Сказ о царевнах и драконовых детях
Давно это было. У царя была дочка, а у дочки – нянька, Аришка. Няньку держали в царском доме на всём готовом, одевали с царевной наравне, спать укладывали на простынях в шелку, а ела она за царским столом.
Вот однажды пошла царская дочь с Аришкой в лес гулять. Вышли они на поляну. Царевне бегать-прыгать хочется, а Аришка до того обленилась, что решила царскую дочь к себе веревочкой привязать, а самой под сосной спать завалиться. Так и сделала: один конец – к ноге царевниной, другой – к своей, и увалилась на травку. Уснула Аришка, а на то время налетел дракон, увидел царевну юную, ухватил в лапы, да и понёс на Кудыкину гору. А с веревкой и няньку-засоню утянул.
Прилетел дракон, меж гор двух скользнул и оказались они на круглой скале. Сам камень плоский, как блин, а края обрывисты. Встал дракон оземь, пыхнул трижды огнём и перед ним ход подземный открылся. Поволокло чудище царевну с нянькой во тьму: царскую дочь в лапах держит, а Аришка едва-едва вслед поспевает, об стены колотится.
Очутились они в пещере мраморной. Огляделась Аришка – кругом каменья самоцветные, злато да серебро блещут, почище, чем в царском затворе. Загорелись глаза у няньки царевниной – никогда она такого богатства не видывала.
Дракон тем временем потаился, а наместо него вышел добрый молодец, щеками румян, а плечами широк. Еще больше глаза у Аришки замельтешели, такого красавца писаного ни разу она не встречивала.
– Которая из вас, - вопрошает молодец, - царёва дочь? Женится на ней хочу.
Царевна тормознула по скорости реакции, а Аришку тут как тут, вперёд выступает:
– Я и есть царевна, а звать-величать меня Мария Володимировна, прошу любить и жаловать.
– А это кто же? - молодец на царевну указывает.
- А то нянька моя и служанка моя, Аришка.
- А чего ж вы веревкой повязаны?
- Оттого всё, добрый молодец, что она беглая и чуть что – тут дёру в идеологически чуждые страны дать может. Оттого посади ты её на цепь, а не то добежит до папеньки моего, да и испортит нам всё развитие банкета.
- Быть по сему, – молвил молодец. Схватили тут царскую дочь, заковали в чепи чугунные, бросили в застенок, а Аришка пошла свадьбу играть.
Сидит Мария в темноте, слушает, как Аришка свадьбу играет. За полночь стихло всё и осталась Маша в полном трансцедентном одиночестве. Лежит на соломе, от холода и страхов невиданных вздрагивает.
Только чуть поуспокоилась, задремала девица, как слышит – у дальней стены шорох и скрежет, будто там тварь какая проскальзывает.
- Кто здесь? - спрашивает.
А в ответ её в углу как огнём пыхнет, Марию аж жаром обдало. И видит она, что там тот самый дракон, что её с Аришкой проклятой в подземелье утащил. Никак приполз, чтоб Машу сожрать!
Затаилась было Маша, а чего уж тут хорониться, коли сама себя голосом и выдала допрежь. Только и остается Машеньке, что Богу молитву класть, да смертушки ждать.
Но дракон Марие говорит:
– Не бойся меня, я ведь и сам как ты прежде царским сыном был, а теперь вот у этого анчихриста на посылках.
И рассказал её дракон, что в давние времена был он царевичем силы невиданной. Пришёл он однажды на ярманку, богатырством померяться. А навстречь ему идёт колдун – ликом гадкий, телом весь опаршелый. Брюхо в мешке по земле волочёт, горб со спины в мешок кладёт. Спрашивает ведьмак у царевича – не он ли самый сильный богатырь на есть во всём окрестном царстве.
– Я! - отвечает царевич.
– Побъемся тогда об заклад, что не оборонишься ты супротив моей силы!
Засмеялся царевич?
- Иди-тко, дяденька, своей дорогою!
Но колдун никак не уймется, всё спор богатырю навязывает: коли выиграешь, говорит, пожалую тебе силу огненную, да латы из кожи драконьей, да мечи-кинжалы вострые.
Возжелал царевич оружий и доспехов, стали спор улаживать. Ведьмак и говорит:
– Коли устоишь супротив троих, что мимо тебя пойдут, то быть тебе в кожах и с силой невиданной. А коли не устоишь, не обессудь – заберу твою душу на веки вечные!
Встал царевич наизготовку, ноги в сыру землю упёр. Стоит, кулаками соль жмёт, супостатов выжидает.
Вдруг встречь ему по дороге старец идёт: одеяние бело, борода духом ладанным пышет, а в глазах – будто вся жизнь царевичева. Хотел молодец старцу уступить, да вспомнил про заклад и не стронулся с места. Старец на полшага приблизился и пропал.
А следом баба идёт: голова платом крыта, руце к груди прижатыи и смотрит на царевица аки Присноблагородная Богородица. Вновь хотел царевич отойти, но пришли ему на память слова ведьмовские и не пустил он бабу через себя. Подошла она вплоть и истаяла.
– Что за морок?! - дивится царевич, а навстречь ему уж третий идёт. Лицом и ростом дитя малое, а в глазах – свет всепрощающий. Упал перед ним царевич на колени, благодатью сражённый, но с месте всё ж не уступил. А дитя постояло перед ним, да исчезло.
– Ах, бедный, да как же можно было перед Господом Богом, Пресвятой Богородицей да младенцем Христом не отступиться?! – вскричала Мария во тьме, догадавшись, кто был перед царевичем.
– Уж больно мне в неволю не хотелось душу отдавать, – отвечает царевич-дракон. – А когда дитя истаяло, так тут же заволоклось всё, тьмы тем духов округ зашумели и очнулся я в облике змеином, а мой лик и стать себе колдун забрал. Так и служу при нём с две тыщи первого году.
– Неужто ты, драконьей кожей и пламенем горючим вооружен, а не можешь колдуна одолеть?! – спрашивает Мария во мраке.
– Пытал счастья я одно время, но всякий раз, как подступал к нему, то себя вижу, словно бы и в молодости. А как встану, тут же в ушах мороком шепчет: кто себя убивает – в преисподню попадает. На том и отступаюсь.
Пригорюнилась Марья, но и с тем возрадовалась. Всяко ведь приятней в беду не поодиночке попасть.
Наутро колдун дракона седлает и летит неведомо куда, а Марья с Аришкой в подземелье остаются.
Входит Аришка в застенок к бывшей хозяйке неведанно: платье росшито каменьями смарагдами, на ногах ичиги татарские, голова платом шемаханским укрыта. Входит и хохочет:
– Была б ты царицей, да стала чёрной девицей!
– Как ты смеешь мне так говорить! – вскипела Марья, вспрыгнула к Аришке, да чепь чугунная не дала.
– А вот так и смею, - топает ногой Аришка, - что я теперь – колдунова жёнка, да ведьмова невестка! Будешь ты за меня теперь чёрную работу трудить! А не станешь – вмиг ужом безъядным оборочу, да в грязь тебя на скотный двор закину, пусть тебя свинья топчет!
– Бог не выдаст, свинья не съест, - крикнула Маша, да и смотрит на Аришку непопкорно.
– Коли так, – отвечает Аришка, – становись ужом пресмыкаемым, чтоб скотина тебя в злоби топтала, а ты её ответить не могла! – топнула ногой в ичиге татарской, да и обратила Машу в змею подколодную на скотском дворе.
К ночи хозяин-колдун на драконе воротился. Где, говорит, служанка, что с тобой вечор была? Аришка ему со смехом сказывает, что та на скотьем дворе, ванны грязевые изволит принимать за непокорность крайную.
Загрустил, услышав то, дракон заговоренный, а как ночь настала – кинулся на скотный двор, Машу разыскивать. Насилу отыскал, да втайне в нощи унёс её в горы в змеином обличье, где у него пещера была. Умостил её на гнездо сухое, принёс ей молока парного, а к утру улетел.
Так у них и повелось: дракон Маше молоко несёт, да яйца, а она ему нежных мышей отлавливает. Вскоре и дракончики у них понавылупились, трое сыновей, да как выросли, так сразу видно чью кровь вобрали – статные, крепкие и быстрые. Дракон как детей распочуял, бросил кольдунью службу:
– Лучше в облике змея – да детей разумея.
Вот как-то в весну дети драконь понеслись по склону вниз взапуски, кто кого опередит. Глядь, а встречь им – три царевича. Под каждым – конь гнедой, в руке – лук тугой, да саддак за спиной. Рыкнули драконьи дети на богатырей, а те не потерялись- луки натянули, вот-вот стрелы вострые пустят. Драконы огнём пыхнули, да не успели – царевичи уже железо с тетивы спустили. Так и погибли всё – и царевичи от пламени, и драконы от стрел калёных.
Прознали про то матери их – Машка-змея и Аришка, которая царевичам маткой была. Встрепенулись сердца их, Аришка с одной стороны бежит, а Маша-змея с другой ползёт. Отрыдали слёзы свои, смотрят – Машкины драконятя в добрых молодцев по смерти оборотились, а Аришкины царевичи – в горбунов колченогих, как и отец их. Вновь матери заплакали от несправедливости.
Оглядела Аришку Марью – а та из змеи обратно царевной стала, а муж её, дракон, сызнова царевичем стоит. Оглядела Марья-царевна Аришку – а та старухой превратилась, рядом с мужем своим скорузлым, хромым и хромым.
Похоронили каждый деток своих, а чтоб никто их не потревожил, над могилами по горе нагребли. Так они и стоят друг против друга. Сам я там бывал, Богородицу видал, ходит от края к краю, молитвы напевает.
___
Казань, ноябрь 2016
2 notes
·
View notes