежду девушки, особенно четко выделяя все достоинства девушки во время раскрепощенного танца, словно она пыталась соблазнить совершенно всех, хихикала и говорила о коктейлях, парнях и Люцифере. 
Иногда эта странная девушка закрывала глаза и двигалась, только слушая музыку.  В определенные моменты, то есть когда ей вздумается, нимфоманка опускала свои руки на мои плечи, сокращала расстояние между нами, почти целовала меня, хихикая в губу. И я не знал алкоголь ли причина необычного поведения демоницы, или попытки соблазнить мое бренное тело очень её смешили, но прекращать мне не хотелось.
- Знаешь, а у тебя есть имя? Ну, кроме позывного? – В очередной раз когда она решила сблизиться со мной, я решил бить первым.
- Нет, зови меня Похоть. – Она снова засмеялась, как ненормальная.  Наверное, её смех единственное, что я запомню из этого вечера.
- Тогда называй меня Странным.  – На мгновение поднял демоницу над собой. Она от неожиданности вцепилась в мои плечи, и её лицо смешно исказилось в гримасе удивления. Актриса. Ждала ведь.
 Похоть в свитере с глупым пучком волос, из которого выбилось большое количество рыжеватых прядей, под клетчатым пледом смотрелась не то, что нелепа, скорее не привычно.  И даже тот факт, что я сам привел её к себе, сам выдал все эти вещи и даже приготовил ей чай, не сильно помогал мне сдерживать нарастающий смех. 
Нимфоманка домашняя обыкновенная. Руками не трогать, гадости не говорить, любить, ласкать, ублажать, и, конечно, никогда, не в коем случаи, не изменять.  А что намного лучше домашних кошек и собак. Правда, существо крайне привередливое.
Девушка, не замечая моего замешательства, пила чай, грустно смотрела в окно: на улице опять пошел дождь, будто другой погоды в городе не было. Хотя, нет, ещё мог выпасть снег. Она не сильно вписывалась в понятие «похоть». Да, она любила страсть двух тел,  любила стонать и пошло шутить, но с виду нимфоманка больше была похожа на студентку. Не великая демоница.
- Настроение такое что хочется или напиться чаем до смерти, или смотреть романтичные фильмы, пока плакать не устану. – Похоть не откровенничала, просто она не считала это чем-то личным. Эта девушка вообще не знала слово «личное».
- Не люблю романтические фильмы.  – Сажусь рядом с ней. Она чуть вошкается.  – …Не люблю плакать.
- Знаю. – Может, у неё и холодный голос, зато у неё самые горячие руки и понимающий взгляд. Самый. – Поцелуемся? А то у тебя холодно дома.
…Целую её. Вот лгунья. У нее мягкие податливые губы, чуть сухие, ведь любит облизывать их на ветру. Она просто любит ветер. Потому что сама девушка-ветер.
 Мы стали бывшими, но не были настоящими.
Она исчезла из моей жизни так же, как и появилась. Тихо, помахав напоследок рукой и сладко поцеловав меня в губы. Девушка-ветер спешила. Она не любила долго оставаться и отдавать себя полностью. Нет, нимфоманка могла дать мне лишь тело.
 Сердце никогда. Иногда, она возвращалась, целовала в губы, плакала, а потом придавалась своему любимому делу – похоти первозданной, неистовой, царапая мне спину, стоная во все горло, и громко клянясь в любви. На следующий день она всегда уходила, улыбаясь.
Если бы у нас были совместные фота, я бы их просматривал. Если бы она оставляла каждый раз хотя бы один кусочек своей души или была откровенна со мной, то я бы не сожалел о наших коротких встречах. Я бы заснул навеки с ней, да только нимфоманка не спала долго, спеша куда-то.  У нас есть много «если» и ни одного «сейчас».
Потому что Похоть не могла остаться, но и уйти окончательно не могла: не привыкла себе отказывать в удовольствии.
- Я люблю тебя. – Тихо говорю девушке-ветру, что спешит надеть на себя одежду.  – Но ты любишь всех, кроме…
- Тебя. – Смеется девушка. – Странный, я люблю тебя. Я всех люблю.
 И я опять один
2 notes · View notes
sverterka · 6 years
Text
feelings
Мир великолепен в своём многообразии ощущений, почувствовать которые может человек: мы видим сотни цветов, пляшущих свои дикие танцы света и тени; слышим прекрасные мелодии песен человека и природы.
 Едим волшебнейшие блюда, чей острый вкус «жалится», сладкий «растекается», тая, будто по всему телу, горький да кислый заставляют нас кривить губы, солёный, напоминающий о морском бризе, «щекочет» нёбо. 
Чувствуем мягкость травы, холод металла, неровности узора коры дерева.
Чуем пряный игривый запах специй, благовоний из ладанного дерева, аромат чернил, дразнящий и чарующий в своих зовах прочесть новую книгу.
Живи каждым из них. Живи каждым вздохом, слезой и смешинкой. Живи каждым больно, страшно и прекрасно. Ищи новое в старом, красивое в ужасном, счастье в грусти. Просто живи и ищи.
1 note · View note
sverterka · 6 years
Text
Кукла
Она вся расшита нитками. Красными. Яркими. Иногда мне казалось, что эта девушка с гривой светлых вьющихся волос, похожа на старую заштопанную куклу: одни стяжки и огромные «пуговицы-глаза», грустно озирающие на мир. Только эта кукла очень обожала своего кукловода, только эта кукла всегда крепко держала в своих руках маленький кинжал, только эта кукла любила разрушать.
В ней нет ничего светлого, в ней нет ничего теплого и домашнего. Казалась, она может лишь долго и противно смеяться.
- D-4, можно я ещё раз тебя убью? – Наслаждение. Она наслаждается этим. Мой личный ад снова и снова начинается с этих слов. И яда у меня нет. Но и он не спасёт. – Можно, можно?
1 note · View note
sverterka · 6 years
Text
Ты первый, я последняя.
Окна. Кружки. Теплые носки. Синяя потертая шторка. Мяукающий кот. Тапки с дыркой. Холодный ты. Вишневая я. 
Ночь. Ты холодный. Я другая. Игривая. Чудная. Не здесь. Там. Где облака, где вишня, где мятный чай и табачный дым. 
Блики. Солнце скрыто за тучами. Пачка сигарет. Ручка. Вредный ты. Усталая я. 
Осень. Листья желтые, красные, зеленые. Теплая куртка, потертые старые ботинки и яркий галстук - синий? 
Лето. Черемуха с дерева, ободранные коленки и счастливый ты. Взволнованная я. 
Зима. Вьюга, снег, февраль. Горячий кофе. Горький. Кот. Ты. И я.  Весна. Цветы, открытки и открытое окно. Сонный ты, и забывчивая я.  Привычка. Запах. Цвет. Ты привычка. Я давно не здорова. Больна привычкой. 
Синий галстук, горький кофе, вишня на столе. Ты последний, я первая. Наоборот. Ты первый, я последняя. 
Кружка, чай, улыбка. Ты моя болезнь. Ты моя простуда. Я твоя никто. Я твоя последняя остановка. Твоя.
1 note · View note
sverterka · 6 years
Text
Твоя
Только ты, я и пара нелепых прикосновений. Только нежный ты. Только мятежная я. Пара без имен, без праздников, без дат, без слов. Никотин, рваные касания, поцелуи и укусы - только ты мой. А я твоя. Мне страшно. Мне неловко. Без слов, без вздохов и стонов. Руками прикасаться, взглядами сжигать и поцелуями дышать. Утром, вечером, ночью. Всегда. Рвано, осторожно и совсем не больно, не так, как в глупых книжках. Потому что ни комедия, ни драма. Жизнь. Глухая, побитая и слепая старушка-жизнь. И я твоя. До кончиков пальцев. До глупого смеха. До слез в понедельник. До дурацких оправданий. 
Твоя. Немая. Пустая. Смешная. 
Твоя.
1 note · View note
sverterka · 6 years
Text
Дом ведьмы
Дом ведьмы напоминает старый сундук с барахлом. Всюду стоят стопки старых газет, грязные кружки занимают половину журнального столика, да собственно и пола. Черная матовая занавеска полностью закрывает окно, создавая темень в помещении, и девушка изредка вслушивается в звук тиканья часов, в капанье воды в маленьком фонтанчике, что зарос водорослями, Глю может поклясться, но он ещё и жутко пахнет. А где-то в углу горят огоньки хищных кошачьих глаз.
- Ну, зачем пришла? – Ведьма, которая представилась именем Мария, на вид напоминающая скорее хитрую и опытную девушку по вызову, ловко поджигает сигарету. Глю чувствует запах ментола и сладких духов – дешевых сладких духов, которыми, по мнению гостьи, можно пытать людей. Девушке казалось, что мир сдвинулся. Раз и навсегда. – Говори, а то моё время стоит дорого.
3 notes · View notes
sverterka · 6 years
Text
Bullet
Молчание было единственным плюсом этого «телохранителя». Казалось, её не интересовало не то, что я делаю, не то зачем, она просто шла рядом и молчала. Иногда, она смотрела на меня в упор, мысленно подсчитывая варианты, и всегда выбирала молчание. Всего один раз она спросила меня: « Легко ли стать дьяволом?». Вопрос был идиотским и гениальным одновременно. Но я лишь спросил её : «Легко ли быть стрелком». Девушка-стрелок недолго думала над своим ответом: «Если защищаешь то, что тебе дорого, то, что ты любишь – проще простого».
3 notes · View notes
sverterka · 6 years
Text
Voice
Голос у Элис был, как спокойное море. Да-да, вы можете мне не верить или даже назвать меня романтичной лгуньей, что видит звезды – искрами, а снег – балеринами, но я никогда не устану говорить о голосе подобном морю. Стоило ещё отметить, что оно всегда спокойное: никаких злых «штормовых» интонаций, никаких упреков-волн громадных, никаких сбивчивых торопливых слов, что словно чайки над водной гладью беснуются. Только спокойствие, что окутывает тебя с первой фразы.
3 notes · View notes