Интервью Майкла для портала Billboard (2018)
You can read an English version here.
Оригинал интервью представлен здесь.
О том, как творчество Леонарда Коэна и панк-рок повлияли на карьеру музыканта
Майкл с детства был фанатом панк-рока. Его страсть к таким группам, как Operation Ivy, Rancid, Minor Threat и Fugazi, привела к созданию собственной группы после окончания средней школы. Так Маларки закрепился в хардкорной группе под названием Shadyside, а после ухода солиста стал её лидером.
— Я продолжал уговаривать гитариста позволить мне пройти прослушивание [смеётся]. Мне повезло.
Проведя пять лет с группой, Маларки одновременно учился играть на гитаре и вне этого развивал свой собственный стиль игры, погружаясь в творчество Леонардо Коэна и Тома Уэйтса.
— Я просто хотел творить.
Тем не менее, даже когда Shadyside распалась, Майкл не чувствовал себя готовым к выпуску сольного альбома. Когда к нему обратился бывший театральный директор из младшей школы, он решил продолжить актёрскую работу (несмотря на то, что с тех пор не выступал на сцене).
— Я думал, что сценарий совершенно безумен, так что я прослушался на роль злодея в спектакле и получил её. Услышал много отзывов, добился парочки наград и номинаций и всего в таком духе. Это было своего рода разжиганием огня. Я думал: «Подождите, может быть, я смогу это сделать…»
В 2006 году Маларки продолжил профессиональную актёрскую подготовку в Лондоне, пополняя своё актёрское резюме и всё ещё «брынча на гитаре и сочиняя многочисленные песни». Его злодейская практика оказалась практически случайной, когда Майкл получил роль Энзо в «Дневниках в��мпира» в 2013 году. Спустя год он наконец решил выпустить первый альбом.
Маларки обнаружил, что обе его работы удивительно параллельны.
— Моя актёрская игра питается моей музыкой, а музыка — игрой.
Майкл объединился с британским лейблом Hudson Records. И хотя он продолжает работать в двух сферах, Маларки хочет, чтобы поклонники знали: он не потерял музыкальные взгляды, к которым пришёл до начала актёрской карьеры.
— У меня есть очень-очень сильное представление того, что я хочу выпустить. Я не чей-то продукт. Я не пытаюсь обязательно заработать на этом: хочу дать именно то, что представляю.
Майкл дал интервью порталу Billboard. Он рассказал о том, как ему удаётся сочетать музыку и актёрскую игру (но вместе с тем работать по отдельности), и о том, как его любимое вампирское альтер-эго и Леонард Коэн сыграли в этом роль.
Ты говорил о борьбе с неуверенностью в себе, о том, чтобы чувствовать себя комфортно вместе с той музыкой, которую ты делаешь. Из чего это произошло и как ты её преодолел?
В этом мире легко думать, что ваш вклад незначителен. Думаю, что с годами вы понимаете: люди, которых вы любите и уважаете, — необязательно падающие звёзды. Это просто звёзды, которые решили поделиться своим сиянием с миром. Например, Адель. Ты слушаешь её музыку и думаешь: «Чёрт возьми, она рассказывает свою историю, она уязвима, она делится этой уязвимостью со всем миром». Что делает её особенной — так это то, что она не уклоняется от того, кем она является как личность. Она обычная женщина. В этом плане её история вдохновляет, потому что она заставляет вас понять, что дело не в том, насколько вы хороши (а Адель чертовски удивительна), а в честности по отношению к тому, что вы делаете. Кстати, не Адель заставила меня заниматься всем этим [смеётся].
Я просто начал думать, и знаешь что? Я не самый лучший актёр в мире, не самый лучший певец, но я чувствую, что у меня есть уникальный взгляд на жизнь, что я смотрю на вещи поэтично, и я хотел бы поделиться этим с людьми. Я думаю, что эта потребность начала преобладать над переживаниями, и вскоре я просто подумал: «Да пошло всё это к чёрту!». Я определённо из тех парней, которые действуют по принципу «да-и-хрен-с-ним».
Итак, как ты развил свои способности к написанию песен?
Когда я пишу, то не знаю, о чём собираюсь писать. Я не сажусь и не пытаюсь написать какую-то конкретную песню. Я просто начинаю играть и вижу, какие эмоции это вызывает, какие стихи и темы начинают появляться в моей голове. Я не рассматриваю музыкальную терапию, но это похоже на неё. Вы начинаете говорить и внезапно понимаете, что решили собственную проблему, а работа терапевта, полагаю, и заключается в том, чтобы направить вас в нужное русло, чтобы бы почувствовали силу преодолеть всё самостоятельно.
Я чувствую, что с большим количеством современной музыки в чартах все тексты третьего-четвёртого уровня похожи на «А давайте сделаем тему настолько очевидной, чтобы каждый мог к ней подключиться». Единственное, что интересует меня, — так это то, что люди могут проникнуться этим. Не надеюсь, что вы сможете точно понять, что я слушаю, о чём говорю и через что прохожу, потому что я сам даже половины этого не понимаю [смеётся].
Ты нервничал из-за того, что люди начали следить за тобой после «Дневников Вампира» и не совсем понимали, что ты пытаешься донести?
Я много думал об этом. Сейчас же я думаю, что это очень уникальная позиция. Я вырос, работая в музыкальном магазине пять-шесть лет, играя в хардкорных группах, выискивая новую музыку (у меня всё ещё есть эта зависимость, я трачу слишком много времени на Spotify). Я нахожусь в таком месте, где открываю для себя что-то новое, делюсь им с людьми, которые, возможно, никогда раньше не сталкивались с подобной музыкой. Некоторые фанаты «Дневников» слушают мейнстримную музыку. Я же могу поделиться с ними чем-то более разноплановым и интеллектуальным. И они впоследствии говорят: «Вау, я нашёл замечательную группу».
Как твоя актёрская игра влияет на твою музыку и наоборот?
Быть актёром — всё равно, что быть психоаналитиком. Вы начинаете анализировать человека и видите, как люди действуют, в конечном итоге наблюдаете за их взаимоотношениями независимо от того, знают ли они, что вы наблюдаете за ними, или нет.
Мне кажется, что такое видение «универсального человеческого состояния», которое даёт актёрская игра, не может не помочь прочувствовать то, как вы относитесь к личным написанным песням, если это имеет смысл. С другой стороны, будучи музыкантом, вы слышите музыкальность и в сценах. Вы слышите собственный ритм и ритм других актёров. Вы можете настроить их соответствующим образом в зависимости от того, что требуется для сцены или песни.
Думаю, что твоя музыка похожа на таинственные, порой тёмные стороны Энзо. Как считаешь, у твоей музыки и этого персонажа есть сходства?
Меня всегда тянуло к более тёмным вещам. В юности я читал Брэма Стокера и подобную литературу. В какой-то момент увлёкся тяжёлой музыкой и готическими вещами типа Type O Negative. Я всегда был очарован тёмной стороной человеческой жизни. Я как автор живу в этом тёмном мире и нахожу красоту в меланхолии. Никогда не избегал этого. Всегда был очень наблюдательным и внимательным ребёнком.
Как это отразилось на создании музыки?
Всё началось с поэзии. Никогда не забуду, как на уроке гуманитарных наук в средней школе впервые прочитал «В дороге» Джека Керуака. Раньше не читал ничего подобного, и это было похоже на поток сознания в джазовом стиле.
В то время единственными стихами, которые я писал, была глупая любовная поэзия для цыпочек. Ты подсовываешь стишки им возле питьевого фонтанчика или вроде того. Я начал путаться в словах. И что меня интересовало в бит-поколении, так это то, как они использовали слова не только для создания смысла, но и для звучания; к каким звукам они прибегали, чтобы заставить нас почувствовать что-либо. Мой интерес к написанию поэзии заключался в том, как я мог передать не только смысл того, о чём я говорил, но и какой-то внутренний отклик на это. Я был одним из тех странных, длинноволосых парней, которые носят шляпы и которых вышвыривают из университета. Я определённо был парнем где-то в заднице [смеётся].
Вот так я и начал. И в конце концов понял, что не собираюсь просто стоять и зачитать свои стихи. Хоть и ��ытался, но это было неправильно. Затем, когда начал играть на гитаре и смог наложить слова на музыку, я наконец осознал, что это было то самое уравнение, которое я искал: сочетание сцены с музыкой и возможность рассказать свою историю.
Твоя музыка тогда звучала так же, как и сейчас?
Тогда она была намного громче: я чувствовал, что нужно петь во весь голос, как будто я должен был постоянно подниматься наверх. Это было что-то вроде мира эмо. В конце концов жизнь просто приводит вас к баритону [смеётся]. Я стал больше расслабляться и позволять музыке и текстам говорить самим за себя, вместо того, чтобы пытаться их вытолкнуть.
Почти невозможно представить, что ты, имея такой глубокий голос, раньше был скримером.
Кажется, я нашёл свой вариант скриминга. До сих пор использую его. Держу в голове идею: если кто-то однажды снимут биографический фильм о музыкальной группе Faith No More, я хотел бы сыграть Майка Паттона. Потому что, чёрт побери, я смог бы кричать, рычать и издавать все эти странные звуки. Не так хорошо, конечно, как он, но я хотел бы однажды подойти к нему и сказать что-то вроде: «Эй, чувак, ты когда-нибудь хотел снять о себе биографический фильм?» Слышал, что я немного похож на Майка. Так что с удовольствием бы сыграл эту роль.
Итак, когда ты нашёл идеальное звучание своего голоса, хотел ли что-нибудь сделать и с музыкой?
Я творю для того, чтобы творить, а не делать что-то другое. Но надеюсь, что моя музыка — это то, что люди включают, когда едут куда-то. Что они слушают тексты, впитывают их, а не просто воспринимают их фоном.
Один из моих любимых музыкантов — Леонард Коэн, но вы ведь не ждёте, когда он вытянет ноты, как Мэрайя Кэри? Вы ждёте лирику и говорите: «О, чёрт!» Он очень вдохновлял меня на протяжении многих лет… К тому же он тоже был поэтом. Раньше я не считал себя таковым, просто писал стихи [смеётся]. Коэн поёт на низких тонах, и думаю, что многие люди, не привыкшие слышать такую музыку, считают, что это просто угнетает. На самом деле они просто не вслушиваются.
Помимо любви к музыке и актёрству, есть ли что-то ещё, что побуждает тебя этим заниматься?
Думаю, я знаю, что есть ещё что-то, что нужно исследовать. И чувствую, что искусство — мой ключ к открытию всего этого. Чем больше я могу быть свободным как художник, тем больше могу освободиться как человек. Это любопытство и движет мной.
Как думаешь, что в итоге будет доминировать в твоей карьере?
На данный момент у меня нет причин выбирать что-то одно. Однажды ты начинаешь кого-то разочаровывать, и это только часть проблемы. Часть меня беспокоилась о таких вещах, как «О Боже, может, мне не стоит бронировать тур на случай, если выберу актёрскую работу». Сейчас я придерживаюсь позиции «Давайте пересечём все мосты, прежде чем дойдём до этого».
Я хорошо разбираюсь в том, чем занимаюсь. Но если чему-то суждено быть, оно будет.Я верю, что вы в какой-то степени управляете своей судьбой: если вы вложите правильную энергию в то, что делаете, это, чёрт возьми, случится. Потребуется некоторый опыт, чтобы научиться этому по-настоящему, но я чувствую, что мне повезло узнать это, и последние пару лет я пытаюсь сбалансировать между этим и своей семьёй. Что посеешь — то и пожнёшь.
2 notes
·
View notes