#Не удалось войти | Explore Tumblr Posts and Blogs

drpn · 1 year

Text

[часть 30.2]

В кабинете свет не горит; растушевывает вечер резкие линии широкими тенями, обмазывая стены от пола до потолка в приглушенные мягкие тона. Чанёль отвлекается от ноутбука, когда Кёнсу, один раз стукнув в дверь, сразу же её открывает, даже не собираясь дожидаться разрешения войти. Он опять весь какой-то помятый и взлохмаченный; скидывает рюкзак со скейтом возле стола и, улыбаясь, протягивает руку раскрытой ладонью вверх. Чанёль вкладывает в неё ключи.

В прошлый раз они целовались в этом кабинете — Кёнсу тогда не особо проявлял инициативу, а теперь вот сам садится на стол, смотрит сверху вниз и тянет уголки губ, выдавая вполголоса:

— Вся кафедра уже разошлась по домам. Может, хватит работать?

Может быть.

В конце концов, гораздо приятнее оказывается вылизывать чужой кадык, придерживая ладонью откинутый затылок, прихватывать кожу над пульсом губами и вести влажную линию до уха, разрывая её горячим дыханием; стоять между разведенных ног, нащупывая пальцами голое колено в дырке джинсов.

Кёнсу жмется ближе уверенно, поймав чужую руку бедром, подбирается волной и губы для поцелуя подставляет, отвечая с запалом, позволяя откинуть чёлку со лба, собрать её в некрепкий кулак. Чанёль его совсем дыхания лишает, когда, не давая отстраниться, толкает язык до глотки, настойчиво прижимая к себе, сжав пальцы на шейных позвонках. Он сам, разорвав поцелуй, опаляет жарким выдохом влажные губы; тянется к узлу надоевшего галстука, сжимающего горло удавкой, и сталкивается с пальцами Кёнсу не глядя — тот расстегивает пару верхних пуговиц на воротнике рубашки, пока Чанёль, споткнувшись о линию черных ресниц, смотрит в глаза. Он блестящий взгляд, гипнотизирующий, скрывает за полоской снятого галстука, прижав шелковую ткань к беспокойным векам, не завязывает — просто держит концы в кулаке, уведя ладонь к затылку. И целует совсем без порыва, почти мучительно медленно сминая губы. Он верхней касается кончиком языка, прихватывает, зубами царапая вскользь, не оставляя укуса, и Кёнсу, уже успев растерять опоры для выдержки, оказавшись в темноте один на один со своими ощущениями, представляет столько всего — из-за нахлынувшего лавиной возбуждения, и одновременно — сосредотачиваясь лишь только на неторопливом поцелуе, пускающем мурашки до колен. Чанёль не касается больше нигде и вдруг улыбкой жмется к губам, не сумев её сдержать, когда понимает, что с каждой секундой Кёнсу тормозит с ответом все больше — очевидно, совсем путаясь в реакциях тела.

Всё это выглядит очень многообещающе, и Чанёль почти с сожалением отстраняется, роняя галстук на стол. Кёнсу улыбается, качнув головой, шепчет:

— Да ладно?

Нормальные такие у Пак Чанёля кинки.

А тот, усмехнувшись, снова касается пальцами чужих волос, обещает вполне убедительно:

— Попробуем как-нибудь потом.

Кёнсу хочется всего и сразу: и губами ткнуться в расстегнутый воротник рубашки, и подставить лицо для поцелуя, поймать языком очередной выдох и бегло лизнуть под мочкой уха. Руки сами тянутся к поясу чужих брюк — немного торопливо, с вынужденной заминкой на пряжке ремня. Чанёль смотрит на пальцы Кёнсу; он уже видел, что ногти его снова накрашены лаком — черным, — но в мельтешащих движениях и за спешными ласками не удалось как следует рассмотреть неаккуратные мазки, ложащиеся теперь небрежно на и без того богатую палитру ощущений. Слишком много кинков сегодня для студента До.

— Боже, — роняет хрипло Чанёль, давясь коротким смешком, — это еще что такое?

У самого, конечно, мысли летят в разные стороны: вспоминается клуб и первая запрещенная фантазия относительно Кёнсу, которую тот, по всей видимости, и собирается воплотить в реальность прямо сейчас.

— Делать было нечего вчера, — шепчет низко, отмахнувшись. Он лезет в расстегнутую ширинку пальцами и накрывает ладонью член под тканью белья, оглаживает. В глаза заглядывает, ловя вместе с сиплым выдохом чужой язык губами, и зубами его прикусывает, не позволяя разорвать поцелуй.

Чанёлю приходит в голову мысль (да, вот прямо сейчас), что Юра покрутила б пальцем у виска, скажи он ей: «Ты не понимаешь, он же из моих фантазий со школьных времен», «да если б он меня любил уже тогда—». «Тебя любили, Чанёль», — ответила б она. — «Пока ты свою любовь не понятно на кого тратил». И Юра, как всегда, окажется права.

Чужие мысли не мешают Кёнсу скользнуть рукой под резинку трусов, обнажить, освободив от тесноты белья, горячий твердый член, провести по нему медленно пальцами, щекотно, от основания до головки и замереть этими чертовыми накрашенными ногтями, дразня. Чанёлю вниз лучше б не смотреть, но он все равно смотрит — Кёнсу тоже голову клонит, наблюдая, как чужая плоть дергается под ладонью, как выступает густая капля смазки, стоит надавить чуть сильнее подушечкой пальца. Он её растирает по упругой головке, а хочет — слизать.

— До Кёнсу, — зовет Чанёль немного угрожающе, когда тот, придерживая одной рукой выбившийся из-под пояса подол рубашки, другой — старательно дрочит. А потом подается плечами вперед и чуть вниз, коснувшись раскрытой ладонью мошонки, сжимает пальцы, вынуждая вместо беспокойных выдохов и съеденных вздохов выдать хриплый полустон.

— Пак Чанёль, — крадет чужую интонацию Кёнсу, облизав губы наспех. Он задирает подбородок, бросая взгляд наглый и добродушно-насмешливый, но возбужденный настолько, что Чанёль не может не повестись.

— Я очень хочу тебя, — шепчет, схватив пальцами за подбородок, — но у меня совсем ничего с собой нет.

— У меня есть, — несется в ответ с короткой усмешкой несмотря на предупреждающий взгляд. Чанёль не сдерживает тихий мат, понимая, откуда мелкий набрался охуительно полезных идей, но не говорит ничего против, не возмущается, когда Кёнсу, пошарив в рюкзаке, достает оттуда презервативы и смазку. Он вкладывает их в чужую ладонь, а сам второпях расстегивает пояс своих джинсов, и, не тратя лишних секунд на раздумья, стягивает их полностью вместе с бельем; небрежно отпихивает в сторону голой стопой снятые в спешке кеды.

А Чанёль так и остается почти полностью одетым — мятые края выправленной рубашки прикрывают расстегнутый пояс брюк и пах; Кёнсу, цокнув языком, отбирает показавшийся в чужих руках блестящий квадратик презерватива, подносит его тут же к губам, цепляя зубами ребристый край.

— Рубашка будет мешать, — говорит, разорвав упаковку. Он крутит её в пальцах, взглядом прилипая к чужим крепким запястьям, скользнувшим к воротнику.

Кёнсу подходит ближе и, чуть голову склонив, оставляет поцелуй где-то над гулким сердцем, трется невзначай носом, вдыхая запах обнаженной кожи, смешанный с горьким ароматом парфюма. Он нижние пуговицы сам неловко расстегивает, уводит широкие полы в стороны и, тронув член, придерживая, осторожно раскатывает презерватив по стволу.

Дыхание вдруг перехватывает ни с чего: Чанёль, сняв рубашку, сбрасывает её на пустое кресло, и открывшиеся, больше не скрытые тканью участки кожи манят к себе ладони — коснуться над пупком и провести вдоль грудной клетки до самых ключиц.

Чужие руки приходится от себя отрывать — у Чанёля перед глазами все еще осторожные пальцы, натягивающие презерватив с плохо скрываемым нетерпением, но при этом с такой деловой уверенностью, что пульс неизбежно рвет неравномерными заминками — их ловит губами Кёнсу, когда Чанёль кладет ему руку на плечо, ближе к шее.

Он вынуждает развернуться к себе спиной и шагнуть вперед, почти прижавшись к столу, потерять выдох от нечестных поцелуев под ухом, единоличных. Чанёль собирает сомкнутыми губами раскиданные по коже мелкие родинки, не удерживается от того, чтобы царапнуть зубами, лизнуть место укуса, примирительно огладив ладонью скрытое футболкой плечо. Он руку на бок уводит, пальцами скользит по бедру, касаясь горячей внутренней стороны волнительно, сжимая, заставляя, согнув ногу в колене, уложить её на стол. Самое время проматериться сквозь зубы.

А Чанёлю всегда хотелось так — чтобы одинаково заодно, чтобы в чужих движениях считывать свои же, чтобы во взгляде, брошенном мельком из-под ресниц, в сорванном выдохе — собственные желания угадывать.

Он лубрикант вкладывает в руку Кёнсу, протягивает раскрытую ладонь, прижавшись губами к виску и наблюдая, как тот, нервно дернув крышку, выдавливает смазку на пальцы. Чанёль её даже не растирает особо, уводя запястье вниз, мажет влажно меж раздвинутых ягодиц, и толкнувшись одним пальцем на фалангу, сразу добавляет второй. На все это не особо есть время и силы; Кёнсу сам подается назад, пытаясь быстрее насадиться, тянет позвоночник криво, наклонившись. Он упирается ладонью в столешницу, жмет губы, не давая вырваться стону, когда Чанёль, наскоро растягивая, своими небрежными движениями все равно задевает жгуче-приятно. Слишком, блин.

— Слушай.., — все-таки слетает с языка на длинном выдохе. Остальные слова застревают в горле, сбитые чересчур поспешной мыслью, но Чанёль, чутко чувствующий реакции чужого тела, не дожидаясь просьб, вынимает пальцы, огладив напоследок нежную кожу мошонки.

— Ты только тише, — шепчет, прижавшись к заднице, и все равно тратит время на то, чтобы подразнить, качнув плавно бедром, потершись о влажную промежность членом.

Кёнсу бы сказал пару ласковых, но вместо этого — репетирует долгий вдох, когда Чанёль, замерев, придерживая член рукой, давит головкой на вход. Чужое бедро утекает из-под свободной ладони, стоит только чуть толкнуться вперед; Кёнсу, пытаясь уйти от болезненных ощущений, склоняется над столешницей еще ниже, цепляясь пальцами за край, а Чанёль пользуется удобной для себя позой, чуть потянув чужие бедра вверх, и входит до конца плавным толчком.

Футболку с Кёнсу приходится снять, чтобы просто ладонями расчертить взмокшую спину хоть пару секунд, пока тот привыкает. И глаз не оторвать от острых лопаток и волнительных позвонков, напрягшихся мышц, к которым буквально липнут пальцы. Нереально хочется нагнуться и провести рукой по влажному затылку, зарыться носом в сладко пахнущую макушку и прошептать что-то не совсем к месту, заслуживающее в ответ колкую ухмылку. Но получается только укусить в шею, подавив запоздавший порыв сказать хотя бы сейчас, что нет, все-таки Юра не всегда бывает права.

Кёнсу дышит в плотно прижатую ко рту ладонь, зажимает готовый сорваться с языка стон, когда Чанёль сначала двигает бедром, почти навалившись сверху, до пупка, блять, член вгоняя, а потом поднимается обратно, раздразнивая простату, отчего закинутая на стол нога сама по себе сползает вниз. Чанёль её обратно закидывает, рукой придержав, жмет на ляжку больно, будто Кёнсу каждую ночь на гребаном шпагате спит, но тому, в принципе, вообще плевать, когда приходится елозить лбом по столешнице, прижимая руку к губам, потому что Пак толчками входит рваными и торопливыми, то за бедро хватая, вынуждая встать на носки, чтобы зад поднять, то на шею ладонь бросая, наклонившись.

Становится совсем невозможно, потому что Чанёль, толком не выходя, все равно подается бедрами ритмично, волной какой-то, плотно. Кёнсу отрывает негнущиеся пальцы от края стола, заводит руку назад, ловя чужой затылок, и мстительно карябает ногтями кожу, собирая волосы в кулак. Он жмет его носом к своей голове, наверное, больно, а сам подается бедрами назад, выписывая полукруг, и ловит шеей сдержанный стон, еле слышный.

Чанёль не помогает ни разу, когда, отодвинувшись, тянет его на себя, заставляя выпрямить спину. Он и сам на пределе, добитый окончательно узостью тела, жаром кожи, об которую язык недолго опалить до глубоких ожогов. И то и дело вырывающиеся из беспокойного горла хриплые выдохи, протяжные — почти стоны, уводимые в глухоту насильно, — тянут крепкие узлы возбуждения в паху до сладкой боли, до желания рвануть их.

От коротких сильных толчков, слишком резких, растирающих простату издевательски ритмично, Кёнсу теряет над телом контроль. Разрядка сама не приходит, хоть и собирается в низу живота горячо и плотно, путано, накручивая новые петли, и член, блять, изнылся уже — просит ладонь, пусть без ласки, хоть как-нибудь.

— Руки, Кёнсу, — хрипит низко Чанёль, когда тот все-таки тянет вниз пальцы, ненадолго сомкнув их на члене.

Он слушается, отпуская, и головой мотает, дергаясь нервно от смазанного прикосновения губ к скуле. Чанёль носом ведет по щеке, вынуждая повернуть подбородок, и, отняв руку от лица, утопить очередной сорванный выдох в жадном поцелуе. Получается какое-то беглое вылизывание рта.

Чанёль кончает через два толчка — оргазмом бьет так, что приходится биться зубами, раскрытыми губами, как рыба, блять, воздух хватать, потому что сдержанный стон застревает в горле, не давая нормально дышать. А Кёнсу не слышит собственного сердца за крупной дрожью, в которое бросило тело с головы до пят — из жаркого плена сразу в лед и обратно, хуй пойми как.

Поэтому, когда Чанёль, тяжело дыша, отстраняется, Кёнсу не сразу приходит в себя, сканируя подслеповато утонувшее в тени пространство перед собой, и на прикосновение настойчивой ладони к боку откликается запоздало, перетерпев рванувший позвоночник нервный импульс.

Чанёль садится перед ним на колени. Кёнсу видит, как тот слизывает густую каплю с головки члена и без попытки подразнить укладывает её сразу на язык, смыкая губы, беря глубоко. И дальше — чернота с разноцветными кругами; Кёнсу закрывает глаза, задрав подбородок, ладонью впитывает собственное дыхание, замученное, дикое. Приходится свободной рукой схватиться за чужое плечо, настойчиво толкая от себя, но Чанёль, чувствуя, как вдруг замерли напротив, только теснее жмется носом к лобку и не отодвигается даже тогда, когда теплая сперма стреляет упругим толчком в горло. Он её глотает, давит языком на уздечку, улавливая дрожь в чужих бедрах, головку обсасывает долго, целует крупную венку под нежной кожей. И взгляд переводит на опустившуюся перед лицом руку, на ладонь с глубокими следами от зубов, по ребру оставленных пунктирной линией. В ней медленно собирается кровь.

Кёнсу очень хуёво. От брошенного снизу темного взгляда — хуёво вдвойне, втройне — от того, что все, на самом деле, заебись, но разобраться с тем, почему все-таки плохо, совсем не хватает сил. В голове путается столько гребаных мыслей, но только одна среди них оказывается самой важной — коснуться пальцами чужой челки, провести до виска, убрав её со влажного лба.

Чанёлю не приходится долго приводить себя в порядок: он просто обтирает член салфетками, застегивает ширинку так и не снятых штанов, рубашку на плечи тянет, игнорируя слабость в пальцах, пуговички вон застегивает по очереди, не пропуская. Кёнсу же какое-то время отсиживается в кресле, откинувшись затылком на высокую спинку, пялится в потолок, расчесывая бедро ногтями, и только потом подбирается к валяющимся на полу вещам, не вставая, — колесики офисного стула почти бесшумно скользят по полу.

Одевается он супер медленно, застревает стопой в дырке, когда толкает ногу в штанину джинсов, а Чанёль, опершись бедром о край стола, выхватывает взглядом прокушенную ладонь, неловко копошащуюся в районе ширинки.

Херово, если укусы, крики эти сумасшедшие — не от перевозбуждения, если нервозность, зажимания приходят на смену открытости и податливости не из-за недостатка опыта. Херово, если все это — загоны. И откуда начать разгребать — вообще непонятно; Чанёль разочарованно признает, что совсем не чувствует Кёнсу: физически подстраивается, а эмоционально догнать все равно не может.

Поэтому он цепляется за самую избитую тему, особо не надеясь, что попадет хоть сколько-нибудь в цель.

— Если захочешь поменяться, только скажи, это не проблема.

Кёнсу смотрит немного удивленно, встречаясь с прямым серьезным взглядом; он сам не особо задумывался о позициях в сексе с Чанёлем, представляя с самого начала все так, как сейчас у них и происходит. Не заморачиваясь совсем.

— А если не захочу, это будет проблемой? — спрашивает без ухмылки, тихо и ровно.

Улыбкой коротко щекочет уголки губ.

— Нет.

— Это странно?

— Нет, — повторяет Чанёль, чуть усмехнувшись, — пока тебе все нравится, не странно.

А Кёнсу, дурак, хмыкает, дернув бровь многозначительной дугой, да с кресла встает, чуть кряхтя (специально), тянется рукой к лежащим на столе презервативам и смазке. Чанёль останавливает его, тронув пальцами запястье.

— Оставь здесь.

— Купите диван, — смеётся.

— Хочу, чтобы все было как у нормальных пар, — признается Чанёль, сгоняя ухмылку с чужих губ. — Без секса в закрытых аудиториях и на подземных парковках.

— Поэтому мы трахались в багажнике машины, — кивает тот, пытаясь сдержать добродушный смешок, — и только что — в этом самом кабинете.

Все верно, но Чанёль говорит о другом.

— Я трахался в раздевалках, подсобках, университетской библиотеке, конференцзале, в архиве на практике. На заднем сидении машины, на переднем, в лав-мотелях, — задумывается только для вида, — наверное, пару сотен раз. Меня вызванивали в какой-то провинциальный город, чтобы во время кофебрейка потрахаться в туалете гостиницы, в которой проходила конференция. А потом я шлялся до ночи по незнакомым улицам, пропустив последний транспорт до Сеула, чтобы, в конце концов, узнать о том, что без меня уже давно уехали. Все потому, — поясняет Чанёль, — что меня очень редко хотели видеть у себя дома.

Он совсем не нервничает, переводит дыхание спокойно и говорит уверенно, смотря в глаза:

— А я очень хочу видеть тебя в своем доме. Я не мудак.

— Я знаю.

Кёнсу бы только адресок узнать, по которому можно приехать и переломать одной суке все ребра.

— Я не собираюсь делать тебе больно.

«Я знаю».

— Поэтому доверяй мне, ладно?

Кёнсу не успевает перестроить ход мыслей; ломается шея неуверенным наклоном головы, заторможенным, и неповоротливый язык мешает хоть что-то сказать, но Чанёль, кажется, и не ждет ответа, бросая презервативы и смазку в ящик стола.

6 notes · View notes

fox-planeswalker · 1 year

Text

Дневник Драгмара, Запись номер 22111524, концовка

Первая запись (тык!) Предыдущая запись (тык!)

Отправившись дальше, мы заплутали, но в конце очередного тупика нами была обнаружена деревянная дверь. Самое странное было даже не то, что дверь от какой-то деревенской лачуги была приделана к каменной стене лабиринта, а то, что, пересчитав своих спутников я не обнаружил ни совы, ни мага – видать не туда свернул в какой-то момент, лабиринт всё-таки. Перед тем, как войти внутрь бард звучно постучал в дверь, но ответа не последовало, так что мы её просто открыли и оказались посреди как раз деревенской лачуги, с маленькой человеческой девчонкой по центру. И какого зога тут происходит?

Девчонка плачет, на ноге рана, которую она пытается перетянуть, отрывая лоскуты от платья. Ну друид наколдовала на неё что-то лечащее и кровь остановилась – тогда юдишка представилась как Элисанда, сказала нам спасибо за доброту и… попросила поймать её сбежавшую козу. На вопрос «а на кой зог нам ей помогать?» ответ был прост «чтоб дальше пройти, ибо это так здесь работает», ага, знач это часть лабиринта. Расспросили про козу и выяснили, что найти её будет легко, ибо размерами она раз в пятьдесят больше, чем любая другая коза, к тому же полностью черна она (а рана на ноге Элисанды была той самой козой и оставлена).

Выйдя на улицу через другую дверь, мы увидели эту самую козу прям во дворе – не так уж далеко она убежала, вот только поймать её было довольно сложно. Это монструозное животное будто сбежало не от маленькой девочки, а из чьих-то ночных кошмаров, хвала Гонду у неё хотя бы глаз и конечностей было обычное для коз количество. Пришлось попотеть, но в конце-концов я изящным движением своего меча довершил дело и нам удалось стреножить эту тушу, на радость, Элисанды – никакой материальной благодарности мы не получили, лишь оказались вновь в лабиринте Убтау.

Сделав небольшой привал, мы отправились дальше и на этот раз наше чутьё нас не подвело – проход, по которому мы шли начал сужаться и последнюю его часть пришлось преодолевать ползком, пока мы не попали в широкую пещеру, освещенную огнём костра, у которого грелся некий мужчина, одетый в шкуру леопарда. На вид типичный представитель местных, да и поприветствовал нас на этом их языке – ни зога не разобрать было. Потом правда на общем заговорил, начал травить байки всякие, про богов, про древние времена, про то, как Убтау свою сестру обманул и заключил в темнице за этим лабиринтом… Короч подозрительный тип, но каким-то шестым чувством я понимал, что это явно не юдишка, а совсем иная сущность, фейка же просто напрямую выпалила то, что было у меня на уме – аватара это бога.

Он назвался той «частью» Убтау, что отвечает за обман, а за нашу догадливость преподнесет нам дар, но только кому-то одному и только если победим его в «две правды, одна ложь». Желающих сыграть нашлось трое, на три попытки которые дал нам этот кусок Убтау, правда бард угадал с первого раза, после чего мыжик засунул руки прямо ему в грудь и что-то сделал с его сердцем, а бард начал забавно светиться. Попрощавшись с аватарой мы двинулись к выходу из этой пещеры, за ним лежали внезапные джунгли, правда небо было не видно и в итоге они всё равно закончились продолжением лабиринта. Вновь тоннель, вновь каменные своды и огромное храмоподобное помещение в конце.

Около гигантских дверей сделанных из черного словно ночь материала дверей собралась целая толпа – немертвые маги тэя, какие-то рыцари… а главной там была она – Фенсаза в короне, которую мы ей отдали, выйдя из Гробницы. Вот было ж у меня чувство, что надо её было тогда вместе с Рас Нси грохнуть, но тут же все такие хорошие, добрые, зог их дери. Без лишних разговоров представители её свиты перешли в атаку, ибо не хотели, чтобы мы мешали жрице открывать двери темницы её драгоценной богини, а ведь они уже были приотворены – зоговы лабиринты…

Первая же атака волшебников чуть не стала для нас последней – потолок обрушился на нас горящими кусками, вбивая нас в пол и опаляя плоть. Получил два таких я почувствовал как лишь гримуар нашего колдуна не дал мне упасть без сознания, а вот самому колдуну повезло меньше и она упал. Варвара эти камни разозлили так сильно, что он заорал и вбежал в ближайшего рыцаря, с явным намерением разделать его на составные части… никто не ожидал того, что произошло в следующий момент – Фенсаза почувствовала его присутствие, развернулась и побежала к нему, с жутким желанием обнять и выразить свою безумному любовь. Это всё проделки нашей феи – она ж ему маску зачаровала на любовь юань-ти.

Кстати, о фейке – она стала драконом. Большим золотым огнедышащим драконом и за пару дыханий расчистила нам комнату от лишнего люда. Радость от этого омрачили чёрные змеиные кольца, которые начали заполнять зал, появляясь из приоткрытых дверей – богиня змей прорывалась в этот мир. В какой-то момент от этого события мне стало так нехорошо, что я почувствовал, что остался на ногах лишь благодаря моей орочей крови, а потом появился аватар Убтау, не знаю тот же что и в пещере или это была какая-то другая его часть, но он влил в нас сил, раны под его влиянием начали затягиваться.

Мы рванули к дверям, варвар смог использовать замок, которые мы получили из четырёх осколков… и дверь прикрылась на на четверть от того, на что она была открыта. Жаль, что этого расстояния всё равно хватило, чтобы из неё вылезло четыре больших змеи, которые кинулись на ближайшего противника – варвара и обвили его с ног до головы. Следующим, кто прикрыл еще на чуть-чуть дверь стал бард, но он сделал это при помощи того света, которым его наделила аватара из пещеры. Дракон же забрала замок у варвара и тоже пожертвовала частью своей души, чтобы дверь начала закрываться.

Богиня же не собиралась отказываться от попытки вползти в нашу реальность, и я понял, что и мне придётся совершить тут немного героического самопожертвования – выхватив замок у дракона я применил его на дверь, испытав на себе всю прелесть его работы. Часть моей души перешли в силу, что захлопнула дверь, а сам замок её запечатал. Вот и всё, мир спасён, пора возвратиться в порт Нянзару и открыть пару бочек хорошего пыва, снять девочек и неделю не выходить из таверны. Но вот аватара в последний раз окатила нас целительной энергией и пророкотала что-то про приближение старого врага…

Мы услышали похлопывание со стороны входа в зал – там стоял Ацерерак собственной персоной и злобно ухмылялся своим полусгнившим лицом. Решил забрать у нас замок, осколки и жизни – раскатал губу, зог, мы тут только что богиню загнали в темницу, а какого-то лича и подавно второй раз на место поставим. Бард заорал про старую схему, и мы постарались разыграть всё по той тактике, что работала в прошлый раз – зона тишины и честный ближний бой с дохляком. Вот правда я нарушил обещание, данное самому себе – никогда, никогда зог, не слушать барда. Я подошел к Ацерераку, смог схватить его, но вот только призванный им слуга рассеял зону тишины, и я услышал «Умри!». Это было последнее, что я услышал, помню только как моё тело начинает падать на холодный пол.

Потом уже я видел царство Гонда. Шестеренки, кузни, изобретения, сонмы изобретений! И щелчки в моей голове вновь стали равномерными и совсем затихли. Правда длилось всё это не долго, потому что я почувствовал, как что-то тянет меня обратно в мир живых. Очнулся я в порте Нянзару, а бард мне уже заливает новую историю как он один раскатал Ацерерака, оторвав ему руки и ими же его и забив… правда потом он рассказал, как победил его же черепушкой, в третьей версии… ладно, не важно. Главное то, что Ацерерак вновь отброшен к своей филактерии, путь даже и не уничтожен навсегда. А фейка мне потом рассказала, что хотела меня реинкарнировать сначала и даже почувствовала, что из меня получится отличный гоблин. Зог, не зря я написал на себе «не реинкарнировать» перед тем, как мы в последний раз вышли из города.

На этом моё долгое приключение на Чулте заканчивается, но впереди могут быть и другие истории, которые вы обязательно услышите, а если не услышите, то эт ток ваши проблемы, ибо лучше ко встрече с нашей бандой быть готовыми заранее, а то зог его знает, чем это для вас может обернуться.

#приключения старого лиса #русский блог #русский пост

6 notes · View notes

lolilewenk · 21 days

Text

Проснувшись сегодня утром, я на пару секунд разочаровался в себе, потому что не проснулся в осознанном сновидении, но быстро взял себя в руки и начал утверждать, что я — повелитель пустоты. И вдруг мне показалось, что прямо сейчас я могу войти в пустоту. (Я знаю, что установление сроков может быть очень напряженным. Мне нужно было войти в состояние пустоты перед сегодняшним вечером) Я легла, но меня очень волновали сроки, но я старалась максимально расслабиться и мне это удалось. Я был расслаблен, мои мысли были ясны, и я чувствовал, что мое тело немного плывет, но… НО моя мама, которая была снаружи, снова и снова выкрикивала мое имя, пытаясь меня разбудить. Я думал, что если я проигнорирую ее пару раз, она меня бросит. НЕТ БЛЯ.

Она вошла и позвала меня громче. Ничего не оставалось делать, как крикнуть и встать. Ебать. А потом никто толком не встал и я не смогла приступить к уборке. То есть никто бы не умер, если бы она дала мне «поспать» еще немного. Я попробую войти в пустоту днем

#void state #the void state

0 notes

gorky-gorod · 2 months

Photo

5 марта 1966 года не стало Анны Ахматовой. Строгость, достоинство, стиль - слова, пожалуй, наиболее точно отражающие представление о ней. Ахматовский стиль, ахматовский слог, ахматовская челка, ахматовская замкнутость... Ахматова прожила 77 лет. Жизнь уготовила этой женщине такую чашу душевных страданий, которые способны сломить любого. Но она не сломилась. Несмотря на нищету, расстрел первого мужа, Николая Гумилева, смерть в лагере гражданского мужа, Николая Пунина, хлопоты перед Сталиным за подрасстрельного сына, публичное шельмование Ждановым, обозвавшего поэтессу "полумонахиней, полублудницей". При жизни советские газеты называли ее стихи «упадническими и жеманными», «поэзией взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и молельней». Но и в этой ситуации поэтесса только пожала плечами: «Зачем великой стране надо пройти танками по грудной клетке одной больной старухи?». Ее не печатали 20 лет — страшное испытание для поэта. Но она продолжала писать. Одна беда ее обошла - ей удалось войти в историю не только как автору почти ненавистных ей собственных строчек: "А за окном шелестят тополя: "Нет на земле твоего короля..." Смерть Ахматовой остановила часы «серебряного века» русской поэзии - она была последним его представителем. Иосиф Бродский: "Я помню, что когда Арсений Тарковский начал свою надгробную речь словами «С уходом Ахматовой кончилось…» — все во мне воспротивилось: ничто не кончилось, ничто не могло и не может кончиться, пока существуем мы… Не потому, что мы стихи ее помним или сами пишем, а потому, что она стала частью нас, частью наших душ, если угодно. Я бы еще прибавил, что, не слишком-то веря в существование того света и вечной жизни, я тем не менее часто оказываюсь во власти ощущения, будто она следит откуда-то извне за нами, наблюдает как бы свыше: как это она и делала при жизни… Не столько наблюдает, сколько хранит". #МосковскиеЗаписки

0 notes

panelki · 4 months

Text

Фестиваль Эн+ «Бросай салат, вставай на лыжи!» прошел в Нижнем Новгороде 8 января на Щелоковском хуторе состоялся городской семейный фестиваль Эн+ «Бросай салат, вставай на лыжи!», сообщает пресс-служба компании. Проект направлен на популяризацию массового лыжного спорта и здорового образа жизни. Фестиваль начался с массовой зимней спортивной зарядки с участием аниматоров и ростовых кукол, которая взбодрила участников и подарила положительные эмоции. Продолжили мероприятие лыжные забеги на 5 км для мужчин и 3 км для женщин, а также корпоративный забег на 2 км. «Новый год чаще всего у людей ассоциируется с застольем, а мы хотели бы завершить каникулы ярким спортивным событием вместе с друзьями и близкими, чтобы бодро и с хорошим настроением войти в рабочую неделю. И нам это удалось — мероприятие получилось очень семейное и доброе», — сказал генеральный директор ГК «Волгаэнерго» (входит в Эн+) Виталий Гаврюшенко. Кульминацией фестиваля стал костюмированный забег на 200 м, где оценивали не скорость, а креативность. Победителем забега среди детей стал трехлетний Севастьян Кронштатов. Его костюм — символа года Дракон — не составил равнодушных ни гостей мероприятия, ни строгое жюри. «Такие мероприятия всегда дарят хорошее настроение и позволяют привить ребенку любовь к ��порту. Поэтому несмотря на морозную погоду мы приняли участие в фестивале, который стал отличным началом Нового года», — отметила мама ребенка, Екатерина Кронштатова. Победителем костюмированного забега среди взрослых стал Николай Зимин, пробежавший дистанцию в колоритном костюме Бабы Яги. «За 43 года я впервые оделся так экстравагантно! Не скрою, иногда внутри я бываю Бабой Ягой (смеется). Но я люблю лыжи, и хорошая пробежка на них всегда вытесняет ее, ведь спорт делает людей не только здоровыми, но и счастливыми, даря положительные эмоции», — поделился своими впечатлением от костюмированного забега Николай Зимин. В заключительной части фестиваля Эн+ «Бросай салат, вставай на лыжи!» прошла викторина на лыжную тематику. В финале мероприятия победителей забегов в каждой номинации наградили медалями и кубками. В этом году семейный фестиваль прошел в 7 городах России, в том числе и в Нижнем Новгороде. Участники отдельно оценили организацию мероприятия и хорошо подготовленную трассу. «Первый раз за 4 года вышел на лыжню, очень рад что поучаствовал, сначала хотел пробежать 2 км в числе корпоративных бегунов, но почувствовал в себе силы и преодолел дистанцию в 5 км. Несмотря на морозную погоду все получилось. Спасибо организаторам за отличную идею устроить фестиваль в период новогодних каникул», — сказал участник забега Антон Иванов. Фестиваль «Бросай салат, вставай на лыжи!» является частью проекта «На лыжи!», запущенного общественным деятелем Олегом Дерипаской в 2016 году и направлен на развитие лыжного спорта. https://www.nn.org.ru

0 notes

goshminherz · 6 months

Text

«А может, настоящую в космосе похитили инопланетяне и вернули на землю агента-робота?»

Я познакомился с Валентиной Терешковой в середине восьмидесятых.

Это произошло в историческом особняке купца Морозова в начале Нового Арбата. Она только что возглавила Общество дружбы и культурной связи с зарубежными странами, который там располагался.

Сейчас в ее бывшем кабинете, как я слышал, восседает Д.А.Медведев, особняк отдан ему.

Терешкова в тот момент переживала сложный период: Раиса Горбачева выкинула ее из Комитета советских женщин, которым та рулила бессменно двадцать лет, но ей удалось зацепиться в обществе дружбы с сохранением водителя и госдачи.

Первая женщина-космонавт пыталась вписаться в неожиданно свалившуюся на ее голову перестройку и гласность и, чтобы войти в курс новейших трендов, пригласила к себе трех или четырех писателей из движения «Апрель». Она дружила с Л. Жуховицким, написавшим о ней книгу, позвонила ему, а он уж привел с собой трех или четырех перестройщиков. Я оказался в их числе.

Пили чай из тульского самовара, угощались тульскими же пряниками. Алкоголя не было, так как Горбачев как раз развернул антиалкогольную кампанию.

Господи, это было почти сорок лет назад, но уже тогда она производила впечатление какого-то биоробота.

Даже в непринужденной беседе ее речь состояла исключительно из штампов, почерпнутых в программе «Время».

Я хотел было по горячим следам описать нашу встречу в газете «Неделя», где тогда работал, но у меня ничего не получилось: зацепиться было решительно не за что.

Спустя десять лет мы оказались за одним столом на новогоднем приеме в Кремле. Робот уже прошел апдейт: она заговорила голосом ельцинского телевидения, очень хвалила реформы Гайдара, которого знала со времен его детства.

Сейчас Терешкова под санкциями США и Евросоюза.

Последнее для нее особенно болезненно: у нее квартира в живописном итальянском городке Торре-Больдоне у подножия Альп. Там у нее врачи, ее там на ноги поставили после перелома шейки бедра, шунтирование делали.

Теперь всё, будьте добры в ЦКБ.

Андрей Мальгин

1 note · View note

genealogyrus · 10 months

Text

Роды по-царски: как появлялись на свет дети монархов. Пурпурные пеленки, отцовская рубашка и орден с бриллиантами — оказывается, все это крайне важно для новорожденного, если он королевской крови. Выясняем самые интересные факты из семейной истории европейских государей. В те времена, когда материнская и детская смертность была колоссальной (а снизить ее удалось лишь к середине XX века), рождение ребенка становилось рискованным испытанием для женщины любого положения. И дело не только в акушерских осложнениях вроде затяжных родов (так, по преданию, роды будущим Петром I длились трое суток). Главной проблемой были инфекции. Что в лачугах, что во дворцах царила чудовищная антисанитария: к примеру, повивальные бабки и доктора, принимая роды, даже не считали нужным вымыть руки. В результате родильная горячка — сепсис — уносила жизни 2% рожениц. Среди русских государынь по этой причине скончались супруги царей Алексея Михайловича, его сына Федора Алексеевича и внука, царевича Алексея Петровича, а в Англии — две из шести жен Генриха VIII (в том числе и Джейн Сеймур). Перекрыть кислород. Лишь в середине XIX века венскому врачу Игнацу Земмельвейсу после долгих баталий удалось убедить акушеров мыть и дезинфицировать руки, что намного снизило смертность от родильной горячки. А до тех пор беременных пытались уберечь от болезней довольно странными способами — например, запрещая им выходить из дома. Чтобы до женщины не добрались витающие в воздухе «заразительные начала», примерно месяц до родов (и столько же после) она проводила в темной комнате с плотно закрытыми окнами и дверями. Такой образ жизни, мягко говоря, тоже не приносил пользы будущей матери, тем не менее вплоть до XVIII века его придерживалось большинство европейских аристократок. Русские царицы за 2–3 недели до родов переставали выходить на улицу — как говорили в те времена, «садились на место». К счастью, для некоторых монархинь «декрет» взаперти был недостижимой роскошью. Так, королева Мария Терезия, фактически управлявшая Австрией, Венгрией и Богемией вместо своего супруга Франца I, родила 16 детей «без отрыва от работы». Активность нисколько не вредила ни королеве, ни ее будущим детям: все они, кроме одной дочери, появились на свет благополучно (удивительно хорошая для XVIII века статистика). От палат до палаты В допетровскую эпоху русские царицы, как и простые крестьянки, рожали в бане, идеальном для этой цели помещении — теплом, чистом, тихом. Обыкновение проводить роды в собственной спальне привезли с собой немецкие жены российских императоров. Выбор места для рождения наследника мог иметь особое значение. Так, византийские императрицы стремились рожать в Порфирном (Пурпурном) зале Большого дворца в Константинополе. Дети, появившиеся на свет именно там, получали эпитет «порфирородный» или «багрянородный». Он означал, что ребенок рожден в семье правящего императора, а потому имеет приоритетное право на престол даже перед старшими братьями. Рожать в медицинских клиниках европейские монархини стали только во второй половине прошлого столетия. Несмотря на то что первые родильные дома появились в Европе еще в XVIII веке, они долгое время считались заведениями для бедняков. Одной из первых августейших особ, решивших отправиться на роды в больницу, была испанская королева София, супруга Хуана Карлоса I. В 1963 году она родила дочь, инфанту Елену (а позже еще двоих детей), в одной из клиник Мадрида. Без ложной скромности. Русских цариц во время родов традиционно сопровождала повитуха и несколько «ближних жен». До XVIII века никто из представителей сильного пола (включая супруга или врача) к этому интимному действу не допускался. Первым из мужчин, кто видел новорожденного, был вовсе не отец, а священник — духовник царской семьи. Он читал особую молитву и нарекал новорожденного именем; лишь после этого к жене и ребенку мог войти царь. А вот в Европе, напротив, рождение королевских отпрысков происходило публично. Во избежание подлога за процессом пристально следили придворные, среди которых могли быть и мужчины. Так, в 1688 году при родах Марии Моденской, супруги английского короля Якова II, присутствовал 51 человек. Молодой королеве пришлось напрочь забыть о стыдливости. В 1778 году, когда своего первенца рожала французская королева Мария Антуанетта, в ее спальню набилось около двух сотен придворных! В духоте несчастная женщина потеряла сознание и едва не получила травму из-за гобелена, который чуть было не обрушили на нее ��апористые гости. Роды по-семейному. В XVIII–XIX веках традиция публичных монарших родов понемногу сходит на нет, но супруг и другие члены семьи по-прежнему считают долгом присутствовать при этом событии. Более того, многие мужья принимают в нем самое деятельное участие от начала до конца. Первым из российских императоров, кто заботливо помогал жене в родах, был Николай I. В 1822 году он вдвоем с повитухой принял свою третью дочь Ольгу и с тех пор участвовал в появлении всех последующих пятерых детей. Помимо супруга, на родах часто присутствовала августейшая свекровь, а порой даже свекор. Так, император Александр II и императрица Мария Александровна вместе принимали внука, сына цесаревича Александра и его жены Марии Федоровны. Государь с молодым отцом поддерживали роженицу под руки во время схваток и потуг (что вызывало у нее немалое смущение), пока на свет не появился мальчик, будущий Николай II. Многие мужчины из дома Романовых придерживались еще одной традиционной обязанности, связанной с рождением детей. «…При первом крике ребенка отец должен зажечь две свечи, которые он и его жена держали во время обряда венчания, а потом… завернуть новорожденного в ту рубашку, которую он надевал предыдущей ночью», — вспоминал внук Николая I великий князь Александр Михайлович. «Государская всемирная радость». Рождение монарших детей, особенно мальчиков, всегда было национальным праздником для любой страны. В России во все города сразу же рассылали гонцов с объявлением «государевой радости», а с XVIII века сообщали об этом через газеты. В Петербурге горожан информировали пушечными выстрелами: с бастионов Петропавловской крепости давали 301 залп в честь рождения мальчика, и 201 — в честь появления на свет девочки. По традиции в храмах служили благодарственные молебны; молодой отец на радостях раздавал щедрую милостыню и награды, устраивал пиры для приближенных, мог освободить арестантов. Венценосная семья принимала подарки от подданных и родственников. Екатерина II, впервые став бабушкой, пожаловала сыну и невестке земли близ Царского Села — будущий город Павловск. Согласно регламенту, официальные подарки получал и сам новорожденный. Например, сразу после появления на свет для него заказывали особую мерную икону точно по росту. На ней изображался святой, имя которого получал ребенок. А после крещения (обычно оно проходило в двухнедельном возрасте) младенца… награждали орденом: мальчика — бриллиантовой звездой Св. Андрея Первозванного, девочку — орденом Св. Екатерины. Материнский долг. Для венценосных матерей роды были единственной неотменяемой обязанностью — все остальные заботы о детях брали на себя многочисленные помощники. Как только младенец появлялся на свет, его тут же забирали от матери, обмывали и особым образом пеленали (например, в Византии для будущих базилевсов использовали пеленки пурпурного цвета, а в России – специальное «императорское» одеяло, подбитое горностаем). После этого кроха поступал на попечение нянек, а в XVI–XIX веках — еще и кормилицы. Случалось, что молодую мать сразу после родов надолго разлучали с ребенком. Так, императрица Елизавета Петровна позволила невестке, будущей Екатерине II, повидаться с сыном Павлом лишь через 40 дней после его рождения. Спустя годы Екатерина поступила так же по отношению к собственной снохе, фактически отобрав у нее старших сыновей, Александра и Константина. Столь же единолично воспитывала внуков баварская принцесса София (1805–1872). Каждого из четырех малышей она забирала у матери, императрицы Елизаветы, сразу после родов; сама давала им имена, растила в своих покоях и лишь ненадолго допускала к ним родителей. Неудивительно, что в таких условиях материнские чувства не могли развиться у молодой монархини в полной мере. Отношение к детям стало иным лишь в XIX веке. «Осознанному материнству» во многом способствовал тот факт, что государыни стали сами кормить детей грудью. Считается, что начало этому положила Мария Антуанетта, в 1778 году решившая кормить старшую дочь (чем привела в ужас свою мать, императрицу Марию Терезию). В 1864 году такие же баталии повторились у чопорной королевы Виктории и ее дочери Алисы, герцогини Гессенской, когда последняя захотела «уподобиться корове» и отказаться от кормилицы. Тем не менее к концу XIX века нравы понемногу изменились. Государыня, которая сама кормит грудью и вообще проводит много времени в детской, больше не вызывала удивления. Отныне она должна была не только произвести на свет наследников, но и стать для них по-настоящему заботливой и любящей матерью. https://deti.mail.ru/article/rody-po-carski-kak-poyavlyalis-na-svet-deti-monarh/ 🌳📚🔎 🌳📚🔎 🌳📚🔎 🌳📚🔎 🌳📚🔎 🌳📚🔎 🌳📚🔎 🌳📚🔎 ✅Найдём информацию о ваших предках! ✅Услуги составления родословной, генеалогического древа. 📖 ЗАКАЗ РОДОСЛОВНОЙ на нашем сайте: www.genealogyrus.ru/zakazat-issledovanie-rodoslovnoj 📖 ЗАКАЗ РОДОСЛОВНОЙ в нашей группе ВК: https://vk.com/app5619682_-66437473 ✉Или напишите нам: [email protected] ⚠Работаем с 2008 года!

0 notes

artdmsav · 1 year

Photo

Не смотря на огромную пробку из людей, после первого километра удалось войти в ритм и не плохо финишировать ! К моему сожалению телефон и часы не показали ожидаемых 5 км, а только 4.79км. Это моя 7я пробежка за последние 2 года, и моя 7я личная победа по темпу, не смотря на очень вялый старт. (at Limassol, Cyprus) https://www.instagram.com/p/Cp7Kk86MVz7/?igshid=NGJjMDIxMWI=

0 notes

sasyanych · 1 year

Text

22.11.22 (красивые числа) (день)

Сегодня выдалась минутка побыть в тишине, я медитировал и почему на этот раз воображение сделало мне уступку и вполне достойно сопратмвлялось вторжениям неосознанных образов.

Мне так же удалось спуститься по лестнице, войти в портал и побродить по миру, правда не было никаких эмоций и ощущений, наблюдал за собой от третьего лица, т.к от первого не получалось и концентрация резко понижалась.

Пока всё.

#дневник тульповода #wonderland

0 notes

rudycat17 · 2 years

Text

☝ЗАПРЕЩЕННАЯ ПОБЕДА ИВАНА ГРОЗНОГО

В 1572 году произошла величайшая битва Русов, определившая будущее евроазиатского континента и всей планеты на много веков вперед.

В том сражении, унесшем более ста тысяч жизней, решалась не только судьба Руси — речь шла о судьбе всей европейской цивилизации.

Но мало кто, помимо профессиональных историков, знает о этой битве...

Почему?

Да потому, что по мнению Европы, эта победа была одержана «неправильным» правителем, «неправильной» армией и «неправильным» народом...

Как это было:

Империя наносит удар:

В 1569 году 17.000 отборных янычар, усиленных крымской и ногайской конницей, двинулись в сторону Астрахани. Но поход провалился: туркам не удалось протащить с собой артиллерию, а воевать без пушек они не привыкли...

Разведка боем:

В 1571 году крымский хан Девлет Гирей, в союзе с Османской империей и заклятым врагом Руси Речью Посполитой, во главе 40-тысячной армии вторгается в Московию. Обойдя (не без помощи предателей) южные заслоны, он доходит до Москвы и сжигает ее дотла.

После столь удачного рейда Девлет-Гирея и сожжения им Москвы, Иван Грозный рвал и метал, а в Стамбуле потирали руки: разведка боем показала, что русские не умеют сражаться, предпочитая отсиживаться за крепостными стенами. Но если легкая татарская конница не была способна брать укрепления, то опытные турецкие янычары умели делать это очень даже хорошо. Решающий поход:

В 1572 году Девлет Гирей собирает невиданную по тем временам военную силу — 120.000 человек, в числе которых 80 тысяч крымчан и ногайцев, а также 7 тысяч лучших турецких янычар с десятками артиллерийских стволов — по сути спецназ, элитные войска, имеющие богатый опыт ведения войн и захвата крепостей. Отправляясь в поход, Девлет Гирей заявил, что «едет на Москву на царство». Не воевать, а царствовать он ехал! Ему и в голову не могло прийти, что кто-то осмелится выступить против такой силы.

Заранее пошла «делёжка шкуры неубитого медведя»: в пока еще русские города назначались мурзы, в еще не покоренные русские княжества — наместники, заранее делилась русская земля, а купцы получали разрешение на беспошлинную торговлю.

Осваивать новые земли собрались все мужчины Крыма от мала до велика.

Огромная армия должна была войти в русские пределы и остаться там навсегда.

Так оно и случилось…

6 июля 1.572 года крымский хан Девлет Гирей довёл османскую армию до Оки, где наткнулся на двадцатитысячное войско под командованием князя Михаила Воротынского.

Девлет Гирей, не стал вступать в бой с русскими, а повернул вверх вдоль реки. Возле Сенькина брода он без труда разогнал отряд из двухсот бояр и, переправившись через реку, двинулся по Серпуховской дороге на Москву.

Решающая битва:

Опричник Дмитрий Хворостинин, возглавлявший пятитысячный отряд из казаков и бояр, крался по пятам татар и 30 июля 1.572 года получил разрешение атаковать врага.

Ринувшись вперед, он насмерть втоптал в дорожную пыль татарский арьергард и у реки Пахры врезался в основные силы. Опешившие от подобной наглости татары развернулись и бросились на малочисленный отряд русских всеми своими силами. Русские кинулись наутёк, а враги, устремившись за ними, преследовали опричников до самой деревни Молоди...

И тут захватчиков поджидал неожиданный сюрприз: обманутая на Оке русская армия стояла уже здесь. И не просто стояла, а успела соорудить гуляй-город — передвижное укрепление из толстых деревянных щитов. Из щелей между щитами по степной коннице ударили пушки, из прорубленных в бревенчатых стенках бойниц громыхнули пищали, а поверх укрепления хлынул ливень стрел. Дружный залп смел передовые татарские отряды, словно рука, смахнувшая с шахматной доски пешки...

Татары смешались, а Хворостинин, развернув своих казаков, снова ринулся в атаку...

Османы волна за волной шли на штурм неведомо откуда взявшейся крепости, но их конные тысячи одна за другой попадали в жестокую мясорубку и обильно заливали русскую землю своею кровью...

В тот день только опустившаяся тьма остановила бесконечное смертоубийство...

Утром османской армии открылась истина во всей ее ужасающей неприглядности: захватчики поняли, что угодили в ловушку — впереди по Серпуховской дороге стояли прочные стены Москвы, а пути отхода в степь перекрывали закованные в железо опричники и стрельцы. Теперь для незваных гостей речь шла уже не о покорении России, а о том, чтобы выбраться назад живыми...

Татары пребывали в бешенстве: они привыкли не драться с русскими, а гнать их в рабство. Османским мурзам, собравшимся править новыми землями, а не умирать на них, тоже было не до смеха.

К третьему дню, когда стало ясно, что русские скорее умрут на месте, чем позволят незваным гостям убраться восвояси, Девлет Гирей приказал своим воинам спешиться и атаковать русских вместе с янычарами. Татары прекрасно понимали, что на сей раз они идут не грабить, а спасают свою шкуру, и дрались как бешеные собаки. Доходило до того, что крымчане пытались разломать ненавистные щиты руками, а янычары грызли их зубами и рубили ятаганами. Но русские не собирались выпускать извечных грабителей на волю, чтобы дать им возможность отдышаться и вернуться снова. Кровь лилась весь день, но к вечеру гуляй-город продолжал все так же стоять на своем месте.

Ранним утром 3 августа 1572 года, когда османская армия пошла в решающую атаку, в спину им совершенно неожиданно ударил полк Воротынского и опричники Хворостинина, и одновременно с этим из гуляй-города на штурмовавших османов обрушился мощный залп из всех орудий.

И то, что начиналось как битва, мгновенно превратилось в избиение...

Итог:

На поле у деревни Молоди были порублены без остатка все семь тысяч турецких янычар.

Под русскими саблями у деревни Молоди полегли не только сын, внук и зять самого Девлет-Гирея — там Крым потерял практически все боеспособное мужское население поголовно. От этого поражения он так и не смог оправиться, что предопределило его вхождение в Российскую империю.

Не смотря на почти четырехкратное превосходство в живой силе, от 120-тысячного войска хана не осталось почти ничего – в Крым вернулись всего 10 тысяч человек. 110 тысяч крымско-турецких захватчиков нашли свою смерть в Молодях.

Такой грандиозной военной катастрофы история того времени не знала. Лучшая армия в мире попросту перестала существовать...

Резюме:

В 1572 году спасена была не только Россия. В Молодях была спасена вся Европа – после такого разгрома о турецком завоевании континента речи быть уже не могло.

Битва при Молодях — не только грандиозная веха Русской истории. Битва при Молодях – одно из величайших событий Европейской и Мировой истории.

Возможно, именно поэтому она была так тщательно «забыта» европейцами, которым важно показать, что это именно они разгромили турок, этих «сотрясателей Вселенной», а не какие-то русские...

Битва при Молодях? Что это вообще такое?

Иван Грозный? Что-то помним, «тиран и деспот», кажется…

Кровавый тиран и деспот:

К «полному бреду» можно отнести «Записки о России» англичанина Джерома Горсея, в которых утверждается, что зимой 1570 года опричники перебили в Новгороде 700.000 (семьсот тысяч) жителей. Как такое могло случиться, при общем населении этого города в тридцать тысяч, объяснить никто так и не смог...

При всём старании, на совесть Ивана Грозного за все его пятьдесят лет правления можно отнести не больше 4.000 погибших.

Наверное, это немало, даже если учитывать, что большинство честно заработало себе казнь изменами и клятвопреступлениями...

Однако в те же самые годы в соседней Европе в Париже ТОЛЬКО за ОДНУ ночь(!!!) вырезали больше 3.000 гугенотов, а в остальной стране — более 30.000 за две недели. В Англии по приказу Генриха VIII было повешено 72.000 людей, виновных только в том, что они нищие. В Нидерландах во время революции счет трупам перевалил за 100.000...

Нет, России до европейской цивилизации, однозначно, далеко...

https://vk.com/rodnoveru_sayan

#люди #русь #город #сила #род #покой #Новгород #Ивангрозный #Турки #Янычары #Татары #Молодь #Война #Гуляйгород #Москва #Осада #Ловушка

1 note · View note