captaingerasimchuk

[captaingerasimchuk]

Когда-то я общалась с одним мальчиком.

Хотя нет, не так. Начну с дисклеймера.

Обычно у меня в бложике много метафор, нагромождение чего-то околохудожественного и чувственного. Но сегодня всё мимо, потому что есть пару мыслей-мыслишек, которые надо куда-то выбросить, чтоб в голове не мешались. 

Ну так вот, когда-то я общалась с одним мальчиком. Мы сидели у него в квартире, на диване валялись мягкие пледы из икеи, а за окном переливался огнями самый центр Харькова. Разговор с мальчиком клеился туговато, и я отчаянно пыталась понять, почему так. Он был вполне симпатичным и очень высоким. От него пахло хорошими духами, такими, с примесью полевых цветов. Мальчик носил очки в тонкой оправе и они безумно ему шли.  Наверное, он тоже почувствовал неловкость и предложил выпить. Я согласилась. Мальчик потянулся к мини-бару. И тогда я поняла.

Он достал бутылку вина. Легко открыл и оставил подышать. В шутку спросила, какого года урожай и чувствуются ли нотки корицы.  У мальчика были длинные пальцы, черная худи, стильные стрит-фото в инстаграме и густая щетина. Он знал всё про урожаи. Не так много, чтоб называть себя сомелье, но больше, чем все мои друзья вместе взятые. И нотки корицы для него не чувствовались. Чувствовался гранат. Это же армянское вино.

Я слушала и кивала. Мальчик правда был симпатичным. Спросил, какое вино я люблю. А я пару недель назад тайком стащила у соседки из-под кровати бутылку сливового микадо за 50 гривен. Мы с Настей выпили её под песни Макса Коржа. Потом накрасили губы ярко-красным и поехали куда-то ночью на такси. Мне было очень весело. Записала три смешных видео, долго танцевала и до сих пор не успела купить бутылку, чтоб незаметно подменить, пока соседка не вернулась. 

Мальчик налил своё армянское вино в свои стеклянные бокалы. Он смотрел серьезные фильмы, разбирался в крепком алкоголе, писал рассказы о чём-то философском и читал мне их, пока мы лежали полуголыми. Я смотрела на него, обнимала, водила кончиками пальцев по спине. Мы были абсолютно разными.

Я назвала это теорией вина. 

Как бы сильно тебе не нравился человек, но если вы не пьете одинаковое вино - вы не сойдетесь. Не будет щелчка. Искры, как написали бы в девчачьем романе. Не расскажу я ему с восторгом, как ночью купалась в одежде, спонтанно ездила в другой город на дешевой старой электричке, принимала душ на заправке в Будапеште и сорвала голос на рэп-концерте.

А он мне не расскажет о своем любимом стейке прожарки медиум, потому что я не разбираюсь в прожарках. И мясо не люблю. И не люблю, когда на меня снисходительно смотрят. 

Я не верю в сказку про золушку из маленького города в Луганской области и богатого принца. Я верю в теорию вина, мать её.

Пока еще ни разу не подводила. 

#по-русски #текст #русский текст #блогер #блогосфера #на русском #вино #истории #разное #о разном

[captaingerasimchuk]

вылезать из ракушки

Марина смеется и морщит нос.

- Так и знала. И кто из них тебе нравился?

В бокалах пузырится золотисто-зеленый сидр. Последний треугольник пиццы, столик возле входа, бумажка с номером бармена.

Я занимаю ей деньги на сигареты, рассказываю о новой татуировке, а она о том, что возможно в понедельник вылетит из универа. У нас разные глаза, цвет волос и абсолютно разный характер. Марина звонит мне ночью и рыдает после ссоры с парнем. Я рассказываю ей о своих свиданиях через тиндер и объясняю, почему буду голосовать на выборах. 

Мне скоро пойдет третий десяток, а я только-только учусь открываться людям. Хотя бы самым родным.

Заказываю еще по 0,5. Спрашивает, из-за чего мы расстались с первым мальчиком в моей жизни. Рассказываю. Просто и честно. Пришлось разъехаться за сотни километров и прожить два года в разных городах, чтоб перестать бояться залезть в чужую душу. Не залезть даже. Так, приоткрыть дверь, тихонько постучаться. 

Официанты в голубых футболках, маленькие аромасвечи на столах, сидим уже третий час. Не скрываю пароль от айфона. Признаюсь, что чувствовала себя героиней какого-то сериала. Понимаем, маме знать не обязательно. Оплачиваю счет. Выходим покурить. 

- Что там твой бармен?

Целую на прощание в щеку. Потом целую еще раз. На детских фотографиях мы безумно похожи. Иногда хочу быть немного похожей на неё и сейчас. И столько всего объяснить. И чтоб она была похожей на меня. 

У нас в семье не принято было разговаривать о чувствах. Моя ракушка со мной дольше, чем я себя помню. Пытаюсь вылезать. Радуюсь, если получается хоть немного.

[captaingerasimchuk]

о принятии

Мне 16 и мне тесно в своём теле. Я запакована в проблемную кожу, как в пластиковый пакет. Хочется её скинуть, смыть горячей водой, содрать короткими ногтями. Мои острые, широкие, неуклюжие плечи кажутся мне решеткой тюрьмы, из которой не выбраться. Я никогда не пою, потому что ненавижу звук своего голоса. Даже в душе. Даже тихонько. Мне 16 и я уверена, что на групповых фотографиях получаюсь хуже всех. Делаю селфи только “рабочей” стороной к камере. Стесняюсь красить брови, потому что кто-то невзначай бросил, что мне это не идёт. Я запрещаю себе есть сдобную выпечку, весить больше 50 килограмм и улыбаться так, чтоб было видно мои неровные зубы. Занимаюсь спортом, потому что надо. Мне 16, я постоянно оглядываюсь на кого-то, пытаюсь подражать кому-то, хочу понравиться. Не могу придумать, за что меня можно любить. Мне 19 и я гуляю по улицам Мюнхена. В мятой футболке на голое тело, в сером дождевике, с большим рюкзаком за спиной. Не накрашенная. Промокшая. Легкая. Довольная. Шучу глупые шутки. Не расстроюсь, если над ними не будут смеяться. Улыбаюсь в ответ на дружеский флирт. Улыбаюсь во все свои кривые тридцать два. Пью пиво. Немного сутулюсь. Танцую в парке и зову всех танцевать вместе со мной. Пою даже тогда, когда не играет музыка. Чертовски фальшиво. Мне 19 и у меня мешки под глазами. Мне 19 и я корчу гримасы на фотографиях. И крашу губы, потому что мне нравится. И снимаю кучу глупых видео. И говорю на отвратительном, ломаном английском. Мне 19 и я знаю все свои недостатки. Мне  19, я знаю все свои недостатки и говорю о них. Громко, вслух, добавляя в конце “да, ну и что?”. Мне 19 и я наконец-то люблю себя. Не могу придумать, за что себя можно не любить.

[captaingerasimchuk]

Если я когда-нибудь решусь написать книгу, она будет о НАС. О нас в Будапеште. Как ходила, запрокинув голову, и не могла поверить. Как подсвечивался ночью парламент, а над ним - движущиеся точки белых птиц. Как шли по мосту и он вибрировал от тяжести проезжающих трамваев. О турецких лепешках, таких острых, что приходилось запивать розовым вином, большими, жадными глотками. О словаках, которых мы научили сидеть “на кортанах” и о танцах на парковке. О нас в Альпах. Было прохладно, свежо и свободно. Сорвала папоротник и увезла с собой в кармашке бордового рюкзака. Забрели в жилой район, фотографировали больших лохматых пс��в и представляли, что живем тут. Под ногами скри��ел гравий, на плечах болтался худи, шея немного болела после ночного переезда. Пропускала горный воздух сквозь себя. Любовались пряничными домиками. Молчали. О нас в Зальцбурге. О моментах, которые невозможно забыть и невозможно вспомнить. О домашних блинчиках. О том, как танцевали, что-то говорили, куда-то шли. Как исполнила свою давнюю мечту, но об этом узнала только на утро. О нас в Мюнхене. Смеялись так, что сложно было дышать. На одну треть состояли из пива. На две трети - из горячего счастья. О вареных колбасках и прецелях. О том, как снова танцевали. Уже в парке. Под колонку, с бутылками в руках, под пристальным взглядом какого-то старичка. Об одинаковых квадратных, абсолютно симметричных домах. О шпилях старых соборов, которые разрывали тяжелые облака, и сквозь эти прорехи на нас сыпался мелкий дождь. О нас в Вене. Старинной, респектабельной, пышной. О том, как не попали в оперу. О том, как напились белого вина и попали на джазовый концерт. Как лежали на мраморных ступеньках какого-то замка. Говорили о важном. Говорили о важных. О белом бусике Убера. О молодой волчице. “Я никогда не...” Заснуть в одной комнате отеля. О нас. Молодых, практически незнакомых, близких. Веселых. Сонных. Немного раздраженных с утра. Немного пьяных. Постоянно. О нас на фотографиях. О нас - толпой по улицам, толпой в тавернах. Маленькой компанией в хостеле Ужгорода. О нас, с глупыми шутками, серьезными разговорами и размытыми планами. О  Н А С.  

[captaingerasimchuk]

Абрикосы маленькими огненными метеорами ударяются о подоконник. На завтрак домашний творог с домашней клубникой. Рассветы чистые и прохладные, как капли на графине с водой, а закаты таких невероятных оттенков, что начинаешь понимать, где фантасты искали вдохновение для рассказов о Марсе.  Шлёпаю в маминых сланцах. Недавно танцевала так, что отклеилась подошва туфлей. Через всю спину - белые полосы от купальника, я не была такой загорелой с 2012. Комары покусали щеку и локоть.  Я бегаю по вечерам и три раза переплываю нашу речку. От берега до берега. Вода тяжелого зеленого цвета, как бутылочное стекло. Пытаюсь говорить на английском. Пью чай с пионами и читаю Юхана Боргена (рекомендую, кстати, и то, и другое).  Солнце разбивается об эмаль старых синих ведер, в которые мы с мамой собираем огурцы. Ужинаю на свежем воздухе. Под ногами скрипит гравий, мел и песок. Я снова замечаю на носу маленькие веснушки.  Лето 2017 - звон стаканов, красная помада и возвращаться домой под утро. Лето 2018 - роса на ногах, томик Достоевского из домашней библиотеки и научиться печь пироги. Жарю кабачковые оладьи и пританцовываю под Чайковского. Купила маленькую укулеле. Поддержанную, чью-то, как всегда хотела. Парень из объявления сказал, что с ней было связанно много солнечных моментов и пожелал столько же солнца и энергии земли мне. Пожелала ему того же. Наверное, это вообще лучшее, что можно пожелать летом.  Сижу на качелях в грозу. Лепим пельмени, и Настя бросается в меня мукой. Хожу на пляж вдоль наших холмов, по тонким тропинкам между полевых цветов и впитываю в себя эту силу. Раскаленную, пахнущую кострами и солью. Действительно, энергия земли. Понимаю, что такой, наверное, больше нигде не почувствую.  Если искать себя, то не в горах, и не у буддистских монахов. Искать себя дома.

[captaingerasimchuk]

Впервые за полгода касаться клавиатуры равно замешательство. Вспоминаю вечер, бетонные ступеньки и “почему ты больше не пишешь?”
Пишу. Пытаюсь. 
Июньская ночь отбрасывает на пустой стадион рваные тени тополей. Тополи тянутся кверху, пробивают небо, хотят достать ещё выше. У меня в руках жестянка с базиликовым сидром. Кроссовки белые, волосы в хвост, на предплечье бордовые гранаты. Сидр холодный, ветер теплый, по ногам бегут мурашки. Горизонт в городе похож на кардиограмму. Пять этажей. Три. Восемь. Снова пять. В окнах горит свет. За окнами кто-то готовит ужин, слушает новый альбом Монеточки, развешивает на балконе футболки, курит что-то крепкое, читает газету. Мы сидим на ступеньках и говорим о важном. У меня послезавтра последний экзамен, а сегодня - полбанки базиликового. Я выучу, сдам, успею. Сейчас не до этого. Во мне плещется теплое спокойствие и желание не упустить лето. Подпираю кулаком подбородок. Незнакомые спальные кварталы пахнут речкой. На ногтях черный лак, я решила больше не пользоваться косметикой и много читать. 
Стать линзой. Собирать мир вокруг, поглощать впечатления, пропускать сквозь себя и горячим лучом оставлять на бумаге. 
Если ты будешь рисовать, я буду пытаться тоже.

[captaingerasimchuk]

У нас пятый день новоселье. На плите закипает пузатый красный чайник. Завариваю кофе. Раздвигаю плотные коричневые шторы. Свет утреннего солнца расползается по маленькой кухне, по горам немытой посуды в раковине, по надкушенным козинакам и пустым пластиковым бутылкам. Возле плиты - яичная скорлупа, пачки из-под печенья Орео и два зарядных марки эппл. Тяну за ручку и широко распахиваю окно. Меня обдает холодным октябрьским воздухом с примесью выхлопных газов, увядающих листьев и мокрого асфальта. Изо рта вырывается немного пара, над чашкой тоже пар,над тротуарами и скамейками - туман. Кажется, что в этом тумане, как в тягучей сметане, теряются звуки, и долетают с каким-то опозданием, с задержкой. Словно смотришь фильм с разсинхроном картинки. Сначала вижу, а только потом слышу, как за окном гремят трамваи. Красные жуки с рожками и рекламой на обшарпанных боках  убаюкивают мужчин и женщин с серьезными усталыми лицами. На фоне серого нависшего неба торчат многоэтажки другого оттенка серости. Перед ними - масляно-желтые жигули. Три одинаковых вряд, как будто “контрл цэ, контрл вэ”. В глубине квартиры скрипит двухспальный диван. На кухню заходит Марина. В махровом розовом халате, яркое пятно с растрепанными после сна волосами и шморгающим носом. Доливает себе кипятка и садится рядом. У нас пятый день новоселье. У нас по кругу играют песни ЛСП и что-то новое Оксимирона. Меня в лицо узнают в соседнем магазинчике сидра и уже даже не спрашивают паспорт. Стеклянная пепельница переполнена до краёв и похожа на раздраженного дикобраза с запахом ментола. Я не курю, но всё равно насквозь пропиталась табаком Парламента. Кофе сладкий. Стол завален крошками и фантиками. От всего этого отдает какой-то богемностью. Легкостью. Молодостью. Свободой. Пофигизмом. Эстетика одноразовых стаканчиков и грубо нарезанной колбасы. Мы молчим, чтоб не разбудить Катю. Почему-то вспоминаю, как мы с ней ночью сидели на ступеньках чьей-то школы. «Понимаешь, Кристина, бывают такие дни, когда всё валится из рук. Не получается, не срастается. Тогда надо просто поднять голову, и сказать “боги, можно я побуду слабой? Всего один день, а потом снова начну вкалывать. Ну пожалуйста”. И тебе скажут, “можно”, потому что все должны иногда отдыхать. По-своему.» Касаюсь пальцем экрана телефона, и на фоне гор вспыхивают белые цифры. Я проспала пары. Лекцию по гражданскому праву. Я послала к черту правильное питание и спортзал два раза в неделю. Я ем песочное печенье из АТБ, а позавчера сама съела целую пиццу. У Кати синяк над глазом.  Забыла, что должна дважды в день пить таблетки. Мы снимаем видео, пересматриваем, смеемся и снова пересматриваем. Пьем сидр в кровати. Обсуждаем одних и тех же людей. У нас пятый день новоселье. У нас слишком много накопилось. Мы отдыхаем.

По-своему.

[captaingerasimchuk]

Мир - оголенный провод. Я чувствую его остро, резко, беспрерывно. Бетонные трибуны нагреты за день и сейчас возвращают тепло моим голым ногам в коротких серых шортах. Мы едим мидии пластиковыми вилками. Мы планируем абсолютно безумную поездку в Киев “за курицей из KFC и татуировкой”. Всей выпитой нами за лето колы хватило бы, чтоб наполнить бассейн. Солнце на закате - золотой раскаленный шар, а небо - разлитый персиковый йогурт. У меня в руках первая в этом году дыня и острый нож. Нож с хрустом входит в желтый плод. Сок течет по рукам до локтей, я вытираю его тыльной стороной ладони, а ладони - прямо об шорты. Мякоть немного кисловатая, а по шкурке плетутся неровные борозды распаханного поля. Мне тепло. Солнце наполняет меня, переливается за края кожи и маслянисто растекае��ся легким загаром по светлым плечам. Мы обсуждаем бывших учителей и планы на завтра. У нас за спиной старая школа. Четыре этажа крепостью защищают воспоминания о детстве и прикрывают от ветра. Нам почти 18. Вот прям почти-почти, пару дней осталось. На кирпичных стенах надписи баллончиком. “10-А неповторимый” Мы после себя ничего не оставили. Не закрасили ни одного камушка. Не жалеем. Стадион медленно пустеет. Остается только моя девочка, добегает пятый круг, тяжело дышит. Мы собираем в пакет пустые бутылки и лоточки из-под овощей. По ногам льется прохладный туман. Еще придем сюда.

[captaingerasimchuk]

Дветыщесемнадцатому

Мы тоже такими были. Белые банты, красные ленты через плечо и охапки пионов в немного потных от волнения ладошках. Проходили парами по школьному двору, звенели колокольчиками, подбадривающе улыбались друг-другу.  Танцевали с каким-то особым надрывом, пели гимн с каким-то надрывом, и клянусь, он никогда не казался мне более торжественным и внушительным, чем в те минуты. Возможно, впервые внимательно слушали речь директора и завучей. И точно в последний. Знали, куда хотим поступать. Не все.  Плакали и обнимали классного руководителя. Все.  Отпускали шарики, и гелий поднимал наши сокровенные до самого безоблачного неба. Всем синоптикам назло. Предвкушали выпускной, знали результаты первых экзаменов.  Фотографировались на фронталки чьих-то телефонов. Фотографировались с мамами и папами. Фотографировались на ступеньках нашей родной, ловили на себе то завистливые, то немного грустные взгляды.  Шли по главной улице огромной толпой, сплошным потоком рубашек и фартуков.  Ели мороженое, вытирали щеки от потекшей туши. Снимали коротенькие видео. Не верили, что всё это происходит именно с нами.  Махали знакомым, горланили любимые песни, свистели. Выпускники шестнадцатого.

[captaingerasimchuk]

Город N пахнет весной, речкой и пылью.

Тут огромные звезды и огромные комары. Дома жмутся друг к другу и к земле, на каждом пороге - бродячие собаки или довольные пушистые коты. Пустые огороды и шумные “пятачки” возле магазинов. Из пяти фонарей дай бог горит один. Закат нежно-лиловый, такого ни один фильтр не передаст. В  Городе N не хочется делать селфи для инстаграма, пить фрапучино или пользоваться хайлайтером. Хочется ходить в стоптаных белых кедах, смотреть на сирень, есть дешевый пломбир, слушать “Улицу сталеваров” и спать с открытым окном. Встречать знакомых в магазинах. Сидеть на старых железобетонных плитах. Пить из пластиковых стаканчиков. За нас. За встречу. За школу.

Обсуждать бывших одноклассников. Высаживать с мамой помидоры. Дремать на качели. Весь день валяться в кровати. Возвращаться домой далеко за полночь. Идти по центральной дороге хоть с закрытыми глазами, потому что вокруг ни души. Чувствовать, что ноги мерзнут в тонких кроссовках. Чувствовать, что над головой пролетают звезды, а где-то слева Большая Медведица указывает ковшом прямо в сторону твоего дома. Чувствовать город N. Резонировать с ним на одной частоте. Любить его за все крохотные “а помнишь когда-то”. Надеяться на новые. Быть семнадцатилетней, свободной и немного пьяной.

[captaingerasimchuk]

Рассветы в городе грязно-бурые. Как старая кирпичная стена, стоптанные ботинки, застиранный махровый халат. А еще - неоновые. Неон лихорадочно вспыхивает, отражается в мелких лужах, окружает меня со всех сторон. Предлагает купить золото, зайти в аптеку, поменять валюту . Конечно же, утром. Но до утра еще дотянуть бы. Особенно когда в кармане только две смятые гривны, матовая помада и отчаянно требующий подзарядки телефон цвета голд. И руки: озябшие, с черным лаком на коротких ногтях. Если рассказывать об этом дне - то не о коктейлях, громких басах и слишком веселом ведущем. Если рассказывать - то о закрытых магазинах, пустой улице и компании, которая горланила песни Шнура возле круглосуточного ларька с пиццей. Вот это, знаете, “впитерепить”. А еще о том, как дождь мелкими иголками цеплялся за лицо. О мак-драйве. Латте за счет незнакомых парней и маленькой вафельке в придачу. И опять о неоне, желтом. О том, как ждала возле дверей метро, куталась в серое пончо, растирала замерзшие руки. На лестнице сидел мужчина маргинального вида. Буравил взглядом красную надпись “вход”. Иногда кашлял. А еще о том, как в 5:30 одновременно зажглись все лампочки. И о гуле просыпающегося эскалатора . И о том, как мои шаги звонким эхом отбивались от холодных каменных стен. О том, как сидела в пустом первом вагоне самого первого поезда, и чувствовала себя крохотной и абсолютно чужой.

[captaingerasimchuk]

дякуууююю за пост українською:3 но все равно вопрос, почему вдруг решила?

все дело в удивительных людях и удивительном шансе:)я всегда довольно скептически относилась к идее “учителя писательства”, но... в Харькове открыли “школу начинающего писателя”, и, наверное, то, что меня приняли - это тот самый толчок, который мне был так нужен. я предвкушаю, что придется писать много, писать на украинском, которым в жизни вообще не пользуюсь, писать как можно лучше, потому что это увидят настоящие критики и литераторы. и от осознания этого всего у меня просто детский восторг:)так что, я сейчас довольно потираю ручки и готовлюсь начинать думать на другом языке:D 

[captaingerasimchuk]

Це був справді кінець.

Ромка не знав куди діти руки, тому просто вертів у пальцях вже зім’яту цигарку. Вони сиділи на балконі знімної квартири і пили холодний зелений чай з маленьких горняток. Від яскравого пообіднього сонця хотілося мружити очі, а у скляній вазочці повільно танули шоколадні цукерки. Вони з Євою купили їх у маленькій крамниці за рогом вулиці. Цукерки, трохи кислий виноград і шампанське. Вони планували пити до самого ранку і повільно танцювати під акомпанемент Елли Фітцджеральд, а потім один телефонний дзвінок змінив усе.

Єва нервово гризла ніготь.

На атласних хвилях погойдувалися маленькі кораблики. Між небом і морем – лише тоненька смужка, наче хтось загорнув край блакитного папірця, потім розгорнув, а слід залишився. Рома дивився вперед, але усім своїм тілом, кожним сантиметром засмаглої від Одеського сонця шкіри відчував Єву. Відчував, як вона сидить усього у метрі від нього, в своїй довгій, білій, майже прозорій сорочці, крізь яку гостро виступають тонкі кістки ключиць. Схоже було, ніби прямо із її грудей, із самого серця проростає дерево, гострими гілками пробиваючись крізь світлу шкіру, утворюючи плечі, лікті, хребет. Од Єви віяло солодкими парфумам і жувальною гумкою зі смаком тропічних фруктів.

У Єви було неслухняне волосся, ластовиння на щоках, довгі пальці та серце невтомного шукача пригод. Вона постійно запізнювалась, заплітала коси і голосно сміялася. Ромка завжди боявся, що одного дня вона знудиться і піде. Просто прокинеться зранку, вип’є мерзотну розчинну каву і попрощається, залишивши його сам на сам з шумним мегаполісом, ненависною роботою і квартирою в іпотеку. У підкірці його мозку, у самій глибині свідомості давно поселилася думка про високого красеня з обкладинок журналів, який буде купувати Єві сумочки Живанши і дарувати зорі над нічним Парижем. Ця думка мов іржа роз’їдала його з середини, змушувала шалено ревнувати, ненавидіти себе і віддавати всі сили, аби лише утримати Єву трохи довше.

Під балконом зупинилась червона лада з «шашкою» на даху. Роман поправив на носі круглі темні окуляри. Єва підвелась з плетеного крісла. Тихенько закрила за собою двері балкону. Ромка знав, що зараз вона ходить босими ногами по світлому паркету, згрібаючи до сумки усілякі дрібниці. Лосьйон від сонцю. Глянцевий журнал. Запальничку. Яскраво-помаранчевий лак. Одесса в серпні просто пашіла жаром. Рома стомлено прикрив очі, відставив горнятко і прислухався. Кроки в кімнаті на кілька хвилин стихли, а потім у прочинених дверях балкону з’явилась голова Єви. - Ключі я залишу у сусідки з двадцять третьої. Тьотя Оля, ну ти зрозумів. Хлопець байдуже знизив плечима. Його шалене кохання стояло із зібраною валізою і прощалося, а він чомусь думав про чашки. Сині, з дурнуватими очима і носиками; такі, що зроблені у формі півкола, а коли їх стулити разом – ніби обіймаються. Банальний подарунок для пари. Ромка дивився на море, мовчав і думав, чи забере їх Єва. Якщо так, то котру? І що йому залишиться? Половинка пари? Хай тоді краще все уносить. Все, все, всі свої речі, щоб і гадки про неї не лишилося.

Рома спробував підпалити цигарку, та папір, не витримавши жонглювання пальців, порвався, розсипавши тютюн на сірі пляжні шорти.

Вони були разом майже два роки. Ромка думав, що обожнює Єву. Ромка іноді думав, що ненавидить Єву. Від хотів попрохати її руки і боявся, що без неї просто помре.

Хлопець крутив у руках залишки нещасної цигарки. Єва хлопнула дверима і вийшла з квартири.

Небо не розірвалося над Одесою, а хвилі не спалахнули пекельним синім полум’ям.

Він допив чай, струсив тютюн на підлогу і розкрив сьогоднішню газету на спортивній сторінці.

Він не помер.

[captaingerasimchuk]

В такие дни кажется, что всё обязательно получится. Ну просто не может не получиться. Теплый шарф цвета малинового варенья застревает в тяжелых дверях метро. Чья-то крепкая рука ловит их и придерживает для меня. По-привычке киваю. По-привычке улыбаюсь. Выхожу из стеклянного перехода и прямо в март. Ладно, в конец февраля. Ладно, синоптики уже на завтра пророчат похолодание, но к черту. Сегодня март. Март, Трой Сиван в наушниках и самое дешевое мороженое, на которое пришлось вытряхнуть всю мелочь из кошелька. На фоне пронзительно-голубого неба темнеют глыбы бетона. Окна приоткрыты, окна впускают в крохотные квартирки сладкий и свежий воздух. Если, конечно, воздух вообще может быть свежим в городе-миллионнике. По тротуарам вниз несутся потоки вчерашнего снега, а наперегонки с ними - красные трамваи: первое, что я полюбила в этом городе. (второе, кстати, “Кулиничи” и их штрудели с вишней). А я поднимаюсь по улице вверх. Против течения. До серо-зеленых общежитий где-то 2000 шагов. Знаю, потому что установила шагомер (в тот же день, когда записалась на фитнесс и забила холодильник свежими овощами). В маленьком магазинчике у обочины самая милая продавщица. “Возьмите вон те, “голден”. Правда хорошая погодка сегодня?”. Хорошая. Без пяти минут весна

[captaingerasimchuk]

Я так давно не писала ничего сахарно-приторного, ничего, чем могла бы гордиться или хотя бы что мне удовлетворяло бы. Я перестала понимать, откуда люди берут идеи, и как можно заставить себя заполнить чем-то пустую страницу открытого документа. У меня в “сообщениях” висит столько вопросов, требующих длинного вдумчивого ответа. Я уже не пытаюсь вдохновлять. Наскрести бы немного вдохновения хоть для самой себя. Мой круг интересов резко сузился до подготовки к экзаменам и жалоб на эту самую подготовку. Каждый день, чем-то отличающийся от предыдущего - уже радость. В холодильнике - одинокий зеленоватый мандарин. На улицах - толпы равнодушных и холодных. Здания сдавливают. Не хватает воздуха, пространства и людей, с которыми можно просто помолчать. *** У Аси на кухне теплый пол. Я словно опускаю ноги в горячую ванночку, и с наслаждением шевелю замерзшими пальцами. Четыре утра - тишина и покой. Какое-то упоение, умиротворение, как будто весь мир сжался до размеров комнаты и вдруг остановился. Ася жарит мне омлет. У нее под глазами огромные круги Хэллоуинского макияжа, она неуверенно пошатывается, а когда тянется к навесным шкафчикам - с грохотом роняет на себя пол-десятка вилок и ложек. Толстые, будто не отрезанные, а оторванные жадными зубами ломти колбасы, шипя, плюхаются ��а сковородку. Следом на них выливается смесь из нескольких яиц. Единственное освещение - огоньки вытяжки. Единственный звук - тиканье часов над головой. Все кажется таким потрясающим, таким изумительным в своей простоте. Приземистая красная чашка с поблескивающими керамическими боками. Тихое гудение холодильника. Горячий омлет из одной тарелки, щедро политый кетчупом. Я настолько голодна, что с радостью проглатываю Асину стряпню буквально за пару секунд. Если поднять колпачок чайника - он не будет свистеть, когда закипит. Из носика просто повалит пар, и главное тут - вовремя выключить. Растворимый кофе с песочным печеньем. Я все равно дико голодная. Стараюсь не стучать ложечкой. Мне хочется сказать что-то важное, что-то такое... Эти полчаса кажутся мне слишком значительными, чтобы просто так их забыть наутро. И я начинаю запоминать детали. Запах мыла, запах кофе, запах жареной колбасы. Чувство горечи в горле через пару часов обернется режущей болью. Асины длинные пальцы на столешнице. Я тру глаза, и на ладонях остаются следы потекших смоки-айс. Тихонько щелкает замок двери в ванную. Пока никого нет, я незаметно пытаюсь сфотографировать. Даже сотня мегапикселей не смогла бы это передать тепло и какую-то “домашнесть”. Веки тяжелые-тяжелые, организм настойчиво требует сна, и, в конце концов, я сдаюсь. 31. 10. 15 публикую посты по принципу “лучше поздно, чем никогда”

[captaingerasimchuk]

Здравствуй! Давно от тебя никаких вестей... Ты перестала писать или перестала выкладывать?

Здравствуй!Всегда немного удивляюсь, когда осознаю, что кто-то регулярно следит за моим бложиком:)Вообще и то, и другое. Пишу я сейчас в основном рефераты (учебные будни, все дела) или короткие заметки для себя. А не выкладываю их в сеть, потому что они “недостаточно”: либо слишком короткие, либо слишком простыми словами написаны, либо никакого интереса для незнакомого человека не могут представлять. Но я жива-здорова, и как только намыслю мыслей на приличный текст, сразу выложу:)

[captaingerasimchuk]

Что делаешь, когда "не пишется"? Вот просто нет вдохновения и всё

Знаешь, отвечу банальностью: когда не пишется - не пишу.Заматываюсь в серый шарф, включаю по кругу альбомы Oh Wonder, рассматриваю желтые листья. Фотографирую белые кеды на фоне мокрого асфальта, улыбаюсь уличным торговцам всякой всячиной, читаю “Теплі історії до кави”Заказываю себе огромный стаканчик дорого кофе с карамелью, шоколадной крошкой и облачно-пушистой пенкой, а потом медленно пью его в тишине любимой кофейни. Крашу ногти, восторгаюсь архитектурой, завариваю липовый чай. Пересматриваю фотографии и видеозаписи, болтаю по телефону о мелочах и планах, отправляюсь за покупками. Записываюсь на кастинг, ищу, куда бы сходить на выходных, катаюсь на каруселях в парке Горького. Поливаю кактусы, покупаю Хэппи Мил ради пластмассовой игрушки, хожу гулять с банановым рюкзачком. Когда не пишется, не получается, не складывается в абзацы - не пытаюсь. Просто делаю шажочек назад и пропитываюсь вдохновением, исходящим буквально отовсюду. Просто жду, когда “напишется”.