pampik

[pampik]

I'm going to be delulu and pretend that Gilbert lived, was able to overcome the horrific circumstances and treatment he was subjected to, and was able to grow old with Serge.

[pampik]

there's this video (in spanish) that goes a little like:

a, crying: why did you make me do that!

b: babe, all i did was tell you to order a pizza

a: i told them i wanted sauseroni with peppeage! ...

b, laughing: but they understood what you mean!

i think that's very paris arc gilserge

[pampik]

I do think Serge was the only one to know the real Gilbert, which is ironic bc Gilbert’s abusers always claimed the opposite when their abuse literally forced the worst or facades out of him

[pampik]

AU, где Жильберу удалось выжить. Глава 2

" Voir Un Ange "

Нарастающий колокольный звон уже привычно заставлял поморщится и накинуть подушку на голову, лишь бы не слышать раздражающего лязганья. Живи ты даже в маленькой квартирке на окраине столицы, церковные напевы все равно не ускользнут от чутких ушей ранним утром, хотя это явно не сравниться с перезвоном, что слышен был в здании монастыря.

С наступлением утра жизнь в госпитале медленно закипала: ворчливые старушки, охая и кряхтя, засобирались на мессу, монахини-послушницы заторопились натягивать белоснежные скапулиры* и даже младые дети вскочили с коек, чтобы порадоваться теплому солнышку. Шум и гам стремительно заполонял все пространство: бесцельные разговорчики, сальные шутки и следующие за ними визглявые смешки. Все это вилось над ушами, будто назойливые мухи июньским вечером.

Но не отдавалось от них столько боли, сколько разрывало душу при звуке, хах, обычного топота. Каждый шажок, детский скачок или постукивание о доски каблуков напоминали о тугих повязках, обвивающих ноги, словно цепи. Это и раздражало Жильбера, выводило из себя сильнее, чем, пожалуй, всякие нравоучения Розмарина, любые наказания за провинности. Даже удары плетью казались детской шалостью по сравнению с всепоглощающим чувством ущербности и ничтожности, что зарождалось где-то внутри почерневшей души при одном лишь взгляде на лёгкость чужой походки.

— Мерзость, - зарывается мальчонка с головой под одеяло с намерением игнорировать каждого человека подле. Во сне это делать было намного легче, чем Жиль и решил воспользоваться.

— Должно быть, он на утренней мессе. Можете прийти чуть позже, - эхо монашеского лепетания ударилось о стены и ошметками обрушилось на голову Кокто. Кто осмелился прийти в столь неподходящее время, когда что богослужение, что сон блондина были в самом разгаре?! Жильбер шепотом выругался.

— Хорошо, простите за беспокойство, - знакомые изможденные нотки заинтересовывают, заставляют выскользнуть из под одеяла и поглядеть на внезапного посетителя, - Передайте ему, что я приходил. Серж, Серж Батуль.

Серде пропускает несколько смертельных ударов.

— Серж, - неверяще шепчет Кокто, приподнимаясь на руках, чем привлекает внимание мальчишки, главного гостя его снов последнюю неделю, - Серж, я здесь!

Голос становится увереннее и Жиль скорее стремится сползти с неудобной раскладушки навстречу: ослабшие ноги путаются в одеяле и Кокто ничего не остаётся как покорно повиноваться судьбе и рухнуть на пол.

Может он спит? Может силуэт так элегантно обрамленный тысячей ярких огоньков, что пробивались из мозаичных окон, и вовсе снова плод воспалившегося воображения? Нет-нет-нет, это не правда! Не правда, не вновь!

По коридору вновь доносится громогласный оклик, что напрочь вывивает из сил - мальчишка хрипло кашляет и устал�� опускает голову. Будь что будет.

— Жильбер, это ты? - доносится все тот же знакомый голос, от которого Кокто с предыханием таки направил вперёд свой взор. Следом - спешный топот. Топот, который теперь вызывал искреннюю улыбку, а не затаившуюся ярость. Батуль припадает на колени и рьяно оглаживает чужие щеки, ерошит светлые волосы и все ещё неверяще ласкает.

Лишь почувствовав горячие слезы на кончиках пальцев, вздрагивает и тут же, не желая терять и минуты их короткой, но, как думается в моменте, бесконечной жизни, целует. Целует, пока губы не начинают саднить, а легкие предательски требовать воздуха. Только тогда может отпустить, только тогда может поверить, что ангельский взор перед глазами реален.

— Я думал- черт, я думал, что уже не отыщу тебя, - исхудалое тело внезапно подхватывают на руки и кружат, кружат, кружат. Всхлипы смешиваются со звонки смехом, ровно как и частые поцелуи размывают друг друга, перерастая в сплошной клубок всеобъемлящей нежности. Идиллию разрушает лишь покашливание послушницы:

— Я помогу собрать его вещи, если вы не против, - не без лёгкой брезгливости и отвращения склоняет голову божья раба.

— Ты её смутил, не стыдно?

С присущей ему ехидностью шепчет Жильбер, пока играется с чёрными аки смоль волосами.

Серж очаровательно стушевался и хотел было что-то сказать, защититься от лисьей улыбки, но в миг лишь робеет, когда пронырливый нос мирно укладывается на его ключицу. Что ж, придётся простить маленькую колкость, иначе рискуешь упустить возможность покрыть светлую макушку очередью поцелуев.

— Скоро домой.

Кокто понимающе кивает.

Примечание:

Скапулир* - в католицизме название элемента монашеского одеяния, впоследствии перешедшее также на особый освящённый предмет («малый скапулярий»), носимый католиками по обету. Белый скапулир (scapulae — лат. лопатки) — длинный платок из двух частей, покрывающий грудь и спину, с отверстием для головы. 

[pampik]

When Serge has to defeat Gilbert’s 7 exes but the final boss is Gilbert’s uncle

[pampik]

serge: i just want a happy relationship i dont want to play any games

gilbert:

[pampik]

I just found out that the "Sandman" is not only a man made of sand, but also a character in the comic book series of the same name. As you can see, in my idea, Serge LITERALLY consists of sand, okay

It's very similar to "Elementary", but whatever. HEAR ME OUT. Serge the Sandman and Gilbert the Playful Sparkle. Initially, their relationship did not develop properly, since most of the boarding school students who possessed the elements of plants were afraid of Cocteau's fiery nature. However, it cannot be said that Serge did not have an interest in the exciting flame. Time passed, but Serge was still afraid to let the boy near him, until one day he found him burning library books out of anger. Why was he doing this? Why didn't he cry? Huh, if only the fire could cry… Then, squeezing Gilbert in his arms in an attempt to comfort him, Serge felt how numerous fragile grains of sand turned into thick glass. It was then that he realized that he would become stronger for the sake of this fiery, but actually such a gentle boy.

English is not my first language, so yeah

I hope that you understand something lmao

[pampik]

some rare kazeki images

[pampik]

It's very similar to "Elementary", but whatever. HEAR ME OUT. Serge the Sandman and Gilbert the Playful Sparkle. Initially, their relationship did not develop properly, since most of the boarding school students who possessed the elements of plants were afraid of Cocteau's fiery nature. However, it cannot be said that Serge did not have an interest in the exciting flame. Time passed, but Serge was still afraid to let the boy near him, until one day he found him burning library books out of anger. Why was he doing this? Why didn't he cry? Huh, if only the fire could cry… Then, squeezing Gilbert in his arms in an attempt to comfort him, Serge felt how numerous fragile grains of sand turned into thick glass. It was then that he realized that he would become stronger for the sake of this fiery, but actually such a gentle boy.

English is not my first language, so yeah

I hope that you understand something lmao

#kaze to ki no uta #風と木の詩 #gilbert cocteau #serge battour

[pampik]

By the way, I posted a new chapter <3

AU, где Жильберу удалось выжить. Глава 1

,, Sainte Marie, Mère de Dieu ''

— Огю, Огю! - что есть мочи кричит мальчишка, выбегая в жгучий мороз в одной лишь сорочке. Упряжка лошадей плывет перед закатившимися очами, где-то на подкорке сознания слышится громогласный крик кучера, безрезультатно стремящегося остановить толпу диких зверей. Но кто он, черт его дери, такой, чтобы препятствовать? Кто он такой, чтобы мешать? Мешать двум любящим сердцам наконец воссоединиться в нежном танце под мелодии парижского гула.Мальчишка неверяще распахивает руки, завидев знакомую ухмылку из окна кареты. Он не мог перепутать, точно он, его улыбка, его повадки и шарм!

— Пожалуйста, Огю! Мальчишка замертво падает, позволяя дюжине копыт без зазрения совести растоптать младое тело.

Едкий запах отрезвляюще бьёт по рецепторам Кокто. Нечто схожее с аммиачной смердой, что стояла по этажу, когда младшие гости пансионата не могли сдержать ночного позыва. Блондин неохотно ворочается, стремясь уйти от мерзкой дряни под носом. Он что-то хотел, что-то...

— Огю, Огю, Огю, пустите мня к нему, Огю... - в бреду кричит мальчишка, отчего женщина, которую он мельком завидел при открытии глаз, выронила источник запаха, пропитанную нашатырем ватку на грудь. Ощутилось это, на удивление, весьма болезненно, отчего Кокто сразу смекнул - дурманящему воздействию опиатов пришёл конец, а значит дальше стоит ждать лишь прожигающей агонии. Юноша быстро убедился в своих догадках: кости заныли и зазудели, так и выпрашивая хозяина высвободить их из оков грешной плоти, тушку бросало то в жар, то в холод, тошнота быстро подкралась к горлу.

Жильбер взвыл и, распластавшись на кровати, срывал с себя сорочку, одеяло и белье, пока разрывающуюся от мигрени голову терзали истошные вопли:"Юродивый, юродивый", "Зовите преподобного", "Несите святую воду". Прежде Жиль бы лишь усмехнулся столь набожным возгласам, но не в момент, когда все естество пожирала острая боль.

Госпиталь святой Марии* при церкви. Не трудно было догадаться, что именно здесь окажется нерадивая проститутка - помогали здесь всем, от мала до велика, чего не скажешь о других клиниках, явно брезгующих принимать столь низкого статуса юношу, к тому же не имеющего за собой ни гроша.

Конечно, первоклассных лекарей здесь было не найти, как и сестер милосердия, как бы не парадоксально, обладающих этим милосердием. Но жаловаться было не на что, тем более, что даже при наличии золотых, мало кто взялся бы за него: пробитый копытом глаз, да множественные переломы... Отнюдь не простые травмы. Плюсом ко всему, одухотворенные прихожанки, забегающие в больницу после вечерней молитвы, были вполне добры, давали домашние булочки, нередко меняли лубки и накрахмаленные повязки на ногах, оборачивали бинтами глаз, игнорируя с чего-то все вопросы о его состоянии. Допытываться Жиль не стал, был риск обидеть милых девушек, что значило лишь то, что перевязывать раны стала бы настоятельница храма. Птичка, а точнее рыжеволосый мальчик с койки напротив нашептал, что старуха как-то задушила заползшую в госпиталь змею. Верить в подобную чепуху Кокто не стал, но попадаться верховной служительнице на глаза не решался.

И все-таки было в прикосновениях дам что-то не то: приторность, явная неискренность, кои не были присущи... Сержу. Ах, милый Серж, вот по кому стонет сердце, вот кого бы хотел видеть Жиль напротив, ласково убирающего белоснежные локоны с раненого глаза, нежно массирующего ноющие икры и пятки. К сожалению, часы шли, минуты неумолимо бежали вперёд, а силуэт драгоценного любовника, который часто видел Кокто во снах, так и не появлялся на пороге.

— Матушка Теодора, когда вы думаете он придёт?

Жильбер обнимает себя за плечи. Тоскливые мысли всегда одолевали его перед сном, но никогда он не сталкивался с невозможностью заткнуть их хоть чем: поцелуями, ласками, сексом... Монахиня со вздохом поправляет одеяло ребенка:

— Pour tout il y a une saison et un temps pour chaque intention au paradis**

В госпитале тушат последнюю свечу.

Примечания:

* - выдуманное место

** - Всему своё время, и время всякой вещи под небом

[pampik]

I think it would be interesting to translate my fan fiction into English, although I'm not sure if I can do it properly. After all, the audience of English-speaking KazeKi fans is much larger... Hmm, I'll think about this idea.

AU, где Жильберу удалось выжить. Глава 1

,, Sainte Marie, Mère de Dieu ''

— Огю, Огю! - что есть мочи кричит мальчишка, выбегая в жгучий мороз в одной лишь сорочке. Упряжка лошадей плывет перед закатившимися очами, где-то на подкорке сознания слышится громогласный крик кучера, безрезультатно стремящегося остановить толпу диких зверей. Но кто он, черт его дери, такой, чтобы препятствовать? Кто он такой, чтобы мешать? Мешать двум любящим сердцам наконец воссоединиться в нежном танце под мелодии парижского гула.Мальчишка неверяще распахивает руки, завидев знакомую ухмылку из окна кареты. Он не мог перепутать, точно он, его улыбка, его повадки и шарм!

— Пожалуйста, Огю! Мальчишка замертво падает, позволяя дюжине копыт без зазрения совести растоптать младое тело.

Едкий запах отрезвляюще бьёт по рецепторам Кокто. Нечто схожее с аммиачной смердой, что стояла по этажу, когда младшие гости пансионата не могли сдержать ночного позыва. Блондин неохотно ворочается, стремясь уйти от мерзкой дряни под носом. Он что-то хотел, что-то...

— Огю, Огю, Огю, пустите мня к нему, Огю... - в бреду кричит мальчишка, отчего женщина, которую он мельком завидел при открытии глаз, выронила источник запаха, пропитанную нашатырем ватку на грудь. Ощутилось это, на удивление, весьма болезненно, отчего Кокто сразу смекнул - дурманящему воздействию опиатов пришёл конец, а значит дальше стоит ждать лишь прожигающей агонии. Юноша быстро убедился в своих догадках: кости заныли и зазудели, так и выпрашивая хозяина высвободить их из оков грешной плоти, тушку бросало то в жар, то в холод, тошнота быстро подкралась к горлу.

Жильбер взвыл и, распластавшись на кровати, срывал с себя сорочку, одеяло и белье, пока разрывающуюся от мигрени голову терзали истошные вопли:"Юродивый, юродивый", "Зовите преподобного", "Несите святую воду". Прежде Жиль бы лишь усмехнулся столь набожным возгласам, но не в момент, когда все естество пожирала острая боль.

Госпиталь святой Марии* при церкви. Не трудно было догадаться, что именно здесь окажется нерадивая проститутка - помогали здесь всем, от мала до велика, чего не скажешь о других клиниках, явно брезгующих принимать столь низкого статуса юношу, к тому же не имеющего за собой ни гроша.

Конечно, первоклассных лекарей здесь было не найти, как и сестер милосердия, как бы не парадоксально, обладающих этим милосердием. Но жаловаться было не на что, тем более, что даже при наличии золотых, мало кто взялся бы за него: пробитый копытом глаз, да множественные переломы... Отнюдь не простые травмы. Плюсом ко всему, одухотворенные прихожанки, забегающие в больницу после вечерней молитвы, были вполне добры, давали домашние булочки, нередко меняли лубки и накрахмаленные повязки на ногах, оборачивали бинтами глаз, игнорируя с чего-то все вопросы о его состоянии. Допытываться Жиль не стал, был риск обидеть милых девушек, что значило лишь то, что перевязывать раны стала бы настоятельница храма. Птичка, а точнее рыжеволосый мальчик с койки напротив нашептал, что старуха как-то задушила заползшую в госпиталь змею. Верить в подобную чепуху Кокто не стал, но попадаться верховной служительнице на глаза не решался.

И все-таки было в прикосновениях дам что-то не то: приторность, явная неискренность, кои не были присущи... Сержу. Ах, милый Серж, вот по кому стонет сердце, вот кого бы хотел видеть Жиль напротив, ласково убирающего белоснежные локоны с раненого глаза, нежно массирующего ноющие икры и пятки. К сожалению, часы шли, минуты неумолимо бежали вперёд, а силуэт драгоценного любовника, который часто видел Кокто во снах, так и не появлялся на пороге.

— Матушка Теодора, когда вы думаете он придёт?

Жильбер обнимает себя за плечи. Тоскливые мысли всегда одолевали его перед сном, но никогда он не сталкивался с невозможностью заткнуть их хоть чем: поцелуями, ласками, сексом... Монахиня со вздохом поправляет одеяло ребенка:

— Pour tout il y a une saison et un temps pour chaque intention au paradis**

В госпитале тушат последнюю свечу.

Примечания:

* - выдуманное место

** - Всему своё время, и время всякой вещи под небом

[pampik]

AU, где Жильберу удалось выжить. Глава 2

" Voir Un Ange "

Нарастающий колокольный звон уже привычно заставлял поморщится и накинуть подушку на голову, лишь бы не слышать раздражающего лязганья. Живи ты даже в маленькой квартирке на окраине столицы, церковные напевы все равно не ускользнут от чутких ушей ранним утром, хотя это явно не сравниться с перезвоном, что слышен был в здании монастыря.

С наступлением утра жизнь в госпитале медленно закипала: ворчливые старушки, охая и кряхтя, засобирались на мессу, монахини-послушницы заторопились натягивать белоснежные скапулиры* и даже младые дети вскочили с коек, чтобы порадоваться теплому солнышку. Шум и гам стремительно заполонял все пространство: бесцельные разговорчики, сальные шутки и следующие за ними визглявые смешки. Все это вилось над ушами, будто назойливые мухи июньским вечером.

Но не отдавалось от них столько боли, сколько разрывало душу при звуке, хах, обычного топота. Каждый шажок, детский скачок или постукивание о доски каблуков напоминали о тугих повязках, обвивающих ноги, словно цепи. Это и раздражало Жильбера, выводило из себя сильнее, чем, пожалуй, всякие нравоучения Розмарина, любые наказания за провинности. Даже удары плетью казались детской шалостью по сравнению с всепоглощающим чувством ущербности и ничтожности, что зарождалось где-то внутри почерневшей души при одном лишь взгляде на лёгкость чужой походки.

— Мерзость, - зарывается мальчонка с головой под одеяло с намерением игнорировать каждого человека подле. Во сне это делать было намного легче, чем Жиль и решил воспользоваться.

— Должно быть, он на утренней мессе. Можете прийти чуть позже, - эхо монашеского лепетания ударилось о стены и ошметками обрушилось на голову Кокто. Кто осмелился прийти в столь неподходящее время, когда что богослужение, что сон блондина были в самом разгаре?! Жильбер шепотом выругался.

— Хорошо, простите за беспокойство, - знакомые изможденные нотки заинтересовывают, заставляют выскользнуть из под одеяла и поглядеть на внезапного посетителя, - Передайте ему, что я приходил. Серж, Серж Батуль.

Серде пропускает несколько смертельных ударов.

— Серж, - неверяще шепчет Кокто, приподнимаясь на руках, чем привлекает внимание мальчишки, главного гостя его снов последнюю неделю, - Серж, я здесь!

Голос становится увереннее и Жиль скорее стремится сползти с неудобной раскладушки навстречу: ослабшие ноги путаются в одеяле и Кокто ничего не остаётся как покорно повиноваться судьбе и рухнуть на пол.

Может он спит? Может силуэт так элегантно обрамленный тысячей ярких огоньков, что пробивались из мозаичных окон, и вовсе снова плод воспалившегося воображения? Нет-нет-нет, это не правда! Не правда, не вновь!

По коридору вновь доносится громогласный оклик, что напрочь вывивает из сил - мальчишка хрипло кашляет и устало опускает голову. Будь что будет.

— Жильбер, это ты? - доносится все тот же знакомый голос, от которого Кокто с предыханием таки направил вперёд свой взор. Следом - спешный топот. Топот, который теперь вызывал искреннюю улыбку, а не затаившуюся ярость. Батуль припадает на колени и рьяно оглаживает чужие щеки, ерошит светлые волосы и все ещё неверяще ласка��т.

Лишь почувствовав горячие слезы на кончиках пальцев, вздрагивает и тут же, не желая терять и минуты их короткой, но, как думается в моменте, бесконечной жизни, целует. Целует, пока губы не начинают саднить, а легкие предательски требовать воздуха. Только тогда может отпустить, только тогда может поверить, что ангельский взор перед глазами реален.

— Я думал- черт, я думал, что уже не отыщу тебя, - исхудалое тело внезапно подхватывают на руки и кружат, кружат, кружат. Всхлипы смешиваются со звонки смехом, ровно как и частые поцелуи размывают друг друга, перерастая в сплошной клубок всеобъемлящ��й нежности. Идиллию разрушает лишь покашливание послушницы:

— Я помогу собрать его вещи, если вы не против, - не без лёгкой брезгливости и отвращения склоняет голову божья раба.

— Ты её смутил, не стыдно?

С присущей ему ехидностью шепчет Жильбер, пока играется с чёрными аки смоль волосами.

Серж очаровательно стушевался и хотел было что-то сказать, защититься от лисьей улыбки, но в миг лишь робеет, когда пронырливый нос мирно укладывается на его ключицу. Что ж, придётся простить маленькую колкость, иначе рискуешь упустить возможность покрыть светлую макушку очередью поцелуев.

— Скоро домой.

Кокто понимающе кивает.

Примечание:

Скапулир* - в католицизме название элемента монашеского одеяния, впоследствии перешедшее также на особый освящённый предмет («малый скапулярий»), носимый католиками по обету. Белый скапулир (scapulae — лат. лопатки) — длинный платок из двух частей, покрывающий грудь и спину, с отверстием для головы. 

#kaze to ki no uta #風と木の詩 #gilbert cocteau #serge battour

[pampik]

I gave up at digital art right now because my brain is too given up but here are some scans of my beautiful school notebook ft Kaze to Ki no Uta. I will be eternally disturbed and please ignore the math homework

[pampik]

Circles from the back of 風と木の詩 manga scanned by me ⋆୨୧˚ ✧･ﾟ Volumes: 1 - 10

[pampik]

did you know that, up until the 19th century, people referred to adult women as "miss" to imply they're prostitutes?

well! that just gives a whole new context to this scene! congratulations! wanna know why? because:

if you referred to a kid as "miss", it'd be normal, but since it was exclusively used towards adult women, it could be an interesting play on how lili and gilbert were forced to grow up too quickly at such a young age.

[pampik]

compilation of gilbert being weirdly sweet during paris arc because he's the specialest boy in the world TO ME

autism ....

[pampik]

AU, где Жильберу удалось выжить. Глава 1

,, Sainte Marie, Mère de Dieu ''

— Огю, Огю! - что есть мочи кричит мальчишка, выбегая в жгучий мороз в одной лишь сорочке. Упряжка лошадей плывет перед закатившимися очами, где-то на подкорке сознания слышится громогласный крик кучера, безрезультатно стремящегося остановить толпу диких зверей. Но кто он, черт его дери, такой, чтобы препятствовать? Кто он такой, чтобы мешать? Мешать двум любящим сердцам наконец воссоединиться в нежном танце под мелодии парижского гула.Мальчишка неверяще распахивает руки, завидев знакомую ухмылку из окна кареты. Он не мог перепутать, точно он, его улыбка, его повадки и шарм!

— Пожалуйста, Огю! Мальчишка замертво падает, позволяя дюжине копыт без зазрения совести растоптать младое тело.

Едкий запах отрезвляюще бьёт по рецепторам Кокто. Нечто схожее с аммиачной смердой, что стояла по этажу, когда младшие гости пансионата не могли сдержать ночного позыва. Блондин неохотно ворочается, стремясь уйти от мерзкой дряни под носом. Он что-то хотел, что-то...

— Огю, Огю, Огю, пустите мня к нему, Огю... - в бреду кричит мальчишка, отчего женщина, которую он мельком завидел при открытии глаз, выронила источник запаха, пропитанную нашатырем ватку на грудь. Ощутилось это, на удивление, весьма болезненно, отчего Кокто сразу смекнул - дурманящему воздействию опиатов пришёл конец, а значит дальше стоит ждать лишь прожигающей агонии. Юноша быстро убедился в своих догадках: кости заныли и зазудели, так и выпрашивая хозяина высвободить их из оков грешной плоти, тушку бросало то в жар, то в холод, тошнота быстро подкралась к горлу.

Жильбер взвыл и, распластавшись на кровати, срывал с себя сорочку, одеяло и белье, пока разрывающуюся от мигрени голову терза��и истошные вопли:"Юродивый, юродивый", "Зовите преподобного", "Несите святую воду". Прежде Жиль бы лишь усмехнулся столь набожным возгласам, но не в момент, когда все естество пожирала острая боль.

Госпиталь святой Марии* при церкви. Не трудно было догадаться, что именно здесь окажется нерадивая проститутка - помогали здесь всем, от мала до велика, чего не скажешь о других клиниках, явно брезгующих принимать столь низкого статуса юношу, к тому же не имеющего за собой ни гроша.

Конечно, первоклассных лекарей здесь было не найти, как и сестер милосердия, как бы не парадоксально, обладающих этим милосердием. Но жаловаться было не на что, тем более, что даже при наличии золотых, мало кто взялся бы за него: пробитый копытом глаз, да множественные переломы... Отнюдь не простые травмы. Плюсом ко всему, одухотворенные прихожанки, забегающие в больницу после вечерней молитвы, были вполне добры, давали домашние булочки, нередко меняли лубки и накрахмаленные повязки на ногах, оборачивали бинтами глаз, игнорируя с чего-то все вопросы о его состоянии. Допытываться Жиль не стал, был риск обидеть милых девушек, что значило лишь то, что перевязывать раны стала бы настоятельница храма. Птичка, а точнее рыжеволосый мальчик с койки напротив нашептал, что старуха как-то задушила заползшую в госпиталь змею. Верить в подобную чепуху Кокто не стал, но попадаться верховной служительнице на глаза не решался.

И все-таки было в прикосновениях дам что-то не то: приторность, явная неискренность, кои не были присущи... Сержу. Ах, милый Серж, вот по кому стонет сердце, вот кого бы хотел видеть Жиль напротив, ласково убирающего белоснежные локоны с раненого глаза, нежно массирующего ноющие икры и пятки. К сожалению, часы шли, минуты неумолимо бежали вперёд, а силуэт драгоценного любовника, который часто видел Кокто во снах, так и не появлялся на пороге.

— Матушка Теодора, когда вы думаете он придёт?

Жильбер обнимает себя за плечи. Тоскливые мысли всегда одолевали его перед сном, но никогда он не сталкивался с невозможностью заткнуть их хоть чем: поцелуями, ласками, сексом... Монахиня со вздохом поправляет одеяло ребенка:

— Pour tout il y a une saison et un temps pour chaque intention au paradis**

В госпитале тушат последнюю свечу.

Примечания:

* - выдуманное место

** - Всему своё время, и время всякой вещи под небом

#kaze to ki no uta #風と木の詩 #gilbert cocteau #serge battour