С чего начинается книга?
Как заинтересовать читателя с первой страницы? Хочу показать несколько хлёстких примеров, которые цепляют.
"Меня звали Сюзи, фамилия — Сэлмон, что, между прочим, означает «лосось». Шестого декабря тысяча девятьсот семьдесят третьего года, ��огда меня убили, мне было четырнадцать лет".
Книга Элис Силбот - "Милые кости". Сразу в лоб, сразу с козырей! С таким началом роман был обречён стать бестселлером. По-другому, я к сожалению не могу объяснить ажиотаж вокруг этой книги, потому что она на самом деле так себе, но сейчас не об этом.
"Игнациус Мартин Перриш целую ночь бухал и занимался всяким непотребством. Он проснулся наутро с дикой головной болью, приложил руки к вискам и нащупал что-то незнакомое, пару заостренных шишек. Ему было настолько плохо — слабость, и глаза слезились, — что сперва он почти не обратил на эти шишки внимания. Похмелье не оставляло места для иных беспокойств. Но когда, уже в туалете, он взглянул на свое отражение в зеркале, висевшем над раковиной, то увидел, что за время сна у него выросли рога. От удивления он пошатнулся и вторично за двенадцать часов намочил себе на ноги".
Роман Джо Хилла - "Рога" сам по себе не плох, хотя и интересен больше своей идеей, нежели сюжетом, но лучшего начала просто не придумать. Сразу же в голове куча вопросов и мыслей: как, откуда, почему? Идеальное начало книги.
"У-у-у-у-у-у-гу-гу-гугу-уу! О, гляньте на меня, я погибаю! Вьюга в подворотне ревет мне отходную, и я вою с нею. Пропал я, пропал! Негодяй в грязном колпаке, повар в столовой нормального питания служащих Центрального совета народного хозяйства, плеснул кипятком и обварил мне левый бок. Какая гадина, а еще пролетарий! Господи Боже мой, как больно! До костей проело кипяточком. Я теперь вою, вою, вою, да разве воем поможешь?"
А это "Собачье сердце" Михаила Афанасьевича Булгакова. Сразу к делу, сразу экшон! Всё как надо. Мастер, что сказать!
Если не трудно, делитесь постом на своих ресурсах)
27 notes
·
View notes
Поездка проходит тихо. Так много нужно сказать друг другу, о стольком спросить, что они не решаются по-настоящему начать.
На горизонте показывается автозаправка. Последняя. Необязательная, но нужная остановка.
— Тебе взять что-нибудь?
— Я пойду с тобой.
Он совсем забыл, что такого ответа стоило ожидать, поэтому отворачивается, мысленно отчитывая себя. У обоих затекли ноги. Она оставляет кроссовки в машине. Асфальт обдает босые ступни теплом. Вечереет.
Он прихватывает деньги на случай, если магазин окажется обитаемым, хотя не питает ложных надежд. Просто перестраховка. Как всегда.
Магазин, конечно, заброшен. Он с пустым взглядом останавливается перед пивным холодильником. Она хватает несколько пакетов маршмэллоу, газировку, чуть погодя — воду (на случай, если всë затянется). Когда ей надоедает делать занятой вид, она оборачивается и щурится:
— Ты начал пить?
— Нет. Но ведь нужно когда-нибудь начать.
— Просто не бери, если не хочешь. Ты ведь не хочешь.
Он не отвечает. Просто отходит от холодильника и начинает складывать в сумку наборы салфеток и пластиковые стаканчики.
В машине первую пачку маршмэллоу беспощадно уничтожают, не отъехав ни на метр. Никто из них не голоден — вернее, никто из них не чувствует голода (они не ели с шести утра). Но, когда тянешься за новой порцией, нет ничего зазорного в том, чтобы столкнуться руками. Это просто зефир.
В конце концов они трогаются с места. Она уже давно отчаялась в попытках найти работающую волну, поэтому поëт сама, прикрывая глаза, когда берëт особенно высокую ноту. Теперь нет нужды смотреть на дорогу: им не встретится ни одна машина. Нечего бояться. Он позволяет себе провалиться в беспокойный сон, поэтому последний отрезок пути пролетает незаметно.
Однако торможение немедленно будит его. Ужасно длинная секунда требуется, чтобы понять, где он, что с ним будет... И с кем он.
Она уже выбежала на волю, жадно вдыхает живительный воздух, улыбается по-детски и почти не смущается, когда замечает, что он на нее смотрит, садится, свешивает ноги с края утëса и зовëт его. Он становится похожим на гипсовую фигуру.
— Ты можешь сесть подальше, если хочешь, — произносит она громче, чем хотелось бы. Близ большой воды бесполезно говорить шепотом.
Дело не в том, где он хотел бы сидеть. Совсем нет. Однако он проходит несколько метров шатающейся походкой и нехотя опускается на колени. Не время спорить. Холодные острые камешки впиваются в кожу — но какая теперь разница? Не бежать же в машину за подушками. Так можно всë пропустить. Это было бы просто глупо.
Она вглядывается в горизонт. Отсюда открывается великолепный вид. Небо, удивительно ясное для этого времени года, отражается в мерно дышашей воде. Берег, обычно полный народу, пустует. Вечно мрачные острые скалы будто ожили и теперь впрямь хмурятся, потому что не от кого стало скрывать свой дурной нрав.
Всë это кажется таким хрупким и далëким. Вот-вот развалится. Ничего не поделать.
***
Здесь, прямо на краю, они впервые поцеловались. Воспоминание размыто временем и, должно быть, тревогой. Тогда он ещë не боялся высоты. Она предлагала просто погулять по торговому центру, как в прошлые выходные. Он умыкнул мамино авто и усадил еë, ничего не объясняя. Она в нетерпении пыталась вытащить из него коварный план, шутила, что он похитил ее и собирается разобрать на органы. Он устал, но это стоило того.
"О. Мой. Бог! Ни разу не была здесь! Не знала, что сюда так легко добраться! Мы обязательно должны бывать здесь чаще! Так красиво! И романтично!"
Закат путался в еë волосах. Пахло невыразимо, пахло светом. Невозможно было отвести взгляда от силуэта, кружившегося в искреннем танце, как дитя.
А потом она замерла. И просто смотрела. Больше не на пейзаж, нет. На него. Глупо улыбающегося и не знающего, что делать. Восторг долгое мгновение сползал с лица. Она поджала губы и, наконец, выдала:
"Эй. Знаешь это чувство, когда смотришь вниз... И ноги подкашиваются?"
Он не знал.
"А думал когда-нибудь, что было бы здорово, знаешь, побыть птицей?"
Он не думал. Всë его тело напряглось.
"А хотел бы прыгнуть? Сейчас."
Боже, нет, он не хотел.
Она побежала.
Он побежал.
Рывок.
Рука в его руке, губы на его губах, горько, горячо, ужасно, лучше всего на свете.
Ещë рано. Не время. Подожди.
Это был первый раз. Не последний. До этого момента они не возвращались сюда.
***
Мучительная минута проходит. Она оборачивается и видит его, ссутулившегося, рассеяно перебирающего песок.
— Ты ведь... Всë ещë любишь меня?
Он вздрагивает и поднимает глаза только на секунду.
— А ты?
— Да.
— Тогда я тоже тебя люблю.
Она улыбается, как раньше, показывая щербинку меж верхних зубов. Он в ответ приподнимает уголки губ. Прячет взгляд. Вздыхает. Она возвращается к горизонту и тут же вскакивает.
— Смотри. Вот, вот, черное!
— Это не оно.
— Думаешь?
— Это чайка.
— А здесь водятся чайки?
— Это не оно.
— Да, теперь вижу. Но это могло быть оно!
— Оно не так летит. Это точно была чайка, я тебе говорю.
— Мог ли это быть голубь?
— То есть, голуби здесь, по-твоему, водятся?
— Голуби везде водятся.
— А чайки?
— Ладно, может, это и была чайка... Но могло быть и оно!
— Ох. Будь по-твоему.
Она хихикает, и он не может удержаться, чтобы не посмеяться вместе с ней. Он протягивает ей руку, она падает в его объятия. Утыкается ему в плечо. Она тоже боится. Хотя ни за что в этом не признается. Особенно ему. Они молчат еще несколько минут, но уже совсем не мучительно. Он вжимает голову в плечи. Теперь его очередь. Перед ним предстаёт ослепительный пейзаж, в котором теряются знакомые очертания. Голова кружится от страха. Он открывает рот и не знает, как сказать ей. Поэтому говорит:
— Твой ответ не был важен. Я бы все равно любил тебя.
Она жмется к нему сильнее. Она знает. И знает, что он сказал бы это только в одном случае.
Это красиво. Нет, правда, красиво. Вода закипает, и небо в секунду заливает цвет, ни на что не похожий. Скалы дрожат и сыпятся. Но они этого не видят. Они зажмуриваются и через секунду вплавляются друг в друга, а ещë через две — рассыпаются, смешиваются с камнями и песком. Взрывная волна подхватывает и уносит их — вместе.
18 notes
·
View notes
Подумала и решила выложить сюда пару своих стихотворений. Вдруг в чьей-то душе они найдут какой-то отклик? У меня есть цикл стихотворений под названием "По пеплу сожжённого Петрограда" - там, конечно, о периодах революций и Гражданской войны, и немного о Первой мировой.
Память
Мне снилось, как ты в сонный Петроград
Выходишь из-за кованой ограды.
И город раннею весной объят,
В нём тишина — лишь слышно, как скользят
Коньки по льду Юсуповского сада.
Под арками Гостиного двора
Истаивает луч земного света.
С ветрами просыпается весна —
Холодная, не знает, что она —
Посланница пасхального привета.
И ты идешь. И воздух синий чист,
И глаз небесный взгляд, и город дышит,
В тумане утра тих и серебрист —
В нём Пушкин сам — уже не лицеист,
Но весь язык наш, в мраморе застывший.
Ты только здесь останься, пусть вдали,
Пусть не послать ни слова мне, ни знака,
А ты в тумане утренней зари,
Стоишь и смотришь, как встают цари
И объезжают кругом Исаакий.
И льдом покрыта белым синь Невы,
И утреннее солнце в дымке красно.
Но ты иди. Сквозь ветер, гул молвы,
Сквозь смерть и боль и время, тьму и сны —
Будь только Воскресению подвластен.
А я останусь, в памяти храня
Тебя, Неву, весну и Исаакий,
Царей, что каждый своего коня
Ведёт, не замечая ни меня,
Ни времени, что оставляет знаки.
…
И как-то утром в сонный Петербург
Из тишины и сумрака парадной
Я выйду. Но уже не в ту весну…
Туда, где вновь взрезают тишину
Коньки по льду Юсуповского сада…
7 notes
·
View notes