Tumgik
#белая дверь
protestooucopa · 1 year
Photo
Tumblr media
Mudroom - Traditional Entry
0 notes
tantrayam · 1 year
Text
Я видела самые темные и грязные проявления ревности и малодушия.
В Индии романтизировано насилие во имя "любви", из ревности. Девушки, осмелившиеся уйти от своих "возлюбленных" часто оказываются облиты кислотой, изуродованы ожогами, избиты до полусмерти. Или даже убиты. Иногда это происходит лишь из-за того, что "любящему" показалось, что девушка смотрит на другого.
Так случилось, что первым мужчиной, коснувшимся меня оказался индус. И это страшно. Мне было 13. Мы с родителями приехали в прекрасный Чандигарх, лучший из индийских городов. Кругом - зелень благоухание цветов, сладкие ветра с гор, что виднелись с крыши.
Я так любила восходить на эту крышу храма и гулять там, петь, бегать, нежится и воспитывать телесный дух. Я выбирала то время, когда там никого не было, желая наслаждаться одиночеством и свободой. Стрекотала с бурундуками, забиравшимся по ветвям огромного дерева, вдыхала эвкалипт и чампу, занималась йогой.
Об этом прознал индус, который уже давно положил на меня глаз. Никто не знал сколько ему лет, включая его мать, ибо родился он в деревне. (чтобы вы знали, в документах в Индии часто пишут от балды, достаточно взять двух друзей свидетелей, и тебе сделают документы на любое имя, год рождения, место и тд. У большинства жителей вообще нет документов и делают они их лишь по необходимости). Знаю одно – он был гораздо старше меня. Навскидку – лет 27-30. Его лицо - невинное и милое, никогда и не скажешь, что там скрывается, за ним.
Его покорила моя нежность, с которой я ухаживала за коровами, красота моего изящного, юного тела скрытого юбками, пенджаби, чадарами. Мои танцы во время вечернего служения. И, конечно же белая кожа. Как-то я сидела с коровой, гладя ее, и напевая песенку. Этот индус подлетел со скоростью звука, кинулся мне в ноги, прижимая мои стопы к своей голове, говоря слова любви на хинди. Перепугавшись, и разозлившись на вторжение я оттолкнула стопой его голову. Он расплакался и закрылся в маленькой комнатке, прилегавшей к коровнику. Злость прошла, и мне стало его жалко. Он так жалобно плакал. А я еще ничего не знала о мире, любви и людях. Поэтому через дверь попросила прощения и спела ему добрую, веселую песенку. Но попросила больше так не делать, и что я ничего с ним не хочу. Прочитав лекцию о том, что он принял обет и живет в храме, зачем занимается такими непотребствами. Наивная. (к слову, вся религиозная кришнаитская движуха никогда не интересовала меня, скорее раздражала, а родители и не давили особо)
Итак, спустя несколько дней. Вечер. Внизу идет лекция, все-все-все собрались на ней. Я, как всегда в это время, поднялась на крышу. Ох, вкусный воздух, простор, отдохновение души. Звезды и Луна мерцают с неба.
Бегу по крыше, раскинув руки, ветер в лицо, смеюсь. И тут чую неладное. Оборачиваюсь, и вижу в проеме входа на крышу белеющую фигуру. Ушла в дальний край крыши, чтобы мне не мешали и самой не мешать. Занялась своими делами. Слышу - лекция кончилась. Иду к выходу, фигура все еще там. Но мне надо вниз. Фигурой оказался тот индус. Он закрывал собой проход, не давая спустится, громко, прерывисто дышал. Я просила его пустить меня, он молчал и лишь смотрел. Я попыталась проскользнуть мимо, но он схватил мои предплечья, прижал к стене и поцеловал, засосав пол моего лица. Целоваться он явно не умел. Это было понятно даже мне.
Я впала в какое-то оцепенение, не в силах пошевелиться, издать звук. К тому же он был очень силен и было сложно рыпнуться. Удары колокола привели меня в себя и я попыталась вырваться. Увидев мое испуганное, несчастное лицо он ослабил хватку и я быстрее пули выскользнула и побежала вниз по лестнице. Он крикнул мне вслед "Прости!".
Если бы это был конец... Но это положило начало истории в три года. Очень больной истории.
Если бы могла, я бы подбежала к этой несчастной девочке, обняла бы и рассказала, что она не виновата, что она ничего не обязана, что она чиста и свободна. Но та я еще не знала жизни и жила понятиями, созданными какими-то традициями, книгами и обществом. Мысли были такие: "Теперь я его жена. Женщины может касаться лишь ее муж... Получается что Йоги... Мне быть с ним" и плакала "теперь мне никогда не быть с Аманом" (юношей, в которого я была по-детски влюблена). Потрясенная этими осознаниями психика попыталась меня спасти от боли этого понимания. И, чтобы я не страдала - я внушала себе, что люблю этого человека.
Позже, на этой же крыше он брал меня за горло и шептал в ухо: если уйдешь от меня, или уйдешь к другому - я убью тебя, я убью себя.
Родители ничего не знали и не подозревали. А я не говорила им. Я боялась за всех. Этот индус был высокий, огромный, накачаный. Я боялась за себя, папу, Амана. Если бы они узнали - наверняка наехали на него. А я боялась, что он способен навредить им.
Мы с родителями ездили по разным городам, а отношения с Йоги цвели и пахли. Мы переписывались в фейсбуке, пару раз в год встречались и ждали моего 18-летия, чтобы пожениться.
Общение с ним - отдельный вид ужаса. Он постоянно обвинял, манипулировал и наезжал, перемешивая это с лаской, заботой и нежностью. Манил и отталкивал. Растил меня под себя, ломал. Уговаривал жить по уставам кришнаиз��а. А я позволяла все это. Я уговаривала себя, что ничего теперь не поделать. Сливала на него все водопады любви, которые с детства наполняли мое сердце. Формировалась больная привязанность.
Как же больно, что все случилось так. Как больно за свою глупость.
Так вот, долго ли коротко ли.. мне 17, я еду в Россию делать документы. Намереваясь вернуться обратно. Индус выносит мне мозг тем, что я ему наверняка изменяю в России, на право и на лево. (я даже не смотрела в сторону других мужчин)
Мама, которая уже была в курсе всего, отправляет меня на лекции к клиническому психологу. Сергей Кумченко. Как же я ей и ему благодарна. Он вытащил меня буквально из ада, показав и рассказав, какими отношения могут быть и чем могут являться. С меня буквально пелена тупости спала.
Я пыталась поговорить с индусом, рассказать что узнала из лекций, он орал и не хотел слушать и лишь снова и снова повторял, что я "тр*хаюсь" тут с "мужиками". И вот, он называет меня "шл*юхой". И это было последней каплей. Я рву с ним.
С тех пор прошло 5 лет. Я меняла телефоны, аккаунты, но ему удавалось найти меня, благодаря еб*нутым дамочкам-кришнаиткам, которые под разными предлогами узнавали мой телефон у моих подруг, говорящим "ну он же так любит тебя, так страдает, жить без тебя не может". Года два назад он писал, что убьет мою мать (тогда она еще была жива и находилась в Индии). Говорил, что убьет меня, если увидит в Индии. И одновременно с тем - что я его и только е��о, что он любит и готов мне ноги целовать и носить на руках.
Короче ужас. Он до сих пор пишет. Все те же штампованные слова. Блокировать - бесполезно, он создает новые аккаунты. Поэтому я оставила свою неактивную страницу, чтобы он писал туда и больше не искал. Так и произошло.
Весь этот ужас раз и навсегда показал мне, какова природа ревности и одержимости. А еще глупости, подавления и слепого следования. Пусть в самом гиперболизированном, извращенном и страшном виде. Но как еще показать? Мы ведь встречаем свои зеркала, часто супер утрированные, чтобы наконец увидеть в себе. И это помогло. Увидеть эту хрень в себе. И пожелать отказаться от нее. Начать работу с ней. Дальнейшие события в жизни этому только поспособствовали.
Меня больше не умилить ревностью. Единственное что ценно теперь - полная открытость друг с другом. Где один не осудит другого за любование, общение или мысли. Не говоря уже о надумывании на пустом месте. Любовь - нечто вовсе противоположное ревности.
77 notes · View notes
barmy-fox-blog · 8 months
Text
Пусть это будет черновиком, который останется здесь навсегда. Может быть, когда я перестану так сильно хотеть умереть, я допишу его нормально. А пока пусть будет.
Чжун Ли заключит контракт с потерянной девочкой, обещая ей защиту в обмен на рассказы о другом мире. Он, несомненно, защитник, тот который не видит границ и удушит заботой до беспомощности. И когда его подопечная захочет узнать больше и выйти из опеки, он запретит. Включит режим дракона, что ни за что не расстанется со своими сокровищами. Она обречена оставаться ребенком всегда.
Был вечер, который не был особо красивым или романтичным. Он был просто серым, тусклым и без звёзд. Ветер лениво гулял между панельными многоэтажками, изредка гоняя сухую листву по тротуару. Сверкали фарами машины, с ревом проезжая мимо, домой, где их ждала теплая постель и кто-то ещё. Такой же теплый. Алину дома ждал холод.
Она медленно шла по тротуару, становясь на бордюр и нелепо взмахивая руками, пыталась пройти несколько шагов, прежде чем упасть. И снова делала это. Оттягивая возвращение домой, девушка, нет, девочка считала светлые окна и представляла как живут другие семьи. Как же было бы хорошо, если бы Алина могла постучаться в одно такое окошко, откуда доносились запахи жареной картошки и запечённой курочки и попроситься к ним. Пообщаться в жёлтой кухне, где на столе стояли астры, а дети пытались украсть из шкафчиков конфеты. И остаться там навсегда.
Но она никогда не стучалась. Невежливо было. Да и разве примут чужую девочку люди, которые просто хотели поужинать? А дома был холод, были острые глаза, потрощащие душу, вытаскивая на свет все страхи. Были равнодушные, слепые глаза, что не замечали ничего, кроме своей королевы. И Алина совсем не желала быть под прицелом острых глаз, хотелось сбежать. В другой город, в другой мир, где бы точно были бы люди, что обняли и защитили. Позволили бы наслаждаться жизнью и почти упущенным детством. Отогреться.
Небо почернело, не выпустив на волю толпу маленьких звёздочек, только белая луна одиноко плыла среди пустоты. Сердце ускорилось, разгоняя кровь по телу, подготавливаясь к реакции «бей, беги, замри». Нужно было быстро прошмыгнуть в свою комнату и притвориться спящей, тогда мать проигнорит её и тоже заснёт. А что до утра…думать об этом не хотелось. Алина поднялась по лестнице, на минуту замерев возле выброшенного горшка с жухлой гортензией, чьи мягкие лепестки падали на сухую землю. Интересно, чем же так не угодил цветок, что его выбросили? Она была прекрасна в пору своего цветения, это было видно и сейчас, хотя гниение уже начало пожирать нежное тело. А горшок был не столь красивым: коричневый пластик с обломанными краями. Возможно, цветок начал болеть из-за неподходящей ему среды и вместо пересадки, его просто выбросили, не пожелав заботится о красоте, что радовала глаз. Отчего-то мысли о судьбе этой брошенной гортензии были совсем грустными, что хотелось плакать. Глубоко вздохнув и выдохнув, Алина быстро прошла через этот лестничный пролет, натянув кривую улыбку на лицо, когда настала пора открывать дверь. Она на миг помолилась всем богам, которых знала, что бы мать не ждала её с затянувшей прогулки на кухне, готовая применить ремень не по назначению. Тут же разом заболело все тело, вспомнив все прошлые сеансы «воспитательных бесед», как называла это мать перед отцом.
Молитвы не были услышаны.
Чайник на плите уже несколько минут разрывал ее барабанные перепонки противным свистом. За окном было темно, мела метель, изредка пропуская сквозь белую пелену призрачный свет фонарей. В квартире было холодно, хотя дрожала она, наверное, по-другой причине. Кожу щек неимоверно жгло и щипало из-за оканчивающихся соленых дорожек. Она судорожно выдохнула, поглаживая себя дрожащими руками. Взгляд упал на часы, висевшие в углу кухни: девятнадцать тридцать две. Кажется, домой она пришла около трёх, хотя ясно соображать она начала не более получаса назад. У матери была поразительная тяга к огромным масштабам и драматичности, поэтому ничего не объяснив и выбросив ее сумку вместе с обувью в подъездный коридор под сопровождение криков, дверь квартиры захлопнулась. Она помнила лишь звук шлепков ремня о кожу и как после в истерике, лёжа на полу, прижимала руки к голове, пока ремень хлестал ее спину и руки, мать пинала ее и что-то кричала про то, что она неблагодарная и ахуевшая сука, хотя ругани и было много, эти три слова въелись ей в мозг.
Неблагодарная. Ахуевшая. Сука.
Блять, да идёт она нахуй со своим бесценным мнением. Алина как могла лезла из кожи вон, чтобы стать хорошей дочерью, но все что она получает – это брань и боль. Ничего больше.
Ее руки, до этого поглаживающие кожу, вцепились пальцами в предплечья, а слезы новыми дорожками потекли по щекам, однако на этот раз, это была ярость.
Кажется, вода из чайника уже начала выкипать, нужно встать и выключить, иначе эта вода окажется у нее на лице. Иначе она не выдержит, блять, никаких нервов не хватит больше. Выплеснуть этот кипяток прямо в лицо матери и стоять над ней, пока та воет и катается по полу, в попытках унять боль. Да только руки дрожат.
- Блять! – вскрикнула она, когда дрожащие руки не смогли удержать почему-то горячую ручку чайника и теперь эта вода действительно оказалась у нее на коже. На коже ног, на которых уже начали виднеться белесые пятна свежих ожогов.
Нужен лёд, который был в морозильнике, по крайней мере она на это надеялась, нужно скорее его найти. Однако когда она сделала шаг в сторону холодильника, ощутила всю прелесть водяных ожогов на коже. Стиснув зубы она все-таки дошла до холодильника и достала злоебучий лёд, который она обматерила и прокляла на всех известных ей языках.
- Ты глупая или что? – послышалось где-то со стороны прохода, не нужно было делать лишних телодвижений, чтобы понять, кому этот голос принадлежал, - Ты что, думала, что вылив на себя кипяток заслужишь моё прощение? Совсем мозги отшибло?
Дотянувшись рукой до полотенца и сев на своё изначальное место, начав обматывать льдом ноги, она параллельно начала вести диалог:
- Мама.
- Что ты мне мамкаешь? Я тебе вопрос задала: ты совсем ебанушка?
- Мама, давай без оскорблений… - со вздохом произнесла она, закончив обматывать ноги.
- А я не оскорбляю, я констатирую факты! – послышался раздраженный визг уже со стороны окна
Алина улыбнулась и подняла взгляд на стену, рядом со своей матерью, полностью игнорируя ее.
- В глаза мне смотри, я сказала! Когда с матерью говоришь, нужно ей в глаза смотреть, блять, ты что, меня специально из себя выводишь?
Больше всего на свете Алина ненавидела две вещи: свою аллергию на шоколад и смотреть людям в глаза. Сместив взгляд ровно к межбровной линии лица матери и подавив улыбку, спокойно произнесла:
- Что ты хочешь от меня услышать?
- Я хочу, чтобы ты вела себя нормально, чтобы потом не нылась отцу, что тебя бедненькую несчастную избивают тут. А то что мать родную до ручки доводит – ей плевать! Ты эгоистичная и самовлюбленна…
На этих словах Алина поднялась со стула, быстрым шагом направившись в комнату, однако эта неугомонная женщина последовала за ней.
- Куда это ты собралась, я не договорила!
- У меня очень болят ноги, можно мне полежать?
Лицо матери окрасила злобная ухмылка и какой-то проблеск разочарованности:
- Можно, телефон сюда дала и можно.
- За что? – сказала Алина, на этот раз удивленно посмотрев матери прямо в глаза.
- За хамство.
На лице девочки отобразилась горечь, злость и усталость одновременно. Она подавила горькую усмешку и завернув в свою комнату, произнесла:
- Бери, он в сумке, которую ты выкинула в коридор.
- Я блять не собираюсь за твоими вещами ходить, я тебе что? Девочка на побегушках? Сама пошла и собрала свои вещи, а после телефон мне на кровать.
Не дослушав тираду матери, Алина уже скрылась за входной дверью, собирая учебники, разбросанные по лестничной клетке. Слезы снова предательски потекли по щекам, отчего она осела на холодные ступени и начала плакать, вцепившись себе в волосы, чтобы не издавать лишних звуков. Сейчас она сама себе напоминала тот одинокий гниющий цветок этажом ниже. Плакал ли он росой, не жалея остатков воды для своих нежных корней? Знал ли он о том, что его выбросили или же блаженное неведение тела без нервной системы давало ему защиту от одиночества. Как же Алина хотела быть этим цветком, не знающим ничего о своей судьбе, не ведающий, что он вообще живёт.
Рюкзак с различными значками, скрывающими его настоящий цвет под эмалированными лицами персонажей, лежал рядом, надутый от учебников. Он чем-то напоминал индюка, было неуловимое сходство в том как он лежал, заваливаясь на бок и периодически подхватываемый рукой Алины. Телефон с черным экраном холодным грузом тянул руки вниз. Тихо выпустив воздух из искривлённых губ, Алина посидела так ещё немного, успокаиваясь после внезапного взрыва эмоций. И крепко сжимая в руке телефон, а в другой лямку рюкзака, похожего на индюка, вернулась назад в холодную квартиру.
Со спокойным, делано-равнодушным лицом, она бросила свой телефон на кровать «матери» и игноря чужое существование, спряталась в своей комнате. Рюкзак с грохотом упал возле двери, перестав походить на надутую птицу, гордую непонятно чем. Алина громко вздохнула и выдохнула, чувствуя как на глаза снова наворачиваются горячие слезы. Подушка, теплое тяжёлое одеяло и вот, маленькое тело свернулось в калачик, вздрагивая от любого слишком громкого звука. Маленькая, беззащитная одинокая душа в этом большом сером мире, где даже звезды померкли. Что же с тобой делать, родная моя?
С любопытством прыгали круглые птицы, наблюдая за спящим ребенком, который не спешил просыпаться. Солнце только начало разгораться на горизонте кровавым костром, опаляя облака собой. Но оно не торопилось делиться своими лучами, медленно упиваясь каждым мгновеньем своего пробуждения.
Лениво гудел ветер, уставший после ночи непрестанных игр, когда звери регулярно выходили из своих нор, пытаясь понять – это опасность или просто бушует ветрянная стихия. Он плелся, понурив косматую голову и прилёг на вершине самой высокой горы, сладко зевнув. Настало время просыпаться.
Родная моя, где же ты?
– Гх, – сквозь сон простонала Алина, руками закрывая глаза от теплого солнца. Во сне было ещё теплее, оттуда ещё не исчезли добрые глаза любимого персонажа, который улыбался только ей и говорил что-то, но она не могла выцепить ни одного слова, однако почему-то доверяла этому голосу. Расставаться с ним, чтобы выйти в этот мир, где снова будут крики и побои?
Ни за что.
Пошло оно все к чёрту.
Только уж больно обнаженной казалась кожа, а в кровати отродясь не водилось никаких камней. Но одурманенный мозг не спешил реагировать, воспринимая все как должное. Алина неохотно приподнялась на локтях, пытаясь проснуться, однако как солнце не пыталось слепить ей глаза, она оставалась все так��й же сонной.
Глаза подмечали необычные детали, вроде слишком близких гор – Алина могла разглядеть сухие деревья на их склонах и бродящих больших животных, - и бледно-розовое небо, которое постепенно теряло свой нежный молочный цвет. Окончательно проснуться заставил удар головой о руку, которая что-то держала. И Алина с немым удивлением узнала статую гео Архонта, на чьих коленях она лежала и в голове мгновенно пронеслись варианты как можно это объяснить.
Мама слишком сильно ударила в этот раз попав по голове? Да нет, сопутствующей сильной головной боли не было.
Что же тогда…?
Она осторожно, будто статуя могла её укусить, коснулась теплого камня, понимая, что ветер не пощадил его, а значит и ей милости ждать не стоит. Основная форма была сохранена, но сам материал был испещрен трещинами, в которых рос темный мох. Уже смелее, девочка привстала, чтобы огладить линию подбородка каменного бога, заглядывая под капюшон.
– Здравствуйте, господин Моракс, как приятно с Вами познакомиться. Премного благодарна, что Вы позволили поспать у Вас на коленях, но боюсь, мне пора. Но…
Алина громко засмеялась, однако эхо отскакивающего от гор голоса, не дало договорить ей фразу. Она почувствовала, как неприятно начала покрываться гусиной кожей и решила осмотреться вокруг, решив в итоге хотя бы походить, раз мозг предоставил ей такую замечательную возможность, как прогулка по Тейвату. Только статуя не была создана для спусков каких-то маленьких девочек, которые не умеют летать.
– Так, блять. Вы мне предлагаете сейчас прыгать? Чтобы, я нахрен, переломала свои ноги?
Она активно замотала головой и заметила ещё одну деталь, от которой зависла на некоторое время. Всюду были облака, среди которых гордо возвышались верхушки скал и протягивались черные ленты мостов. Такое количество облаков, скрывающих землю явно было ненормальным и вызывало смутное чувство тревоги.
И не зря.
Алина только сейчас вспомнила, что такой вид открывался в Заоблачном пределе, где её персонажи чересчур часто срывались вниз и умирали, несмотря на молитвы девушки и огромное количество еды.
Ее горло сжалось, а ноги начали трястись от панического страха.
Сейчас она чувствовала себя слишком маленькой посреди этого огромного пустого пространства, доступного только могущественным Адептам и богам.
Человеку не по силу подняться выше облаков, а она все же здесь, какова ирония! Видела бы ее сейчас матушка, как здесь, с трепещущим сердцем, даже не смотря на желание поскорее уйти с этого острова, который попирая гравитацию, летал, она все равно прыгнула выше головы.
Уйти с колен столь любимого ею Моракса, который все таки не мог её спустить на бренную землю.
– Да идите вы нахуй, - сердце бешено билось о ребра, стремясь улететь подальше от необъятной пустоты, которую теперь не получалось игнорить. И остатки веры в то, что это все сон, продолжали шептаться о полете и невозможности смерти. Только Алина не собиралась уходить с родных колен, не доверяя своему рассудку. Кровь била набатом в ушах, отдаваясь неприятным звоном в голове и слабостью в теле. Небо было слишком близко. Голубое, с солнечным диском на востоке, оно словно стремилось упасть на головы неверным.
– Прошу прощения, но как Вы там оказались, юная леди?
Удивлённо спрашивал кто-то снизу. И это был самый бархатный голос, который она только слышала. Казалось, что он укутывал ее одеялом, зажигая звёзды на темной ткани. Этим голосом было хорошо рассказывать длинные истории темными вечерами на кухне, когда глаза слипаются и ты едва не роняешь себя на стол. Хотелось радостно воскликнуть, когда удалось увидеть и владельца этого чудного голоса. Усевшись, девочка улыбнулась своему спасителю, счастливо говоря, что очень констатировало с ситуацией. Страха как не бывало.
– Я не знаю, но, кажется, я немного застряла, хаха… Не могли бы Вы мне помочь, пожалуйста?
Чжун Ли на миг замер, обдумывая что-то. Он нечитаемым взглядом уставился на Алину, которая почувствовала себя неуютно в своей домашней растянутой футболке с пивозавром.
Стоп.
Она поняла, почему чувствовала такой неприятный холод в области грудной клетки, вроде как прикрытой тканью. Ничем она не была прикрытой, стоя сейчас практически голышом, в неполностью снятых джинсах, перед гео, мать его, архонтом.
Она нервно дернулась, практически рефлекторно складывая руки на груди и панически смотря себе под ноги.
Минута панического страха, наполненного молчанием, которая показалась ей вечностью, оборвалась так же резко, как и началась. Не успев моргнуть, Алина уже стояла на земле перед Чжун Ли, успев только запомнить осторожные прикосновения сильных рук к талии, тут же резко отпрянувших.
Он тактично отвернулся протягивая ей свой пиджак, и пока она пыталась натянуть джинсы и плотнее укутуться, в потрясающе пахнущую мужскую одежду, он аккуратно спросил:
– И, как же вы оказались в этом месте, дитя, в таком…кхм, наряде, вдали от дома?
Ещё и босая.
Черт возьми, как же стыдно. Прямо сейчас хотелось проснуться, только его пиджак забрать с собой. Так крышесносно пахнущий, боже, это вино и цветы? А говорилось, что он предпочитает духи для старух. Недурные такие вкусы у старух.
Уважаемый Моракс, вы блять самый невероятный мужчина на свете.
Словно прочитав ее мысли, Чжун Ли повернулся к ней, открыто уставившись на нее с вопросом. Алина ощущала ступнями мокрую от росы траву, переминаясь с одной ноги на другую и стараясь подогнать размеры рукавов под свои руки, однако джинсы решили ее не щадить, так и норовя спасть, чтобы обнажить острые коленки и белесые ожоги на бедрах. Тем не менее, она была восхищена подобной галантностью и не помедлила выразить это словесно. То, что она практически голая ничем не мешает ей восторгаться своим любимым персонажем.
– Спасибо, спасибо большое, что Вы спустили меня отсюда, а то я уже думала прыгать. И, Вы даже прикрыли глаза, когда меня спускали, я…правда очень ценю это, ты потрясающий. Господи, мой мозг решил меня поддержать в кои-то веки, раз поставил тебя здесь.
Чжун Ли слегка напрягся, но Алина не заметила этого, восторженной птичкой летая вокруг своего любимца и поя ему дифирамбы. Её песню прервал кашель и Алина замерла, с большими голубыми, практически синими глазами, в которых отражалось небо, смотря на Чжун Ли, похожая на фарфоровую куколку. Пушок на ногах встал, подсвеченный золотым солнцем. Приятное летнее тепло рассеивалось, сменяясь осенней прохладой. И Алина недовольно потряхивала ногами, стремясь избавиться от налипших комков земли, которые приносили дискомфорт, отвлекаясь от такой приятной иллюзии.
– Госпожа…извините, Вы не представились
Ее и без того огромные глаза расширились, что заставило Моракса неосознанно улыбнуться, однако его изумление было резко прервано потоком нервной брани:
- Ахуеть, сам гео архонт обращается ко мне на вы и «госпожа», ебанный ты в рот, кому скажи – никто не поверит.
Чжун Ли, брови которого шокированно взлетели вверх, оддернул ее слегка грубым и резким голосом:
- Я прошу прощения, однако откуда Вам известна информация об этом?
Опьяненная ощущением радости Алина решила, что такой шанс предоставляется раз в жизни, поэтому встав на носочки, бесцеремонно чмокнула его в губы, отпрянув так же быстро, как и припала к ним, и начала хлопать в ладоши, радостно смеясь. Чжун Ли зашелся не то шокированным, не то возмущенным кашлем.
- Боже, всю жизнь мечтала тебя поцеловать! До чего твои губы сладкие, боже, я однозначно умру счастливой! До чего удивительное нечто – человеческий мозг, вроде я сплю, но твои губы кажутся такими реальными и мягкими, - она горячо припала к его груди, сжимая его в своих маленьких руках, чем вызвала ещё один непонятный вздох с его стороны, однако отдернуть ее от себя он не успел, потому что почувствовал влагу на своей рубашке, - Так бы и стояла здесь с тобой всю жизнь, любуясь на твое прекрасное лицо и слушая твоя глубокий голос, - она ещё раз всхлипнула, и поцеловала его руку, приложив ее к своему лицу, слёзно глядя то в его глаза, то на восходящее солнце.
Она так и не поняла что заставило ее прекратить дрожать от утреннего холода: тепло его руки или утренние лучи?
Только почему он отошёл и смотрит на неё так странно? На расстоянии вытянутой руки, он был слишком далеко, что бы Алина возненавидела это пространство. В игре же он всегда был рядом, всегда под рукой. Сколько же скандалов он слышал, сколько захлебывающих истерик, сколько раз она смотрела на него и пыталась успокоиться. А теперь он же и отталкивает.
– Кхм, я извиняюсь, но где ваши родители, юная леди? Неужели они не научили Вас манерам?
Не с то брезгливостью, не то с отвращением Чжун Ли боролся с желанием оставить этого полуголого странного ребенка тут, чтобы больше такого не повторялось. Всего несколько минут знакомства, а его личное пространство исчезло, словно и не существовало его. Но блестящие от слез глаза пронзали сердце острыми стрелами, пробивая себе путь через толщу земли, что служила ему щитом. С родителями придется поговорить отдельно.
– И это говоришь мне ты? – сейчас в голубых глазах плескалось разочарование вперемешку с обидой и тихим гневом, слишком тихим, что бы его заметить. Алина возмущённо приподняла полы футболки, показывая свой торс. Глубокий космос разлился на молочной коже, туманностями очерчивая бока и мягкий живот. Красиво. Такая красота виднеется в красных полосах на запястьях, оставленных от оков, есть у глубокого безумного страха, что заставляет ломать себе кости и грызть кожу. Алина опустила футболку, до боли впившись ногтями в ладони, срывающимся голосом продолжая, - ты же у нас, блять, мистер всезнайка. Так объясни же мне где мои родители и какого черта они оставили мне это? Сука, даже во сне я не могу получить эту ебучую поддержку от любимого персонажа и спрашивается нахуя? Блять, уберу тебя из отряда нахуй и забуду, дёрнул же тебя черт сказать такую вот хуйню.
Кадык незаметно дернулся, когда свежий взгляд вновь прошёлся по фигуре незнакомки. Маленькие тонкие руки с кошачьими зажившими царапинами, треугольное лицо с несошедшей пухлостью детских лет, полные бедра, на которых, наверняка, было тоже самое, что и на рёбрах. Все это было атрибутами жертвы. И внутреннее чудище зарычало, вспоминая далёкие времена, когда люди приковывали к скале подобных ей девушек в обмен на защиту. Презрение к самому себе накатило с большей силой, мужчина не особо вслушивался в дребезжащий тонкий голос, душа в себе старого бога войны.
– Я…блядство, не научили, ебать меня манерам, родители. Ах, интересно, когда они должны были этим заняться, не подскажете ли…БЛЯТЬ!
Маленький остров на высоте более тысячи км над землёй, одна готовая разрыдаться девочка и трагедия готова. Пустота ласково разжала свои холодные лапы, ловя в объятия одну милую девочку, что не заметила за своими ругательствами как ступила за край. И она проснется? Вот так, обругав Чжун Ли и даже не извинившись перед ним? Ох, ей явно следует навестить его в чайнике и накормить до отвала, дабы загладить угрызения совести. Пустота напевает ей колыбельную свистом ветра в ушах и каплями облачной росы закрывает глаза, погружая в темноту рассвета.
Тяжёлое одеяло придавило к кровати, укрывая с головой. Жарко. Невыносимо жарко. Неужели включили отопление, в кои-то веки решив не ждать до декабря? Руки казались слабыми веточками, готовыми переломится от малейшего усилия и они только ударили одеяло, бессильно упав поверх. Как же жарко. Воздух мерцал, размывал границы предметов и словно вонял старостью. Всей этой древней историей, которая покрылась пылью с разрушенных городов и исчезнувших дорог. Эта эфемерная пыль забивалась в лёгкие, наполняла собою горло и Алина чувствовала, что вот-вот взорвется пылевым облаком. Сухой кашель нарушил сумрачную тишину. А вслед за ним строгий, мрачный как грозовые облака, голос.
– Проснулась?
Её голову осторожно приподняли и дали напиться теплой воды, отдающей этой же пылью.
– Ты упала с острова и потеряла сознание. Сейчас ты находишься у меня и могу ли я наконец поговорить с тобой?
Упала с острова? Это же было во сне. Яркая боль пронзила виски, заставив сморщиться. Упала, да, ещё и успела обматерить Властелина Камня, которого столь импульсивно поцеловала. Только какого черта она не проснулась?
– А…, – голос был жалкий. Слабый, неуверенный, вовсе не похожий на звуки. Призрак. Лишь отзвук мыслей, что не осмелились быть громкими, быть влекомыми молодостью и жаждой жизни. Слабый. Только на восковом лице ничего не отражалось, – Ты реален? Ты…о, боже, прости, пожалуйста за все…я даже не знаю как это назвать, я правда не хотела тебя так оскорблять.
Алина сжалась, закрываясь одеялом как щитом. Стыд залил лицо розовой краской, подкидывая ещё больше подробностей недавнего сна. Какая же она…тупая, блять, как же она не догадалась сразу? Вот на моменте, когда поцеловала его, а он вместо обычной улыбки, как отреагировал бы во сне, удивился. Блять.
– Дитя, ты не из этого мира, верно?
Он не трогал её импровизированный кокон, не делал никаких попыток растормошить и выудить ответы. Все же…Чжун Ли и правда замечательный. Даже несмотря на такую вопиющую грубость с её стороны, он так вежлив. Только она боится смотреть в его глаза.
– Я…кажется, что, да? Простите, пожалуйста, что так себя повела. Я думала, что нахожусь во сне и…
Алина подавилась лезущими рыданиями, задыхаясь от стыда и гнетущего молчания. Ей так не хочется вылезать из одеяла, разговаривать с реальным Чжун Ли, который разумеется не будет терпеть её заскоки и полное отсутствие какого-то такта. Боги, она ведь повела с ним как с вещью! Будет неудивительно, если он выкинет её из своего дома. Или из мира.
– Дитя, все в порядке, я не сержусь на проявление чувств. Я не причиню тебе вреда, обещаю.
Хотелось плакать от того, сколько же было участливости в этом голосе. И она расплакалась, постыдно, как ребенок, коим и являлась. Девочка кое-как выбралась из-под одеяла, подтягивая свою футболку ниже. И уселась, заплаканными глазами смотря на деревянный паркет. Держалась за саму себя как за якорь. Не утонуть бы.
– Не хочешь ли заключить контракт?
Полумрак комнаты вспыхнул, ударяя по чувствительным глазам. Алина по совиному заморгала, не понимающе глядя на вставшего мужчину, который что-то искал на полках. Перед появился лист бумаги с непонятными письменами и кисть. Девочка перевела взгляд на мужчину, не зная чего от неё ждут.
– Мне нужно твое имя, дитя. Напиши его.
– Ох, эм, я Алина…я могу написать на своем языке, да?
Чжун Ли мягко улыбнулся.
– Конечно, Алина.
Она не знала, что написано на этом листке бумаги, который сейчас определит всю её дальнейшее нахождение здесь. Как он сказал, там обговорены условия на которых она будет жить у него и получать все необходимое для комфортной жизни взамен на информацию о её родном мире. Это было…удобно. От неё ничего не требовалось, а сам гео архонт взялся за обеспечение её безопасности.
Вспоминая ремень и колючие мамины глаза, Алина не желала возв��ащаться назад. Здесь на неё не кричат, не желают заломать руки и испещрить кожу красными полосами, что жжением напоминают о себе в ванной. Чжун Ли простил ей поцелуй, брань и непрощённый комплименты. И он реален. Он реален. Могла ли она мечтать о большем? Разве это не является тем, о чем она так мечтала? Сбежать от матери далеко-далеко.
Здесь, в Тейвате, Алину не найдут.
– Хэй, Чжун Ли, давай пойдем за продуктами? У нас закончились томаты.
Алина крутилась вокруг него с довольной улыбкой, подставляя голову под руку, что убила немало существ. Она держала на поясе кошелек с морой, взяв на себя роль той части мозга, отвечающей за финансы. Чжун Ли не возражал против этого, особенно, когда Алина за чаем рассказывала особенности развития своего мира и слишком много болтала о игровом Тейвате, без стыда жалуясь на руинных охотников. Он задавал вопросы и она отвечала на них развернуто, перескакивая с темы на тему, пытаясь обхватить все.
– Дитя, оденься сначала. Ты не можешь пойти в своей старой одежде, понимаешь это?
Алина звонко рассмеялась и побежала в свою комнату переодеваться.
Тейват был красив. Куда красивее, чем в игре. Краски теплой осени были разбрызганы по Ли Юэ, напоминая картины искусных художников. Жёлтые гинкго, растущие возле написанных солнцем скал, заполнили её изнутри. Укрыли листьями израненную душу, спрятав от других.
Её родная серая Россия проигрывала в этом сравнении. Конечно, тоска щемила грудь и тогда она запиралась в ванной, горячей водой снимая боль брошенной души. И отнекивалась от всех вопросов, спрашивая в ответ: кому она там нужна?
Верно, никому. И Чжун Ли лишь мягко улыбался, обнимая её.
Ли Юэ было людским морем, где каждый был на своем месте. Люди текли по улицам волной, пересекаясь и болтая на своем языке. Чжун Ли теснее сжал маленькую ладонь, лавируя меж прохожих. Алина вертела головой, пытаясь разобрать посреди незнакомой ей речи знакомые слова. Может тогда она сможет вклиниться в разговор и поговорить с кем-то помимо Чжун Ли?
Он был начитанным и все такое, но ей хотелось поговорить ещё с кем-то. Узнать чем они живут и про что шутят. Поболтать с девушками, узнать про их проблемы и радости. Чжун Ли не мог заменить все многогранное общество, где каждый уникален.
Только нельзя вынуть свою руку из крепкой хватки, подойти к одинокой девушке, что рассматривала тыквы на прилавке и завести незатейливый разговор. Поскорее бы выучить язык. Это просто невыносимо – слышать так много людей и не понимать их.
Так печально. Она обязана поговорить с Чжун Ли об этом. А пока только ближе прижалась, думая, что они со стороны похожи на отца и дочь. Интересно, могут ли они считаться семьёй, если Чжун Ли исполняет обязанности отца? Наверное.
Ей хотелось назвать его отцом, остаться в теплых объятиях навсегда. Может, он тоже видит в ней дочь, иначе стал бы так заботиться о каком-то ребенке? За эти месяцы они вполне успели привязаться к друг другу. И ни разу не было никаких ссор, он не повышал на неё голоса. Только смотрел.
Дома всё пахло древностью. Книжные шкафы с стари��ными книгами, никому не нужная одежда в кладовой, желтоватые лампы с сияющими кристаллами – все это создавало странную атмосферу.
Музей.
Она словно в музее. Посетительница, зашедшая случайно посмотреть. И среди этих картин тушью, расписных ваз и непонятных ей вещей Алина переставала быть чужой. Старый дракон опустил голову на лапы, следя за ней пустыми глазами.
И среди сокровищ, собранных за года, было ощущение, что на неё саму наложили этот статус. Алина тряхнула волосами, избавляясь от неприятного червячка сомнения. Возможно, иногда Чжун Ли её напрягал, но все можно списать на то, что он живое существо. Не программный код с одной ярко выраженной чертой характера.
Конечно же, он будет вести себя по другому. Будет живым, с теплыми руками и тихим голосом. Внутри него спрятана вселенная. И это причиняет дискомфорт, когда она упоминает о его навыках как персонажа, рассказывает про него самого, но другого и видит его настоящего. Стыд охватывает тело пылким пламенем, вынуждая извиняться за обычное любопытство игрока.
– Блядство!
Алина выронила нож, рефлекторно зализывая рану. Помидор откатился, презрительно сияя гладкими боками, где не было ни одной царапины. Зато на молочной коже выступили округлые капельки алой жидкости. Алина выругалась ещё раз – на ней любые следы оставались надолго, и эта маленькая царапина грозила остаться на две недели точно.
Потрясающе, не зажили ещё старые раны, так она получает новые. Только и разницы, что «матушка» впервые оказалась не при чем.
– Алина? Ты поранилась, золотая, я же говорил быть аккуратнее с ножом.
Чжун Ли, к которому она пошла за мазью и утешением, взял раненую руку в свои, осторожно обводя края ровной раны. Без перчаток, его пальцы были жёсткими и холодными, как камень. Алина усмехнулась – его руки буквально из камня. Не то что её, с мягкой нежной кожей, которая травмируется слишком легко.
Она скривилась от ощущения склизкой мази, которая обволокла порез тонкой слизью. Это было непривычно, отличалось от обычного йода или перекиси водорода, коими она привыкла обрабатывать свои раны. Словно ей на руку напустили уйму лягушек.
– Дитя, что же ты так легко травмируешься, – вздыхает Чжун Ли, притягивая к себе девушку ближе, – Тебе стоит быть аккуратнее с ножами, твое тело ещё не оправилось от прошлых ранений.
Тактично не говорит о обширных гематомах, похожих на маленькие вселенные. Она и так понимает, что он имеет в виду. Хмурость исказила детское лицо, прибавив ему сходства с надутым хомячком. Чжун Ли приподнял уголки губ кверху, находя бесконечно забавным то, как Алина стремится забыть про свою прошлую жизнь.
Ей хотелось думать, что она всю жизнь жила здесь – в Тейвате, под боком древнего бога. Только этот космос на рёбрах все не таял, каждый раз напоминая о той суке, что посмела назвать себя матерью. Что своими руками разорвала нити, что связывали их, а потом валила с больной головы на здоровую.
– Я, что ли виновата, что у томатов такая скользкая кожура, – ворчит, ворочаясь в _слишком_ крепких объятиях. Сердце замирает от звука звёздного полога, раздающего в голосе мужчины, когда он смеётся. Чжун Ли самое лучшее обезболивающее и Алина готова драться за это. Она надувает щеки, игноря холодок пробежавший по коже, – Хэй, ты что смеёшься надо мной?
– Дитя, если хочешь кушать, мы можем пойти в ресторан. Тебе вовсе необязательно готовить.
И вот как ему объяснить, что ей некомфортно? Среди толпы, галдящей на своем, когда она различает только птичий щебет и стоны моря. В таких условиях невозможно обедать. Но Чжун Ли на все её просьбы научить языку только переводил разговор в иную степь, заставляя забыть о вопросе. И каждый раз сначала.
Это было неприятно. Алина не верит, что он просто забыл о такой важной детали, как обучение лиюйскому. Как может существо, помнящее о вкусах погибшего тысячи лет Яксы, забыть о её беспомощности в социализации?
– Это ты так намекаешь, что я дерьмово готовлю? Ладно, ладно, не буду больше осквернять твои вкусовые рецепторы, – прикрыла глаза, тяжело выдыхая, – Тогда чем мне заниматься? Или у тебя есть книги на русском?
В первые дни, когда контракт был подписан, ей было неловко. И было непонятно, что ей можно, а что нельзя. Вокруг было много предметов, чье назначение девочка из другого мира не знала, умея только предполагать из скудных обрывков информации. Чжун Ли с терпением объяснял ей все, не дожидаясь скомканных тихих вопросов, гладил по тонким белым волосам и не подгонял. Тогда она бы не осмелилась спросить про книги, предпочитая слушать как Чжун Ли читает ей вслух.
Рыться в библиотеке без его одобрения было неправильно. Боялась ли Алина наказания за свое своевольство или же не до конца привыкла к тому, что Чжун Ли позволяет ей свободно пользоваться своим личным пространством без единого упрека? Она не знала.
– На твоём языке?
Кивок.
– Есть, ты хочешь что-то почитать? Я отберу для тебя книги, которые ты сможешь прочесть.
Алина сглотнула, не понимая своих чувств. Сейчас был бы хороший момент задать вопрос, уточнить насчёт языка, но…что но? Она не знала, но чувствовала, что этот вопрос может стереть спокойную улыбку с его лица и ожесточить черты лица. Уткнулась в шею, думая, что она слишком ему доверяет. Робким голосом прошептала свои пожелания по книгам, впервые не желая чувствовать его ласки.
Чрезмерное доверие может обернуться трагедией.
Чжун Ли выполнил свое обещание, принеся в комнату сказки, романы из Снежной. Все, что могло ей понравиться. И разрешил пользоваться библиотекой в его отсутствие, понимая, насколько может быть скучно в его доме, где нет даже кошки.
Она бежит по лесной тропинке, устланной опавшими листьями, стремясь поймать ускользающие лучи солнца. Укороченная юбка трепышется от резких движений, напоминая поведение юрких бабочек. И приходится каждый раз напоминать себе не одергивать тонкую ткань вниз, не рвать её. Вострые коленки белые-белые, их солнце не целовало давно.
Интересно, нахуя они вообще пошли в лес, когда Алина говорила о пристани? На Чжун Ли смотреть в последнее время было тяжело, хотя в нем вообще ничего не поменялось. Все та же мягкая улыбка, все те же ласковые слова, только его пальцы держат слишком крепко. Немного и сломает кости.
Когда он начал напоминать ей мать? В какой момент времени она перестала по детски восторгаться им и слушать долгие монологи? Тогда, когда он отмел в сторону все её просьбы научить языку? Или же когда спокойным тоном предложил помочь ей одеться по утру, не видя в этом ничего такого?
Или когда оторвал её от общения с снежнянкой, которая заразительно улыбалась, светя щербинкой и рассказывала про далёкую родину, столь похожую на Россию. На Фатуи она не была похожа, её руки были тонкие и слабые. А голос дрожал от непролитых слез по всем убитым. Она не была Фатуи, мягкая и смешливая. Но Чжун Ли убеждал в обратном, снисходительно замечая, что Алина не осознает всей опасности мира.
Она сколько бы не пыталась высмотреть ту снежнянку в толпе, не видела её щербатой улыбки и вороных волос. Только камень повсюду. Он же был и на сердце, сдавливая, спрашивая – точно все хорошо? Может, Алина ошиблась, слепо падая в чужие «отеческие» объятия?
Бамбук реет на ветру, рассказывает истории, что слышал за все время существования. Он не ждёт человека, способного понять ветреный язык, говорит всегда сам с собой. Так тихо. Только её маленькое сердце стучит громко, нарушая священную тишину. И она хочет раствориться в этой тишине, скрыться среди мистической зелени. Исчезнуть. Удалось бы ей это?
Чжун Ли ловит её за секунду до падения. Камень выскочил из под ног, прячась в подстилке прелых листьев. Алина длинно выдыхает, пытаясь не дёргаться. Ей не нравится горячее дыхание на затылке. В голове сразу возникают сцены, как острые клыки впиваются ей в шею, не давая дёрнуться. Словно дикий зверь.
Дракон ведь и есть дикий зверь.
– Осторожнее, дитя, смотри под ноги.
Она хочет домой. Хочет, чтобы этот взгляд не касался её, не впивался клыками в шею, не пожирал. Не наблюдал безмолвно. Мерзотное ощущение обмана прилипло и сколько бы Алина не терла свою кожу, оно не смывалось. Где та снежнянка, поцеловавщая ей руки? Истаяла на солнце как первый снег?
– Ты затихла. Все хорошо? Мы можем пойти обратно, если хочешь.
В его голосе целая ночь, обрамленная царственными звёздами и бескрайней млечной дорогой. Прохладная, успокаивающая, прогоняющая прочь все проблемы. И ей хочется растаять, поддаться его теплым прикосновениям и доверчиво рассказать обо всем, что её волнует. Об его глазах, пугающих до дрожи в позвоночнике, о той снеж��янке, с которой она так и не погуляла нормально, о доме.
Алина вскрикнула, когда земля резко ушла из под ног. Пыль и горький шоколад заполнили собой все пространство, не давая ветру прогнать их. Покоя не было. Ей хотелось разрыдаться, по детски, забиться в темный уголок и закрыть глаза. Не видеть этого мира, где каждый уголок пропитан чужой культурой.
– Я…не хочу обратно. Давай ещё немного погуляем? Хотя бы до реки, а потом мы вернёмся.
Она упрямо не хочет называть дом Чжун Ли своим домом. Это музей, где она лишь зрительница. И она надеется, что она правда зрительница, а не сокровище, спрятанное от чужих глаз.
С каждым днём ей все сложнее обращаться с Чжун Ли как в первые дни. Сейчас Алине хочется вернуться обратно и спрыгнуть вниз, с той статуи , не дожидаясь прихода никаких богов. Мужчина хмыкнул, по прежнему не опуская на землю, продолжая прерванную прогулку.
– И все же ты выглядишь обеспокоенной. Мы можем об этом поговорить?
Алина прикрыла глаза, показывая, что на разговор не настроена. Лишь ветер напевал приятную песню, едва касаясь бледных щек поцелуями. Журчала, перескакивая камни, вода. Так мирно. Идеальное место для одиночества.
– Если ты так хочешь, мы отложим этот разговор. Но я обязан узнать о том, что тебя беспокоит, иначе не смогу помочь. Мы заключили контракт, милое дитя.
Вот же черт. Алина надеялась, что он не заметил, как она напряглась. Это будет…сложный вечер для неё.
День завершился, настроение продолжило падать. И сейчас оно пробивало плинтус, если уже не добралось до ада. Алина угрюмо сидела на диване, поджав колени к груди и старательно делала вид, что Чжун Ли не существует. Он, к сожалению, существовал.
От этого хотелось ругаться. Он всеми силами стремился походить на заботливого отца, угождая всем её желаниям, кроме банального – общества других людей. Невыносимо видеть, как приятный образ разбивается об изоляцию, постоянный присмотр и контроль. Дома не было такого. Дома она хотя бы была уверена, что сможет уйти с наступлением совершеннолетия.
Здесь она ни в чем не уверена.
Кожу неприятно стягивало уличной пылью и потом, но Алина и не думала о ванне. Ей хотелось уткнуться носом в колени, притворяясь, что она у себя дома. И что отец опять равнодушно смотрит сквозь неё, пока мать несёт несусветную чушь. Она так хочет домой.
– Дитя, – диван просел немного под чужим весом, – ты не устала? Выглядишь совсем измотанно.
Она не подняла глаза, невнятно буркнув что-то под нос. Алина кожей чувствовала пылающее золото, прожигающее её до самой души. Ей бы остаться одной и переварить все это, а не…не вот это дерьмо, с которым она не знает как справляться и может только игнорить.
– Милая, никто ничего не поймет, если ты будешь говорить себе под нос. Или ты не желаешь говорить это мне?
Она не шевельнулась, когда её начали легонько гладить по спутанным светлым волосам. Словно испуганного котенка. Алина чувствовала себя в ловушке, куда сама себя и загнала, слепо доверяя всему яркому и красивому. Зверь прячет клыки, а шея непрерывно зудит от красочных картинок.
– Всё нормально, я просто устала. Мне просто нужно отдохнуть немного.
Тихо выдохнула, когда неимоверно тяжёлая рука убралась с её головы. Ей было неинтересно, о чем же думает Чжун Ли. Пожалуйста, просто дайте ей вернуться домой.
Просто дайте вернуться домой.
– Ты скучаешь по дому?
А, она сказала это вслух?
– Алина, – девочка сжалась. Чжун Ли редко называл её по имени, предпочитая ласковые прозвища. Настолько редко, что она отвыкла от своего имени. Его голос был мрачным, как налитые водой тучи и тяжёлым, прибивающим к земле, – тебя здесь кто-то обижает? Может, я сделал что-то, что тебя напугало? Твое тело все ещё хранит воспоминания.
Холодные пальцы коснулись бедра, на котором был поблекший космос. Алина стиснула зубы. Ей хотелось уйти, исчезнуть. Не дрожать под чужими непрошенными прикосновениями, не смея отпрянуть в сторону.
Чжун Ли не замечая дрожи, продолжал. Она хочет обратно. Там хотя бы все знакомо, там она хотя бы могла спрятаться в коконе вымышленных миров и лелеять мечты о заботе.
– Я…просто скучаю по дому. Я ничего не могу с этим поделать, мне так невыносимо хочется домой, но мне нравится тут. Правда нравится. Просто дома..
– Безопаснее? Разве? И что же ты упустила из своих рассказов о домашнем насилии, если сейчас хочешь домой?
Загрохотали тучи, сбившись с пути. Заволокли собою все небо, скрыв и луну, и звёзды. Мерно качнулась грудная клетка, скрывая маленькое сердце за ворохом надежд и сожалений.
– Тише, тише, милое дитя, не стоит прятаться. Я не причиню тебе вреда, никогда бы не подумал.
Сжавшись в крохотный комок сожалений Алина глотала слезы, умоляя кого-то просто вернуть её обратно. Она не выдерживает. Не выдерживает нежных прикосновений, не выдерживает бесконечной пыли, забивающей нос и горло. Ей так трудно дышать.
– Золотце, давай мы тебя умоем и ты немного успокоишься. Хорошо?
Воркующий мягкий голос вился над ухом. Она не вслушивалась, пытаясь унять свои всхлипы, жалкие мечущиеся мысли, что повторяют одно и тоже. Кричат, умоляют, и Алина не желает слышать ничего.
Горячая вода обнимает её как свое дитя, бережно снимая всю усталость дорог с неё. Алина удивлённо распахивает покрасневшие глаза, она не ожидала столь резкой смены обстановки. Чжун Ли сидел на краю ванны, сосредоточенно выбирая одну бутылочку из нескольких расставленных на полках.
Когда он успел набрать воду?
Пар поднимался, окутывая зыбкостью крохотную фигурку. Алина вытянула вперёд руки – очертания расплывались, словно она таяла. Медленно растворялась в горячей воде, как кусок мыла. Она медленно опустилась под воду, задержав дыхание. Сколько человек может продержаться без кислорода?
Через какое время резь в лёгких станет невыносимой и организм сам вынырнет, жадно глотая пар вместо сладкого воздуха?
– Выныривай, не заигрывайся надолго.
Чжун Ли мурлыкал под нос мелодию, расчесывая пальцами спутавшиеся пряди и смазывая их кондиционером. Плавными отточенными движениям втирал в кожу головы какой-то цветочный шампунь, словно она маленький ребенок, не способный сам о себе позаботиться. Алина смотрела в пустоту, пытаясь соединить все детали в одну картину, но ничего не выходило.
Вода журчала, стекая с концов. На языке привкус цветочной отдушки. На плечах тяжёлые руки, прижимающие к земле. В паре все расплывается и она совсем ничего не видит, но чувствует как её тело пожирают. Обгладывают позвонки, сжимают до материнских синяков ребра, снимают кожу и заглядывают внутрь, где настойчиво бьётся глупое жалкое сердце.
Это ненормально. Ненормально. НЕНОРМАЛЬНО.НЕНОРМАЛЬНОНЕНОРМАЛЬНОНЕНОРМАЛЬНО.
– Я…
Начала, а что дальше? Замокла, милая, испугавшись возможной реакции? Что скажет древнее существо, прожившее куда больше чем она смеет даже мечтать, на обвинение в нарушении норм морали и человеческих правил? В голове зреет бархатная ночь, окутывая мягко все мысли. Разве плоха забота, разве плох он сам?
– М?
Не надумывает ли она себе чего, травмированная и слабая?
Все картинки нормальных семей пролетают перед глазами, ослепляя взор. Считаются ли они семьёй, коль Алина чужая в этом мире? Может, она ошиблась и это совершенно нормальное поведение для взрослого мужчины, обеспечивающего подростку.
– Прости, я задумалась.
Подтянула колени к груди, пряча маленькие треугольники от чужих глаз. Сцепила руки в замок, нервно теребя заусенцы.
– Слушай, можно задать вопрос? Просто я волнуюсь и немного, совсем немного! Нервничаю. Я же считаюсь…твоей дочерью, да? Ну, в глазах других людей и…а ты тоже так считаешь, да?
Теплые струи стекали по спине мыльными потоками. Она продолжала смотреть в пустоту, мысленно ударяя себя за этот глупый вопрос. Господи, что она вообще спросила?
– Нет.
Нет. Это было ударом посреди ясного неба. Нет – значит, что все это отношение держится только на листке бумаги, который она даже не может прочесть.
Видимо, почуяв оглушение Алины, Чжун Ли массирующими движениями втер в кожу ароматное масло, успокаивающе продолжил.
– Ты имеешь иное значение, чем дочь. Поверь, я никогда не буду относиться к тебе как твои…родители. Я буду рядом, – Алина сжалась от холодных пальцев на задней стороне шеи, которые медленно растирали кожу, – тебе не о чем беспокоиться. Нас можно назвать семьёй, если ты хочешь услышать это.
Но она ему не дочь. Не удочеренное дитя, о котором пришлось взять заботу. Алина сглотнула, стараясь не дёргаться от мягких рук, обхватывающих все маленькое тело. Не дочь. Тогда объяснить поведение Чжун Ли становится ещё сложнее, оно тревогой отдается в костях. Трезвонит тихо, опасаясь пробудить мысль об ответе. Тихо-тихо, не стоит думать об этом много.
Успокойся. Дыши. Не задавай вопросы, потому что на них ты все равно не осмелишься. Голос слабый, тонет в мыльной воде. Она слишком труслива, чтобы уточнять ещё что-то.
Алина дрожит – после теплой, почти горячей ванны, воздух кажется сотканным из северных ветров. Стучит зубами, обхватывая худенькие плечи руками и переминается с ноги на ногу как маленькая птичка. То одну ногу выбросит вперёд, то вторую. Никакого покоя нет.
Теплое махровое полотенце укрывает её с головой, вбирая в себя весь холод, что успел накопиться в столь юном теле. Она жмется поближе к теплу, пытаясь успеть согреться прежде, чем её вновь потревожат далёкие ветра. Чжун Ли держит её как принцессу, окутывая всем своим существом. Алина слышит как ровно бьётся чужое сердце, отбивая четкий непоколебимый ритм. Она не знала, что у богов есть сердце, помимо Сердца Бога.
Дыхание спокойно, ничто не прерывает его. Руки цепкие, держат так крепко, что на рёбрах могут появиться новые синяки. Иногда Алина чувствует себя глиной – вмятины от чужих рук навечно остаются. Только тронь и она уже прогибается, стыдливо пряча глаза. Не в силах поднять голос.
Она и на мать голоса не поднимала. Знала, что ничем хорошим это не обернется.
На него голос поднять куда страшнее.
Алина быстро забирается под тяжёлое одеяло, прячась от золота глаз. Затхлый полумрак комнаты ничего не скрывает, только сильнее подчеркивает детали. И они светятся слишком ярко. Невыносимо, она не может уснуть, зная, что её жизнь под контролем.
Нечто важное было осквернено.
Настолько важное, что Алина кусает губы, тщетно пытаясь не расплакаться. Под каменными ладонями невозможно расслабиться. Все эти фанфики были так неправподобны. Чжун Ли совсем не походит на себя.
Был ли вообще оригинал, похожий на Чжун Ли из игры? Или она себе все напридумывала, обманувшись красивой картинкой, где все было так похоже на черты идеального отца.
– Ты всё ещё тревожна? Мне печально, что я не могу узнать, в чем же дело твоих тяжёлых мыслей. Почему ты дрожишь и прячешь слезы? Милая, что же не так?
Вьется змеёй вокруг. Блуждает по слабой маленькой фигуре, выискивая ответы. Нашел ли их, нет, она не знает. Только сжимается ещё больше в комочек нервозности, когда защитную броню в виде одеяла откидывают прочь, будто это ничего не значит.
Качают в объятиях, мурлыкая, – он правда мурчит, подобно коту, – и сердце унимается. Гигантский зверь не тронет её. Алина кладет голову на грудь, вслушиваясь в гулкое урчание и слабое удивление заменяет едкий страх.
– Ты похож на кота…
Устало произносит, окончательно сдаваясь сну. Очищенная, вкусно пахнущая мылом и свежестью, и ей трудно понять, как она могла так подумать о Чжун Ли. Если он до сих пор только и делал, что заботился о ней. Качал в объятиях, шептал ласковые слова, целовал в лоб. Успокаивал боль от ледяных ожогов, нанесенных «родными» руками.
Чжун Ли осторожно кладет девочку обратно, укрывая тяжёлым одеялом. Дыхание нормализовалось. Алина больше не дёргается от прикосновений, мысленно возвращаясь домой. Он видит, как она смотрит. Смотрит и страх отравляет её разум, пачкая едкими выделениями любые положительные эмоции. Ему совсем не нужно, чтобы маленькая гостья боялась его.
Пусть смеётся, ластится и кружится.
Пусть живёт здесь, в безопасности от настоящего мира.
Внутреннее чудище гулко зарокотало при виде кусочка молочной кожи, не защищённой тканью. Чжун Ли прикрыл глаза, отрываясь от своей спящей гостьи. Он сейчас едва ли сдерживает себя, чтобы не покрыть следами каждый лоскуток нежной кожи, подобно коту зализать все раны. И видимые, и невидимые глазу.
Чудище тянет лапы к сладкому сну, желая поглотить и заменить собой. Сняться ли ей по прежнему персонажи, ставшие живыми людьми из плоти и крови? Или она удовлетворилась только богом, устроившись на его коленях и звонким голосом рассказывая о детстве, людях, учебе и крошечных котятах.
Небесный взгляд устремлён вдаль, где его не существует. Она совсем ничего не понимает, пытаясь вновь возвратить границы, охраняющие её от других. Глупая, от кого теперь ей защищаться? Не нужно прятаться за семью замками, огрызаясь колкими словами и глотая слезы, утешая разбитую душу.
– Я всё понимаю, конечно, но тебе не кажется, что это уже слишком? Ладно, ванная, но что ты, – Алина неверяще вскидывает брови, позабыв обо всех своих страхах, – забыл в кровати? Тебе же не нужно спать или я чего-то не знаю?
Привстала на локтях, со сложными чувствами смотря на разлегшего поверх одеяла бога. Он, очевидно, не спал – глаза испускали золотистый свет, заменяя звёзды на далёком небе. Словно гигантский кот. Будь у него хвост, он бы точно лениво покачивал им, размышляя над чем-то.
В тусклом желтоватом свете ламп он казался ненастоящим; слепленным из воска. И впечатление усиливали немигающие глаза, застывшие на лице, точно два кусочка янтаря. Интересно, можно ли в них увязнуть, как те доисторические комары, похороненные в застывшей смоле?
Алина вздохнула, не дождавшись ответа. Вставать она не решалась. Сейчас, когда на улице наверняка пели птицы и ярко сияло солнце, это казалось преступлением. Показываться в самом уязвимом положении. Хотя вчера её это мало волновало, будем честны.
– Дитя, ты спишь так беспокойно. Тебя тревожат кошмары?
Склонил голову, с прежней успокаивающей улыбкой на устах. Прежнего покоя не чувствовалось. Перед ней дикий зверь, сверкающий расплавленным золотом глаз. Расслабленный, прекрасно осознающий свою силу. Алина нерешительно покачала головой, не отрывая взгляда от его улыбки и блеснувших в тусклом свете клыков.
В животе неприятно запорхали бабочки.
– Ты мне не доверяешь.
Не вопрос – утверждение. Спокойная констатация факта. Алина вздрогнула, когда её, укутанную в одеяло, обняли, придавив сверху. Тишина со стороны мужчины пугала.
– Знаешь, это довольно несправедливо. Я о тебе забочусь, позволяю жить в своем доме и в ответ получаю только страх и недоверие. Милая, чем я заслужил подобные чувства?
Устроился поудобнее, разместив Алину меж ног, прижав её к себе. Цепями, вдруг пришло сравнение. Могло ли быть, что он привязывает её к себе цепями, не давая сделать шаг вперёд и выпорхнуть. Может поэтому она не знает лиюэйский, пугливо прячась за Чжун Ли каждый раз, как они выходят погулять в город.
Алина промолчала. Сказать ей было нечего. Кроме того, что его недавние слова про то, что она ему не дочь пугают. До стиснутых зубов, до бьющегося об грудную клетку сердца, до холодных рук. Она ведь не глупая, знает, только сказать не может. Не вслух, а мысленно. Признать свое бессилие перед своим опекуном окончательно.
– Родная, – мурлычет, укладывая подбородок ей на макушку, – Тебя пугает внимание? Ты не привыкла к подобному и потому смотришь так испугано на ласку. Мне стоило быть осторожнее с этим, я не хочу, чтобы ты боялась любых прикосновений. Прости за это, хорошо?
В комнате душно. Она задыхается. В горло насыпали песка и он царапает, выжигает на стенках дыры. Невыносимо.
Ей не хочется быть здесь и видеть оживший образ персонажа, что когда-то заменял равнодушного отца с рыбьими глазами. Змеиные клыки иллюзорно впиваются в предплечье и горячий влажный язык давит на рану сильнее.
Алина дергается в сторону, когда понимает, что ощущение клыков на своей коже отнюдь не плод её воображения.
Нечто теплое пробежало вниз, очертив ключицы и размазав по коже её веру в этот мир.
Древний бог довольно мурлычет, уткнувшись ей в шею, она чувствует как едва дрожит грудь, рождая утробный звук. Подобно земле, готовящейся разверзнуть ворота в ад.
– Хэй…
Что вообще с голосом? Отчего он так дрожит?
Алина нервно сглатывает слюну, стараясь не шевелиться особо. Замерла статуей в его руках, смирно пережидая приступ голода. И надеется, что только её шея пострадает – психика не выдержит ещё больше и просто сломается.
Разлетится на тысячу осколков как стеклянный стакан. Не вытащишь из кожи вовек.
– Всё хорошо, тебе ни о чём беспокоиться, золотая моя, – мурлычет, по кошачьи зализывая укус, – Контракт предписывает заботиться о тебе и удовлетворять все твои потребности, но видимо, ты всё ещё не можешь поверить, что здесь ты любима.
Сжимает в своих объятиях, душит приторными словами.
– Забудь о своем старом доме и отдохни. Драгоценное мое дитя…Насколько же ты искалечена проживанием в семье, где никто никого не любит.
Алина задыхается. Панический страх сковал грудь железными тисками, сдавливая жестокими словами. Ошмёток яркой осени прилетел сюда рыжим солнцем и застыл, запечатлев уродливую картину бессилия ребенка перед взрослым.
Всхлипы продираются сквозь тяжелый страх, прошивая затхлый воздух комнаты иглами. Чжун Ли только способствует нарастающей истерике своим воркованием, сжимая в руках хрупкое тело, словно не оно треснуло по швам из-за когтей зверя на коже.
Она задыхается. Только тоненький скулёж доносится из горла. Алина сжимается в маленький комок, стремясь уйти совсем из этого мира, исчезнуть. Забыть, как сон, в котором она совсем не рада была оказаться.
– Всё будет хорошо, милая, всё будет хорошо. Тебе просто нужно выплеснуть все эмоции, что накопились за долгое время. Людям вредно сдерживать слезы, – покрывает поцелуями-укусами шею, в перерывах продолжая разговаривать. Алина не вслушивается, только едва дергается в сторону, когда клыки вновь протыкают тонкую кожу.
Постепенно скулёж превращается в сиплое тяжелое дыхание. Алина устало прикрывает глаза, отгораживаясь от всего происходящего темнотой и роняет голову на грудь, безвольно, как сломанная кукла.
Снаружи догорали последние звезды.
8 notes · View notes
tarrikz · 8 months
Text
Тоненькие светлые ручки обхватили дверь и оттуда показалось личико…
Лу просто не мог дышать. И поверить.
Джули.
Лицо Джули.
Потерял дар речи, хотя и не желал что-то говорить.
Девушка ввалилась на церемонию прямо с главного входа, отчего вызвала небольшую волну перешёптываний.
Желая поскорее скрыться с места событий (и от незнакомых оценивающих взглядов), девушка тихо пробежала к первой пустой от неё скамье и встала подле.
Наверное, стоило похвалить силы небесные за то, что она решилась надеть лодочки. Это существенно помогло ей нивелировать своё громкое появление.
Сердечко так трепетало в её груди… Джу хоть и не бежала, но всё равно словила небольшое головокружение.
Он был очень красивым.
Лу.
Стоял парень довольно далеко от неё, но Джули успела заметить его гладко выбритый подбородок и отросшие рыжие волосы, которые слегка пушились.
Чёрный смокинг, тёмная бабочка и изумительно белая рубашка — Батлер улыбнулась осознанию, что вряд ли Лу наряжался сам, это было слишком не в его вкусе. Лисс точно постаралась на славу, стоило отметить. Парень выглядел замечательно.
Лу.
Он не мог оторвать от девушки свой бесцеремонный взгляд, хотя уже надо бы.
Но кого-кого, а Джульетт…
Почему-то именно её он никак не ожидал увидеть (да ещё и единственную из родных!). Просто лупил на неё во все глаза.
Лёгкое голубое платье, которое совершенно не выделялось ничем примечательным, кроме больших рюшечек на юбке (видимо, так и задумывалось — скрыться в толпе) сидело на ней превосходно.
Лу отметил, что она довольно сильно похудела. Ручки, как верёвочки, висели у неё по бокам, а ниже живота были сцеплены вместе пальцами.
Она явно нервничала.
Но улыбнулась так искренне, что Лукас сделал тоже самое как-то на автомате.
Глаза зажгло.
Джули. Она пришла его поддержать несмотря на всё то, что…
Он благодарно и едва заметно ей кивнул. А в ответ девушка улыбнулась повторно и заправила прядь золотых волос за ухо.
Звук створчатых главных дверей.
Снова.
Лукас моментально перевёл на них взгляд и увидел свою невесту.
Лисс.
10 notes · View notes
fox-planeswalker · 1 year
Text
Отчёты Уугвига, отчёт номер 23-02-28-12
Первый отчёт (тык!) Предыдущий отчёт (тык!)
Действующие лица:
Уугвиг – антропоморфный совушек – жрец богини Шар
Мирабель – морская эльфийка – волшебница
Фрей – шадар-кай – плут
Адра – дуэргар – чародейка
Андмир – тифлинг – колдун
Изабелла– человек – воин
Ёрк – человек – колдун
Вернув себе дневник могу лишь сказать, что совершенно не могу вспомнить, где пропадал всё это время – сражение с драконом пробудило во мне нечто изначальное, звериное и я улетел куда глаза глядят (куда?). Но благословение Шар вновь вернуло меня на путь истинный и я обнаружил себя средь Моря Движущегося Льда, на огромной льдине (это где?). Рядом сидел Ёрк и что-то бормотал про своего повелителя (интересно кто он?), а через какое-то время к нам присоединился говорящий морж (а какая богиня ему даровала разум?) и даже предложил поиграть с шайбой. В самом разгаре игры к нам в зал вывалилась вся моя стая из какого-то портала… правда не прям вся – огненный снаряд от Адры ударил в спину Изабеллы (вырубилась), а сама Адра, видимо, осталась в портале (почему?). Подобрав свой дневник с бессознательной воительницы и нацарапав эту запись, я привёл её в чувства и погрузился в чтение записей о событиях в которых не принимал участия.
Решили продолжить исследования этого места в поисках Белой Книги (какое глупое название). Наткнулись на ворота с резными великанами и изображениями совпадающими с теми, что были над порталами. Когда мы с Ёрком попытались подойти к дверям странный голос сказал, что не пустит тех, кто не прошел испытания. Когда подошла остальная стая ворота открылись и голос замолк (ага, те порталы были испытаниями). В следующем зале были какие-то таблички – не интересно. Следующий зал даровал нам искомое – Белая Книга лежала на пьедестале из гигантского котя (чьего?). Брать мы её не стали, пошли сначала осмотреть оставшуюся территорию.
В залах на противоположной стороне нашли дверь с двумя скелетами великанов – Изабелла им что-то сказала и они напали. Оказалось, что они охраняли комнату с замороженным трупом какой-то великанши (наверное, это их королева). На неё сверху смотрел портрет какого-то грозного великана, от которого (как сказала Мирабель) веяло магией. Следующие двери насколько сильно промерзли, что ни волк (которого достали из серой сумки), ни Изабелла не смогли открыть (а вот была бы тут Никселина…). Зато Мирабель под звук каких-то духовых инструментов одним легким постукиванием их открыла настежь (магия, наверное). Открывшемся зале хранился гигантский топор, явно магический, так хотелось его потрогать… но решили отдать его Изабелле – если он проклятый, то нам уже не в первый раз её бить (во второй?).
Поднялись на второй этаж этой ледяной гробницы и нашли там нашу нанимательницу – Валин. Рассказали ей, что книгу нашли, но не забрали. Она была недовольна и сказала, что сама пойдёт и заберет её, потому что больше ей тут ничего не нужно. Я бы с ней пошел, но остальные решили пойти дальше исследовать (зачем?). Нашли кухню. Нашли какую-то каморку с запертым в ней очень-очень старым великаном – он хотел устроить последний в его жизни легендарный бой. Отправили сражаться с ним Изабеллу, 1 на 1. Битва, как мне кажется, вышла не очень-то легендарной, но после убийства великана Изабелла, впавшая в безумие (топор всё же проклятый), попыталась напасть на нас, но я её усыпил (слава Шар!). Нашли много золота (мне сказали, что это правда очень много). Алхимический сосуд, который может давать нам разные жидкости (даже мёд!), слишком большой щит из драконьей чешуи, кольца, статуэтки… Всем этого мало – идём исследовать следующий этаж (зачем?).
На верхнем этажа тронный зал и потолок в сосульках. Некоторые из сосулек ползают и прыгают (как?). Ёрк их всех расстрелял. А дальше произошло что-то неожиданное – на шум вышла она. Шар мне рассказывала о ней, о её обликах, но я не думал, что мы её встретим здесь. Я попытался прочесть её мысли, но когда я коснулся её разума, то почувствовал не мысли, но холод всего снега Долины Ледяного Ветра. Морозная Дева напала на нас, со всей своей яростью, но мы хорошо держались с учетом того, как сильно была измотана стая (Фрей даже ходить уже не мог к тому времени). Когда же мы хотели праздновать победу над этим монстром похожим на сову с рогами, то в вихре снега она приняла новую форму – великолепная женщина из чистого льда предстал перед нами и сражение стало воистину легендарной битвой. Многих из нас Дева вырубила, а когда очнулся я, то оказалось, что Мирабель и Фрей смогли её прогнать почти убив, а вот Изабелла ушла от нас вслед за Никселиной.
Спустились вниз и нашли Валин, которая забрала книгу (это из-за неё здесь появилась Дева?). Решили уходить с острова обратно в десять (в три) городов, чтобы, быть может, воскресить Изабеллу (почему никто не может достать мне бриллиантов?). Обратно плывём внутри кита, тоже говорящего (Шар, таких как я много?). Добравшись через неделю до Брин Шандера мы принесли труп воительницы в храм Лорда Рассвета, но жрецы сказали, что не могут воскресить вот это (тело начало разлагаться). На все найденные деньги купили шесть бриллиантов (наконец-то), а потом пошли в таверну отдыхать. Там поговорили с Валин и наметили наш маршрут к городу, где применим Белую Книгу (как?).
Когда на следующий день мы собирались в дорогу, на постоялый двор зашла большая прямоходящая кошка в доспехах (они называются табакси) и сказала, что она – это Изабелла, её кто-то переродил в новое тело (нельзя просто так оставлять тела без присмотра – у друидов так руки и чешутся применить на кого-нибудь реинкарнацию). Она помнит почти всё, что было до этого, но теперь интересно будет найти того, кто это с ней сделал. В любом случае мы от��равились в путь, решив по дороге найти ту невидимую магическую башню (как?), о которой рассказывали в Восточной Гавани.
Через несколько дней пути нам улыбнулась удача (спасибо. Шар!) и мы наткнулись на башню – она были перевернута вверх дном и из снега торчал её фундамент. Зайдя внутрь, мы ходили по потолку, исследуя разбросанные вещи и книги – тут явно жили маги (логично). На одном из этажей мы нашли клетки, из которых сбежало какое-то животное, наверное, опасное. А на другом этаже мы нашли Дазона (это тот, которого сожгли в Восточной Гавани) в компании какого-то немертвого воина. Валин очень презрительно смотрит на своего товарища по братству. Из разговора с Дазоном стало понятно, что это не он сам, а какая-то его магическая проекция, которую он создал, пока был еще жив. И эта проекция просит нас помочь и сделать её живой (что?) при помощи какого-то магического устройства, которое находится на самом верхнем (теперь нижнем) этаже башни.
Это устройство может воплощать любые иллюзии в реальность посредством взаимодействия с искрой жизни того, кто управляет устройством (чего?). Это одно из чудес той расы, в город которой мы направляется – башню откололась при падении их летающего города и упала сюда. Всё это было очень давно, настолько давно, что я нашел тут алтарь того бога магии, что уже давно был забыт. Само устройство вроде как исправно (немного подлатали руны) и теперь можно выбрать чего мы хотим больше всего. Попробовали создать Никселину, но… в общем эту иллюзию мы решили не воплощать в жизнь, потому что у людей не должно быть шести пальцев и глаза обычно на разных половинах лица должны находиться, а не на одной. Думаем.
Следующий отчёт (тык!)
7 notes · View notes
anadesired · 2 years
Text
друг детства
-Алло?
-Аська!!! - по телу пробежал холодок: давно меня так не называли, а человек, который злоупотреблял этим именем уже 7 лет как мертв. - Черт, я и не надеялся, что ты ответишь на незнакомый номер!!! - оу, а этот парень неплохо меня знает.
-Кто это?
-Денис!
-Какой Денис?
-Ася, ну ты чего?! Тот, кто однажды спас твою жизнь и не только это... мы много чего... - и вот тут меня осенило. Я вмиг спрыгнула с кровати и закричала:
-ДЕНИС!!! ГАНИН!!!
Мы познакомились еще в 2005 году, благодаря родителям, а в период с 2008 по 2010 так и вовсе жили по соседству: он на 4 этаже, а я на пятом — друг под дружкой. Денис подсадил меня на the killers, заявившись на мой день рождения с диском hot fuss — «это лучше того дерьма, что ты обычно слушаешь»; с ним я практиковалась во французском языке и поцелуях; в новогоднюю ночь 2009, счастливые, обнимались в снегу, пока родители пели песни и не обращали на нас внимания...
А потом случилась моя первая любовь и на Дениса не осталось времени. Андрей был музыкантом, старше меня во всех отношениях. Первые полгода я была на седьмом небе от счастья, а вот следующие, вплоть до расставания, оказались приземленнее некуда. Между нами ничего не было, даже нормальных поцелуев.
Летом, в совершенно обычный, ни чем не примечательный день — Андрей бросил меня, сказав напоследок, что я не плохая, просто маленькая и наивная, а у него нет ни времени, ни желания ждать, когда я повзрослею. Именно тогда Денис и спас мне жизнь. За час до возвращения родителей я приняла упаковку феназепама. Запивая последнюю таблетку яблочным соком вперемешку со слезами, я позвонила ему, чтобы попросить прощения за все. Денис сразу почувствовал неладное, бросился ко мне в квартиру, стучал и звонил, как ненормальный, пока не выломал дверь, но я уже была без сознания. После этого была еще одна попытка суицида, и снова Денис — герой.
А потом... социопат. Я погрязла в новой любви, а Денис вновь оказался не у дел. Он злился, обижался, избегал меня всеми возможными способами, пока однажды его бабушка не сообщила мне, что Денис уехал с родителями в Германию и вряд ли скоро вернется.
И вот, вернулся.
Денис предложил встретиться, посидеть где-нибудь, я назвала ему адрес и уже через час мы ломали друг другу ребра, схлестнувшись в объятиях под снежными хлопьями у дома номер восемь.
Мы разговаривали без умолку почти шесть часов, то и дело перебивая друг дружку на самом интересном. Как-никак одиннадцать лет не виделись, событий накопилось на две жизни! От той Аси и того Дини — ничего не осталось, оно и хорошо. Мы научились ценить, доверять, прощать... авось, у нас получится построить дружеские отношения на новом фундаменте, а не на воспоминаниях. Время покажет, во всяком случае — предпосылки есть.
В начале двенадцатого часа ночи мы, наконец, решили разъехаться по домам. Денис настаивал на том, чтобы отвезти меня, но я предпочла такси. В ожидании машины мы вышли на улицу. За это время мой телефон трижды исполнил начальные аккорды shut up and dance: Брэндон звонил, а я, возомнив себя бесстрашной, сбросила каждый из них (разумнее было бы просто не реагировать!). Вслед за последним пришло сообщение «доиграешься», а уж потом и белая машина с желтой шашечкой такси подъехала.
Обнявшись на прощание с другом детства, я села в такси. Машина тронулась и абонент «Брэндон зеленое сердце», как его любит называть Siri, позвонил мне в четвертый раз, теперь по FaceTime. Я вставила наушники в уши и ответила:
-Любииимый... - как ни в чем не бывало произнесла я.
-Ты что себе позволяешь?! Какого черта сбрасываешь мои звонки?! - Брэндон только-только проснулся, но о привычной невинности в первые минуты пробуждения и речи не шло. Целиком и полностью моя заслуга!
-Так получилось, я...
-Ты... стоп! Ты где вообще?!
-В такси, - я улыбнулась и, переключив изображение на другую камеру, продемонстрировала Брэндону салон машины и водителя, следующего подсказкам навигатора. Последовали глубокий вдох и не менее короткий выдох, это значило только одно — «не выводи меня из себя, продолжай, рассказывай: как, зачем, почему». Но я молчала и Брэндону пришлось-таки задать уточняющий вопрос:
-И что ты там делаешь?
-Еду, - продолжая все так же глупо улыбаться, ответила я, чем взбесила его еще сильнее.
-Ана!! - закричал Брэндон.
-Что ты так нервничаешь? Я встречалась с другом, вот сейчас еду домой. Еще не поздно, все хорошо, я в порядке.
-Ты пьяна..?
-Неправда! Я пила только безалкогольные коктейли!
-Ну да, я вижу какие «безалкогольные»! Тебе нельзя пить и ты это знаешь! - да, комбинация алкоголя и тех лекарств, что я принимаю, способна прикончить меня.
-Я тебя не обманываю, Грин! У меня просто очень хорошее настроение! Хочешь испортить? Давай, тебе можно!
Брэндон замолчал и несколько секунд мы просто смотрели друг на друга через экраны своих мобильных устройств.
-С кем ты была? - вот и прозвучал этот вопрос.
-С Денисом.
-Со своим братом?
-Неет. Я же сказала, с другом.
-Какой еще друг Денис?
-Ты знаешь его. Не лично, но я много о нем рассказывала.
-Денис, который сосед с 4-го этажа?
-Да! Представляешь, он вернулся в Саратов и захотел увидеться! У него сохранился мой номер, это так мило! Он очень изменился, таким красавчиком стал — просто вау, я его даже сразу не узнала!
«Ой, зря ты это сказала!» - последнее предложение явно было лишним.
-Ну надо же! Какой молодец, да еще и красавчик! Просто вау! Соскучился по тебе, да?! По вашим играм, поцелуям тоже?! Успели повспоминать прошлое?! А?! Ну же, чего молчишь?! - мне совсем не понравился его тон и эта откровенная насмешка.
-Брэндон, кхм... а можно как-то поуважительнее относиться к человеку, который в свое время спас твою жену от смерти?
-Не передергивай! И нет, нельзя! - я закатила глаза, а Брэндон еще сильнее повысил голос. Мне пришлось убавить звук практически до минимума.
-Не будь таким грубым, тебе не идет.
-Напомню тебе эти слова, когда в следующий раз будешь стоять на коленях в каком-нибудь совершенно не подходящем месте и умолять «жестко тебя трахнуть»!
-При чем здесь это... - по телу пробежала волна жара, напоминая об одном из таких случаев.
-Не пытайся уйти от темы! Почему я ничего не знал об этой твоей встрече?!
-Все быстро произошло, несколько часов назад, я не успела...
-Когда?!
-Несколько часов назад!
-Анастасия! - плохи мои дела; когда он переходит на мое полное имя, значит его злость перестала умещаться в привычных, неопасных рамках.
-Где-то в четыре, - Брэндон рассмеялся и похлопал в ладоши. - Ты спал...
-Ну да, я спал! А сообщения еще не изобрели! Вот я болван!
-Брэндон...
-Подожди! То есть, сообщить мне о своих планах у тебя времени не было, а вызывающе накраситься и нарядиться для своего так называемого друга детства — полно!
-Я не наряжалась и...
-На свидания со мной ты так не красишься!
Я уж было открыла рот, чтобы напомнить ему, любителю естественной красоты, о его враждебном отношении к яркому макияжу, но вовремя спохватилась.
-Ничего у тебя не выйдет, милый...
-В смысле?..
-Пытаешь подловить меня на слове? Я на это не поведусь. Это было никакое не свидание, а обычная встреча, - Брэндон фыркнул. Ему не понравилось, что я вот так легко раскусила его замысел.
-Покажи руку.
-Что? В смысле? - я сразу поняла к чему он ведет, но решила продолжить играть в дурочку.
-Покажи руку! Что непонятного?! - неохотно я подняла левую ладонь, покрутила перед камерой. - Другую!
-Не получится. Я держу ею телефон, - Брэндон зажмурился. Будь он сейчас рядом... ох, даже не знаю, чтобы он сделал.
-Анастасия, любовь моя... НЕ ИСПЫТЫВАЙ МОЕ ТЕРПЕНИЕ!! - правая рука взметнулась в воздух. Американец звонко рассмеялся, а я, поежившись, отвернулась лицом к окну. - Я так и знал! Я знал! Где твое обручальное кольцо?!
-Дома, - не глядя на сердитого мужчину в своем телефоне, прошептала я. И, не дожидаясь дальнейшей команды, добавила: - Я тебе говорила, что оно стало мне велико, спадает, я боюсь его потерять.
-Примотала бы скотчем, приклеила на клей, повесила бы на шею — да что угодно! Мне плевать, как именно ты будешь его носить! Я хочу всегда видеть на своей жене обручальное кольцо, это понятно?!
-Я боюсь его потерять...
-Потеряй! Я куплю новое! Хоть десять!
-Но...
-И плевать мне на твой символизм! Наши отношения не зависят от потери кольца или еще какой-то ерунды! От нас, наши отношения зависят только от нас!!
-Пусть будет так, - сказала я, немного помолчав. - Ты так завелся из-за кольца, потому что думаешь, что я пыталась скрыть от Дениса, что я в отношениях?
-Ты замужем!!!
-Хорошо, я замужем. Он знает об этом.
-Вы не виделись и не общались десять лет, откуда он может об этом знать?! Ты ему сказала?! Вообще рассказывала обо мне?! - вдруг я поняла, что за вечер не так уж и часто всплывала фигура американца, как-никак изменившего мою жизнь.
-Не помню... - индифферентно бросила я и, попросив таксиста не заезжать во двор, вышла из машины навстречу теплой февральской ночи.
-Ты меня сегодня просто поражаешь!!
-Брэндон, он знает о тебе. У нас есть общие знакомые, наши семьи дружат.
-И что с того?!
-Он знал, что «Настя спуталась с наглым и самоуверенным американским мальчишкой, который попользуется ею и бросит, как это все и делают».
-Ты что такое говоришь?!
-Это не я. Это мама.
-Нет слов!
-Может тогда помолчишь и позволишь мне все объяснить?
-Я не хочу тебя слушать!
-Тогда я отключаюсь...
Несмотря на его протесты, я сделала это — нажала на отбой. Всего через 10 секунд раздался новый звонок, на который я конечно же ответила, однако перед этим выдержала паузу.
-Что ты хочешь, Грин?
-Ты обалдела?! Ты как себя ведешь?!
-Как человек, который больше не хочет слушать необоснованные обвинения в свой адрес! Я ничего не сделала, ни в чем не виновата!
-Ты?! Ты ничего не сделала?! Это повторяется из раза в раз, стоит мне ненадолго оставить тебя без присмотра и...
-Если собираешься продолжать в том же духе, я сейчас вообще вы��лючу телефон!
-Выключай! Сотри все мои контакты! Удали меня из своей жизни!
-Брэндон, ты чего так завелся? Из-за того, что я не предупредила тебя о своих планах, из-за Дениса, кольца или..?
-Не понимаешь?!
-Не понимаю, - честно призналась я и потерла слегка замерзший нос. - В чем твоя проблема?
-В тебе! Ты моя проблема!
-Аа, - это не новость, а давно известный факт. У нас это взаимно, только ощущения, боюсь, разные. - Скажи это, Брэндон. И все разрешится.
Брэндон молчал и прожигал меня своим холодным взглядом. Я старалась быть невозмутимой и храброй, однако внутри я дрожала от страха и проклинала себя за сказанное. А что, если он воспользуется моим предложением, бросит в порыве злости те самые разрушительные слова? Что я стану тогда делать?
-Каждый раз, когда ты выводишь меня из себя, я думаю: ну это край, сильнее беситься просто невозможно! Но каждый последующий раз я убеждаюсь в обратном! - усмехнувшись, довольно-таки спокойно произнес Брэндон.
-Просто скажи это!
-Заткнись, Ана!
-Ты преувеличиваешь...
-Что я преувеличиваю?!
-Твоя ревность... Очнись, я не та девушка, которая стоит таких эмоций...
-Ну, да! Как же это я забыл!.. Теперь, пожалуй, я отключаюсь!
-Нет! Стой! Ответь мне: неужели ты и правда считаешь, что я могу переступить черту, пока тебя нет рядом? Тот факт, что ты не рядом со мной физически, не отменяет того, что я люблю тебя! Ты в моем сердце, вне зависимости от расстояния, времени и обстоятельств! Я верна и преданна тебе одному!
-Я все это знаю, Ана! Вот только это не отменяет твоего безобразного поведения! Ты говоришь, что отношения твоих родителей — не пример для подражания, но ты хоть раз видела, чтобы твоя мать вела себя подобным образом?! Или бабушка?! Какими бы ни были их отношения они не позволяют себе подобных вещей! Это неуважение! Как бы по-твоему отреагировал дедушка, если бы его любимая женщина пропадала весь вечер с каким-то там сомнительным другом детства, о котором он почти ничего не знает, не отвечала бы на его звонки и вернулась домой поздно ночью?! По-твоему, он бы не злился?! Был бы спокоен?! Черта с два! Вот и не требуй подобного от меня!
Я не знала, что сказать. Брэндон снова был прав, а я... ну как обычно.
-Когда меня нет рядом, ты ведешь себя, как свободная девушка! Но ты замужем! И ты должна вести себя соответственно!
-Тогда не уезжай, Брэндон! Всегда будь рядом!
-Перестань вести себя как ребенок!
-А ты... ты как итальянец! - Брэндон рассмеялся.
-Это смешно! На самом деле смешно, Ана! Браво! А знаешь, что вообще не смешно?! Ты даешь надежду другим мужчинам!
-Это неправда!
-Я не говорю, что ты делаешь это намеренно, по крайней мере — не всегда! Тебе нравится мужское внимание, я убедился в этом на примере своих же друзей!
-Хочешь снова напомнить о Рене? Да и как-будто тебе не нравится женское внимание!
-О Рене, а так же о Марке, Кристофере... - я закатила глаза: все равно пропала. Брэндон фыркнул. - Мне нравится внимание женщин, безусловно...
-Ну вот!..
-Вот только я не веду себя так же, как ты! И пресекаю любое поползновение в мою сторону, любой флирт! Ана, я не смогу больше не то, что смотреть тебе в глаза, а даже просто в зеркало! Мы только совсем недавно говорили об этом! Такое поведение — это неуважение себя и любимого человека!
-Какой же ты...
-Какой?!
-Хороший. А я плохая.
-Это не так, Ана! Ты...
-Возвращаясь к Рене... накануне ты на моих глазах целовался со своей прекрасной подружкой! Полураздетой в его квартире я оказалась случайно, а вот в кино с ним пошла, чтобы тебя позлить. Я хотела, чтобы ты не зазнавался, чтобы не думал, будто много для меня значишь.
-Это ты не меня хотела в этом убедить, а саму себя, - Брэндон улыбнулся, и здесь этот американец прав. - Но, что я слышу?! Неужели это признание?! Тебя все-таки задела та ситуация, верно?! Может уже признаешься, что убежала, потому что приревновала меня к Крис, а не потому, что чувствовала себя лишней на той вечеринке?!
-Я и была лишней, Брэндон. В ту ночь я впервые за все то время, что мы провели вдвоем, почувствовала себя любовницей, и мне стало противно. Ты был дорог мне, а я могла разрушить твою жизнь, я осознавала это, поэтому делала все, чтобы тебя защитить.
-Я не нуждаюсь ни в чьей защите! Тем более в твоей!
-Я думала, уеду и все вернется на свои места. Но ты... упрямый!
-На какие такие свои места, Ана?! Мое место всегда было и есть рядом с тобой! Еще до сотворения Вселенной!
-Не говори так...
-Буду! Потому что я действительно так считаю!
-Брэндон, пожалуйста, не злись на меня.
-Нужно было раньше об этом думать!
-Мы в ссоре?
-Ты ведь специально не надела сегодня кольцо?!
-Брэндон...
-Отвечай!!
-Я просто забыла...
-Вранье!!!
-Боже, я замужем за самым ревнивым мужчиной на планете Земля!
-Какие-то претензии?! А вообще, мне плевать, нравится тебе или нет!
-Нравится. Очень нравится!
-Вот только не начинай...
-Что такое? Боишься не устоять?
-Невероятная! Ты просто невероятная! Я говорю тебе о том, что меня не устраивает, а ты...
-А я люблю тебя! Несмотря ни на что!
-Ана!!! - вздох. - Ты даже не представляешь, как я сейчас зол на тебя!
-Но ты ведь по-прежнему любишь меня, правда?
-Нет, - пауза, - совсем не по-прежнему, - пауза, - а гораздо сильнее.
21 notes · View notes
rheo-tu · 1 year
Text
Дверь хлопает. Он вбегает в класс. Оглядывается назад, но — замок щелкает; теперь придется оставаться и досиживать урок. Бросая исподлобья сумрачные взгляды на своих одноклассников, он выбирает парту, за которой никого нет, усаживается за нее и достает из портфеля пишущие принадлежности. Учитель обходит их, вручая задания. Каждому достаются какие-то карточки с картинками и текстом. Он озадаченно изучает свои. Что с ними делать? Это какой-то тест? На каждой карточке — квадратики, в которые по всей видимости, требуется вписать правильные ответы. Он шкрябает по исцарапанному тетрадному листу шариковой ручкой, расписывая ее. Пространство в классе вдруг темнеет. Подняв глаза вверх, он видит возвышающуюся над ними большую фигуру — белую, с распростертыми, точно крылья, руками. Кажется, это женщина. Или ангел… Белая фигура безмолвствует, но, продолжая ее созерцать, он вдруг понимает, как должен решать задачу, и лихо принимается за дело, подбирая к каждой карточке пару и выписывая с этой пары ответы. Остается всего одна пара карточек. С ней он попадает впросак — ни на той, ни на другой ответов нет, только картинки, не имеющие на первый взгляд смысла. Тем временем по классу идет учитель, собирая готовые задания. Мучительно он пытается оттянуть миг, когда придется сдавать свое решение, однако правильный ответ так и не приходит в голову. Учитель берет его карточки и, завидев последние две, с грустной (или насмешливой?) улыбкой качает головой — мол, эх ты. Чуть погодя, у доски, он объясняет им всем решение, в том числе последней пары. Разумеется, та была с подвохом. Квадратики для ответа в ней были пустыми, сквозными. Требовалось не вписывать в них решение, а приложить вторую карточку под углом, таким образом, чтобы картинка ответа появилась в этих окошках.
3 notes · View notes
dc-tired · 2 years
Text
Разными способами об одном и том же | Приглушенно, с другой стороны двери
"Helheim" Extended — Kalandra
     Он ненавидел это — каждой частичкой своего тела, своей души — быть в бездействии.      Он ненавидел бессилие, растекающееся по его венам, артериям, ввинчивающееся в его сердце, свинцом заполняющее его конечности.      Не у него была пневмония — но дышать было не легче. Что-то давило ему на легкие, на грудь, выжимая из него соки, мешая делать выдох и вдох — мешая думать, мешая держать спину ровной, а руки — крепкими, глаза — открытыми.      Белые стены, белые койки, белые капельницы — белое все сводило его с ума; тянущая его к полу усталость пережимала голову и глаза.      Кроме бессилия он чувствовал себя слепым, немым — мертвым.
     Одна его часть стремилась считать чужие вдохи и выдохи, другая же не могла бездействовать — она рвалась в бой, но что он мог сделать — влезть в чужие лёгкие, под ребра? Вернуть селезенку — ту, что не дала бы инфекции распространиться так скоро?      Все, что было за пределами больницы, тяготило его, как никогда раньше. И Робин, и колледж — он почти не мог думать, силой заставляя себя придерживаться расписания, списка поставленных задач.      Все, что у него осталось — трясущиеся от недосыпа и нервов руки, да туго натянутая на кости кожа.      И камера. И закрытая от посетителей дверь в палату.      Все твердили ему — Лесли знает свое дело; Тим уже болел — и выздоравливал; он будет в порядке, он вернется в строй, не успеешь ты вздохнуть, только вот Дэмиен едва ли уже мог дышать.      Он все бы на свете отдал, чтобы остановить тогда дедов меч — и еще больше, чтобы Тим был в порядке сейчас — и каждый день после.      Его глаза слипались, пересушенные, красные от недосыпа и страха; изображение на камере оставалось неподвижным — белая кровать, белые стены, белый пол и мертвецки белый Тим; в контрасте с его волосами он казался почти синим. Прозрачным.      Он не должен был быть таким — он был воином, как и он сам, как каждый из них. Он был живым — до мозга костей, горящим, сияющим, как заря.      Сильнейшие этого мира не могли бы сломить его в честном бою — болезнь могла. Могла отсутствующая селезенка и слабый иммунитет.      Иногда Дэмиен забывал, что, не смотря на их опыт, их тренировки, они были хрупки, как все люди в этом городе — в этом мире. Они постарались забыть это и сами, доказывая себе свою силу каждую ночь, каждый день.      И вот — последствие их убеждений (был ли смысл в их борьбе, их доказательствах?): закрытая дверь, дышащий с помощью машины Тим. Б��сконечные встречи с врачами, осунувшийся отец, замученная вопросами Лесли.      Он сам — с трудом передвигающий ногами. Приезжающий, зачем-то, к закрытой двери, несмотря на свои обязанности.      Дик — в ужасе, в вине, Джейсон — в праведной ярости, Стефани — с такими же трясущимися руками, как у него самого, с нарочито яркой улыбкой и словами поддержки.      Он — за дверью; он — на камерах; он — в пустой кровати в пустом доме, отдающим мрачной тишиной.      Он ненавидел тишину. Он ненавидел белые стены, белый пол — больницы, дожди, холод — и все то, что к этому привело.      Он — там, за дверью, с пересохшей глоткой, сухими глазами, пустой головой. Он не помнил, когда последний раз спал.      Если бы он знал молитвы — если бы они могли помочь — он бы не замолкал бы ни на мгновение, но правда была в том, что он почти не мог говорить.      — Пожалуйста, — вырывалось из него, словно предсмертный вздох; горло драло, пережимало челюсть, — пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…      Холодная дверь под его рукой — он уже с трудом мог определить, из чего она была — и повторяющиеся, в место молитв просьбы.      Аль Гулы не просили, не умоляли — но он им и не был; он не был ничем перед лицом чужой болезни, чужого надрывного дыхания.      — Я люблю тебя — ради всего святого, возвращайся домой.
***
     — Тебе не обязательно… было так… волноваться,.. ты знаешь?      Он стиснул руку — и тяжелый хриплый смех вернул в его скомканные легкие воздух, в его сердце — искру, чтобы вновь его зажечь.      — Я могу волноваться сколько хочу и когда захочу, спасибо большое.      — Это… вообще-то… моя реплика, — слабая хватка на его собственной ладони ужаснула бы его раньше — но сейчас это все, о чем он мог просить последние недели бесконечного, съедающего ожидания. Дэмиен закрыл глаза — и, наконец, это далось ему легче.      Воздух возвращался в его легкие — ясность заполняла его ум.      — Тише, — прошептал юноша, крепче сжимая чужую руку, гладя прохладные пальцы — и чувствуя в собственной груди благодарность; радость, — береги дыхание.
4 notes · View notes
bogtost29 · 2 years
Text
29.07.22 - 30.07.22
Сегодня в первом магазине за час разобрала поставку и поехала во второй магазин раньше обычного, надеясь на то, что смогу поделать что нибудь полезное. В итоге после того как охранник впустил меня и сказал что ща мне руководитель найдет работу, так и случилось.
Нужно было собрать свои возвраты и другого поставщика. И даже пришлось звонить менеджеру чтобы узнать какие условия при сборке соблюдать. В итоге мне не хватило коробок и на складе чел что со мной гулял помогал мне тырить и клеить коробки Франкенштейна.
Собрала возвраты в итоге в разные коробки, и тут привозят поставку !внимание! с коробками, которых мне так не хватало. И тут я понимаю что это новинки, и мне придется их выставить, а мест тупо нет. И я помимо возвратов ещё и закрытые позиции собрала. Ну выставила так выставила.
Сегодня уже вечером решила начать делать ремонт потихоньку. И крч всю ночь снимала обои и клеила. Клеила хуево, но мне нравиться мой новый бомжатник. Батарея белая. Дверь экспериментальная. Всю ночь не спала, и это только пол стены.
4 notes · View notes
warmstories · 2 years
Text
«Открывай дверь»
Я выхожу в коридор, а она стоит на лестничной клетке с цветами и подарочным пакетом.
– Что… какой у нас повод.
Она улыбается и пожимает плечами.
– Нам что, нужен повод?
В пакете - ещё одна кружка в коллекцию. Букет из альстромерий разных цветов. В них есть смысл. Она рассказывает, что это букет дружбы.
Белая альстромерия означает духовное родство и близость. Фиолетовая подчеркивает индивидуальность и неповторимость получателя. А оранжевая – пожелание успехов и процветания.
————————————
Я только начала свою десятидневную диету, прописанную врачом, когда мы с К. сорвались в Москву. Трип, который изначально планировался как гастрономический, превратился в трип культурного просвещения и здоровой еды.
И я только к концу первого дня поняла, что она заказывает все то же, что и я. Ей это не нужно. Она здорова и может есть все, что захочет. Но на каждый наш приём пищи она собирает поднос, идентичный моему. Это трогает.
Когда проходят 10 дней, таблетки и диета не помогают. Я ещё не знаю, что буду питаться так больше месяца в лучшем случае, а количество таблеток увеличится больше чем в 4 раза. Снова иду к врачу. И меня ждёт самый страшный кошмар.
———————————
Я поднимаю истерику из-за того, что мне назначили ненавистную процедуру, от которой я отмахивалась всю свою жизнь. Когда в сезон работы я начинала питаться нерегулярно и тем, что попадётся под руку, мама всегда пугала меня: «заработаешь гастрит, пойдёшь глотать трубку».
Я помнила себя шестилетнюю в выбеленных стенах диагностического центра зареванную и дрожащую, словно осиновый листочек. Тогда шестилетняя я взяла с мамы клятву, что мы никогда больше не придём на эту процедуру.
Поэтому отвечала на такие мамины угрозы всегда одинаково: «лучше помру, чем ещё раз это испытаю».
И вот оно. Мне хочется разрыдаться, хочется пожаловаться ей так, как будто мне снова шесть. Но ее нет. Ее нет рядом, чтобы утешить и погладить по голове. Только она помнила того зареванного ребёнка. Только она смогла бы по-настоящему понять, как мне страшно. И из-за этого хочется визжать от безысходности.
К. приезжает сразу же. Мы идём в кино. Допоздна смотрим какой-то дурацкий ужастик. Бродим по книжному. А на следующий день готовим еду для папы. Суп и зразы. Мы смеёмся, потому что последние слепить никак не выходит, и мы просто обжариваем пюре, называя это ленивыми зразами. Едим, смотрим мультики.
Она рядом. Отвлекает от всепоглощающих эмоций.
————————
Ещё через неделю мы планируем пикник. К. часто поднимает тему питания. Я прошу ее сдать кровь, потому что в Москве мы наверняка обменивались слюнями: пили воду из одной бутылки, воровали у друг друга мороженое. Я не хочу, чтобы она проходила то же, что и я. Она обещает все сделать и говорит о правильном питании. А у меня снова щемит в груди. Ей не нужно такое питание. Ее ужин почти всегда - это шаурма из ларька у дома. Но она твердит, что это хороший повод приобщиться к пп.
Мы обсуждаем, что хотели заказать на пикник роллы, но мне сейчас можно разве что только рис и листик нори.
Когда выбираем время встречи для пикника вместе с девочками, она пишет:
«Должна успеть»
«Куда?»
«Приготовить онигири»
Замираю. Я ничего не хотела брать. От гречки и печёных яблок уже тошнит. Желания есть нет совсем. Но она думает обо мне. Она собирается приготовить онигири, потому что это все, что мне можно будет съесть. И… она ненавидит готовить.
«Ты слишком хороша для этого мира, К.»
«Мой мир - это ты»
И по щекам текут слёзы.
Чем я тебя заслужила.
4 notes · View notes
Итак...
Мне приснился кошмар. И самое ужасное даже не это, а то что мне и рассказать то сейчас не кому. Хотя я всегда нормально справлялась с ночными кошмарами, просто молча открыл глаза, вздохнул с горечью от того, что пришлось проснуться и лёг обратно. Всё. А сегодня меня прям потянуло поделиться с кем-нибудь, слишком реалистичный был сон. А рассказать некому. Хотя у меня есть друзья, вы не подумайте, что я тут одинокий отшельник или что-то вроде. И вот на момент мне стало обидно от того, что у меня есть друзья, и причем хорошие, но я им тупо не могу доверять. Потому что я знаю, что моё сообщение прочитают дай бог через 3 дня, когда я напрочь забуду по этот сраный кошмар. Нда, так обидно мне давно не было....
А вообще вот что я помню из кошмара:
1. какая-то девушка попыталась заставить унести её кружку за неё, я сказала, что не делаю ничего за других, она опрокинула меня и облила нас обеих её сраным кофе с молоком, потом я макнула её с застывшим лицом в унитаз.
2. Я с братом иду стучать в квартиру, как я понимаю, к какому-то сумасшедшему. Дверь открывается мы отходим подальше, брат стоит за моей спиной так что я его не вижу. Этот псих приглашает нас зайти, я плету ему какую-то хуйню про то что мы буквально на секунду, и зайти не можем. Он настаивает потом гаснет свет и я понимаю, что ничего не вижу. Слышу шаги. Даже нет, не слышу, а ощущаю. Понимаю что он походу идёт на меня, и пытаюсь найти брата и мы съёбываем.
3.Ебнутая анимирования картинка из пластилина с каким-то текстом. Буквы стилизованные, кончики каждой увенчаны подвижными крысами и подобной жутью. Я поворачиваю голову налево а там блять зеркало в темноте. Отражение соответственно жуткое. Яркие белые глаза, стрёмная белая улыбка и всё остальное уведено в тень, как ебаный скример. Странно то, что меня это больше напугало после пробуждения, чем во сне. Во сне я ещё и покривлялась в это зеркало.
4.Финалочка. я видимо уже от картинки этой ебаной ухожу. Иду одна, по пустой дороге. Тоже в полутьме соответственно. В КАКОЙ-ТО МОМЕНТ ЗА МНОЙ НАЧИНАЕТ ИДТИ РОБОТ БЛЯТЬ. Я каким-то сука образом понимаю, что это от сумасшедшего. Напряглась такая жеско, и тут ... Передо мной начинает ехать машина, угадайте с кем??🤡 С психом блять. Зажали блять суки бесчестные... Двое на одного бля
Ну и собственно с этого момента наверное темнота и я просыпаюсь
Tumblr media Tumblr media
0 notes
goshminherz · 5 months
Text
Миша Новахов Ноябрь 18 2023
Мне показали самый страшный фильм в моей жизни. Фильм «снятый» 7
октября. 45 минут из кадров с нагрудных камер террористов и спасателей,
телефонов жертв и камер наблюдения. Я постараюсь описать всё так, будто
вы тоже это увидели.
Манхэттен, 10 утра, возле Gotham Hall, на Бродвее, стоят люди в черном с
автоматами. Справа от них люди похожие на охрану в эксклюзивных клубах
сверяют фамилию со списком приглашённых. Странное чувство для 10 утра
рабочего дня. Меня пропускают внутрь и просят сдать iPhone, iWatch,
AirPods, предварительно выключив их. Но этого мало - я прохожу через
металлоискатель (почему-то забрали даже воду), и подписываю NDA, о том,
что не буду снимать и публиковать увиденное.
Вхожу в большой, красивый зал. Здесь явно проходят крутые праздники для
обеспеченных людей. Банкетные стулья с мягкими подушками под попу
выставлены лицом к экрану. Справа небольшая трибуна, на нее падает луч
софита. Через некоторое время на сцену поднимаются двое спасателей,
ортодоксальные евреи, дядя и племянник. Они были там. Они всё видели. К
подиуму приглашается военный Атташе Израиля в ООН - полноватый человек с
добрым, но строгим лицом. Белая форменная рубашка увешана золотыми
знаками отличия, верхняя пуговица расстегнута, галстука нет. В погон
рубашки просунут черный берет.
Он объясняет почему фильм не показывают публично. Чтобы это не обидело
родственников жертв. Атташе уточняет, что в фильм не вошли кадры
сексуального насилия и что, фильм отражает примерно 10% того ужаса,
который был на самом деле. Цель показа, по его словам: чтобы люди
имеющие влияние рассказали всем остальным, раз это нельзя показать.
Во время речи Атташе по залу ходит мужчина и раздает всем гостям
маленькие упаковки бумажных носовых платков, чтобы было чем вытирать
слёзы. Я кладу упаковку в карман и вспоминаю, когда в последний раз
плакал. Понимаю, что это было от радости и умиления, но не от ужаса.
Начинается фильм. Я конечно не помню всю хронологию, но опишу то, что
осталось в памяти. На экране появляются титры сообщающие зрителю
название населенного пункта и с какой камеры взято видео.
Камера в машине (dash cam). Люди едут по шоссе, камера видит людей с
автоматами и пикап траки на обочине. Вдруг в лобовое стекло стреляют,
пошла трещина. Стреляют ещё и ещё. Машина теряет управление, съезжает на
обочину.
Видео с камеры террориста: они открывают дверь машины, там окровавленные
тела, но кажется кто-то жив. С криками «Аллах Акбар, Слава Аллаху» и так
далее, террористы расстреливают выживших.
Подобных видео много. Они радостно стреляют по проезжающим машинам,
иногда тела вытаскивают, иногда вытаскивают ещё живых людей и
расстреливают уже на асфальте. Открывают багажники, достают оттуда вещи,
кулеры с едой и водой очевидно, что люди ехали на отдых. Одни из самых
жутких кадров - это люди заживо сгоревшие в своих машинах…
Видео с камеры террориста:
Он идет и тяжело дышит, на нем гремит амуниция. Я вижу милые, ухоженные
садики и домики за ними. Растут пальмы, светит солнце, всё это
напоминает небогатые места Флориды. Детские велосипеды, игрушки,
красивые палисадники, всё выращено и сделано с любовью, это чувствуется.
Террористы переговариваются между собой «Смотри, вон, вон сидит кто-то в
доме!» Дуло автомата разрывает сетку открытого окна, автомат стреляет,
слышны стоны и плач. «Восхваляю Аллаха», кричит убийца.
Камера установлена внутри дома. Мужчина с двумя мальчиками лет 12-ти, из
одежды на всех только трусы. Они суматошно бегают по комнате, выбегают
на улицу и прячутся в помещении во дворе. Это видно уже с другой
дворовой камеры. Появляется террорист и бросает в это помещение гранату.
Взрыв. Тело отца падает, мальчики в крови и слезах выходят. Террорист
хватает их и ведет в дом. Камера в доме: мальчики сидят на стульях.
Террорист открывает холодильник, берет бутылку Колы и допивает из горла,
уходит. Мальчик спрашивает брата «Ты видишь обоими глазами?» «Нет»,
отвечает тот, «только одним». У того, что постарше начинается истерика:
«Почему я всё ещё жив, почему я не умер??? Я хочу умереть!!!»
Смена кадра. Женщина, вместе с охраной кибуца приходит в свой дом. Она
видит окровавленный труп мужа. У нее истерика. Охрана держит её за руки,
пытаясь не дать ей упасть на землю.
Камера террориста с фонарем - ночная съемка. Видимо, в доме нет
электричества. Фонарь светит под стол, где тихо прячутся дети в пижамах.
Террорист с неистовой силой восхваляя Аллаха расстреливает детей из
автомата. Слышен плач. «Ахмед, проверь - там, за ними кто-то живой ещё».
Ахмед отодвигает стол и стреляет в чудом выжившую девочку.
Иногда видны лица террористов - это молодые парни с горящими глазами.
Они улыбаются своей белозубой улыбкой контрастирующей со смуглой кожей.
Понимаешь, что в этой местности арабы внешне могут и не отличаться от
евреев - все очень похожи. Вспоминаю, что прочитал недавно - ДНК евреев
и арабов во многом схожи.
Музыкальный фестиваль. Молодежь кайфует, играет электронная музыка.
Вдруг вдали виден и слышен взрыв. Никто не понимает, что происходит.
Люди не верят, что это что-то серьёзное. Склейка - люди пытаются уехать
с фестиваля, их расстреливают прямо в машинах, машины врезаются друг в
друга, ехать невозможно. Люди бегут по полю - в них стреляют, это
напоминает какой-то фильм про фашистов, оставивший след ещё с детства.
Но тот фильм художественным. К сожалению, этот документальный.
Спасатели приезжают на фестиваль. Спасатель «Здесь убитые: один, два
три, четыре. О боже…» В какой-то момент он перестает считать вслух.
Трупов невообразимо много.
В кустах находят сожженные тела, некоторые на тела уже непохожи - угли,
некоторые всё ещё догорают. Я отвожу взгляд от экрана. Мозг вбрасывает
мне запах жаренного мяса. Я сопротивляюсь, мозг ведет свою игру.
Я не плАчу, но внутри всё переворачивается. Как же возможны такие
зверства??? Они делают это ради своего бога, ради Аллаха, прославляя его
каждую секунду. Я не верю, что богу это может нравиться! Чтобы он сказал
им, если бы увидел это? А если это действительно такой бог, то это
никакой не бог - это самый настоящий дьявол! Не тот, смешной, с
хэловина, или эзотерический, вызывающий у всех интерес и трепет. А тот,
невидимый, который сжигает заживо, убивает детей на глазах родителей, а
родителей на глазах детей. И чем больше жестокости, крови, насилия, тем
лучше для этого дьявола. Даже если его называют богом.
Газа. Едет пикап с трупом или еле живым человеком - не ясно. Террористы
кричат «Аллах Акбар», молодые мужчины, не военные, не террористы, без
оружия, в спортивных штанах и майках бегут за пикапом снимая всё на
телефон. Пикап останавливается. Мужчины бросаются в кузов, пытаясь
дотянуться до тела и пнуть его ногой. Тело вытаскивают из кузова, на
него все набрасываются, как голодные собаки на кусок мяса. Толпа ликует!
В моей голове возникает вопрос: и по поводу защиты прав вот этих людей
орет вся прогрессивная общественность? (Кстати, когда Хамас, в
очередной раз, сообщает об количестве жертв в Газе, они не отделяют
мирных жителей от террористов. Это важно понимать).
Газа. Молодую девушку с красивым лицом и длин��ыми черными волосами
вытаскивают из багажника Jeep Wrangler. Она совершенно обессилена, босые
ноги в крови и грязи, на ней топ и спортивные штаны. Понимаешь, что
больше всего в этот момент она хочет умереть и как можно скорее. Её
запихивают на заднее сидение джипа за ней садится какой-то мужик с
рюкзаком. Выглядит так, что с целью изнасилования. Джип уезжает.
Нарезка из изуродованных тел с желтыми бирками на лбах. Пытаются взять
ДНК, чтобы установить личность погибших. Страшные гримасы, часто без
глаз, где-то из месива лица торчат зубы. Детские трупы в окровавленных
пижамах с Микки Маусом и единорогом. Думаю, что это самое страшное.
Наверное я не смог бы дальше жить, если бы что-то подобное, не дай бог,
произошло с моим ребенком. Отбрасываю от себя страшные мысли.
Камера террориста. На полу лежит почти бездыханное тело мужчины в крови
и синяках. Террорист берет садовую тяпку и с криками «Аллах Акбар»
пытается ей отрубить голову. Руки тела рефлекторно вздрагивают.
Террорист бьет снова и снова, но голова на месте. Край тяпки, видимо
недостаточно острый. Террорист в бешенстве от этого.
Прошло 45 минут. Фильм закончился. На экране титр: «только на этих
кадрах было убито 135 человек». Осознаешь, что это 10% от количества
убитых 7 Октября.
Надо приходить в себя. Забираю телефон и подхожу к военному Атташе и к
спасателям, жму руку и благодарю за тяжелую работу. Выхожу на улицу.
Людей в черном и с автоматами стало больше. На них глазеют прохожие.
Манхэттен, жизнь кипит, чудесная погода. Я растерян, не понимаю, куда
идти и что делать. Вроде хочется есть, но мозг опять в вбрасывает запах
жаренного мяса. Покупаю овсяную кашу с ягодами. Ем и думаю: этот фильм
надо показывать не мне - я и так всё понимаю. Его надо показывать на
всех пропалестинских митингах, во всех либеральных колледжах, всем
политикам-левакам, зарабатывающим себе очки на крови, ебнувшемуся на
голову Илону Маску, в конце концов! Я уверен, что родственники жертв
разрешили бы показать это, если бы им объяснили, что от показа этого
фильма зависит восстановление здравого смысла в нашем пошатнувшемся
мире.
Прошу прощения у всех, кому испортил аппетит этой зарисовкой. Я
действительно хотел, чтобы вы почувствовали то, что чувствовал я при
просмотре. Я буду добиваться публичного показа, но пока могу лишь
рассказать.
Пока писал всё это, разболелась голова. Как-будто пережил ещё раз.
И ещё, никогда не будет снят фильм ужасов, который сможет меня испугать.
Теперь я видел всё.
1 note · View note
Кошка - Мельница
Обернусь я белой кошкой да залезу в колыбель Я к тебе, мой милый крошка, буду я твой менестрель
Tumblr media
Светлое воспоминание из детства:
Я лежу в комнате и слушаю сквозь дверь как мама ходит из угла в угол и залпом переслушивает все вышедшие на тот момент альбомы Мельницы В самой комнате полумрак - время уже где-то позднее. Папа опять задерживается на работе, а она топит свою бессонницу в ходьбе. Бездумной, механической, какой-то пугающе размеренной. Я слышу её шаги. Грузные и слегка неуклюжие. Слушаю с закрытыми глазами, и меня как будто убаюкивает от мерных шагов и звонкой мелодии
Засыпала я очень долго. Всегда почти. Сколько себя помню, всегда под что-то - фильм, сериал, аудиокнига, музыка... Лишь года, наверное, полтора назад я смогла наконец понять насколько легче и спокойнее засыпается в тишине
1 note · View note
spavanje · 7 months
Text
#97
была в гостях у бывшей сменщицы. большой светлый дом с кирпичным заборчиком с калиткой. я знала что она живет за городом поэтому не удивилась обстановке. открывает дверь, она в довольно открытой одежде и все тело в гематомах. спрашиваю что с тобой?? она улыбнулась: хаха это еще ничего, заходи. весь дом внутри белый. на полу белая плитка, стены, потолки. и растений комнатных немало, они будто с обложек журналов с мебелью а-ля икея. рассказала, что у нее недавно был деньваренья и родители накупили сладостей. кухня как будто квартира-студия, но это была только кухня. в ее центре стол двухъярусный как витрина, на них кусочки тортов, выглядящие будто вырезка из серединки изделия. она предложила угощаться, но при условии что первая она сама выберет себе кусочки. я смотрела как она составляет эти ломтики на огромную плоскую тарелку без полей, затем последовала ее примеру, выбрав уже другие, ведь каждый был в одном экземпляре. затем мы сели за стол, она принесла чайник и разлила его в наши кружки
30092023 6
1 note · View note
whiteturtle1344 · 11 months
Text
Контраст
(По фильму Антониони "Затмение")
УЗНАЮЩИЙ ВЗГЛЯД
имеющее отношение к анатомии человека становится по мере движения взгляда белым рукавом облегающим плечо и предплечье мужчины сидящего в кресле
КОНТРАСТ
кран раковина тарелки шкафчик для посуды
неуместность маленькой кухни
или наоборот неуместность красивого лица
СЛИШКОМ КРАСИВАЯ
слишком красивая чтобы тосковать слишком красивая чтобы отчаиваться слишком красивая чтобы вообще что-то чувствовать слишком красивая чтобы жить
УТРЕННИЕ ФОНАРИ
подходящее время для шагов
каждый звучит отчетливо будто стук сердца
припаркованные машины молчаливы
как погасшие фонари
УГЛЫ И ЛИНИИ
перед тем как открыть дверь она останавливается и оглядывается
прямоугольники стен выступов арок окон дверного проема стеклянных створок плиток покрывающих пол
в ее фигуре только одна прямая линия
край платья возле колен
ОНА ЖИВЕТ ЗДЕСЬ ОДНА
застекленные двери низкая мебель светильник на высокой консоли эстампы в рамках на светлых стенах постель аккуратно застелена преобладают прямые углы никакой пыли
АКЦИИ ПАДАЮТ
двое мужчин увлеченно обсуждают котировки акций между ними небрежно их отстраняя проходит женщина
ФОНАРИ
висящие в воздухе белые грибы на коротких ножках
ЦВЕТЫ
белая занавеска с цветами колышется и замирает только когда в комнату входит женщина высокая светловолосая в темном платье с цветочном узором
она подходит к окну закрывает его ее жесты неловки никакой мимики на красивом лице
ПОД ДОЖДЕМ
он резко привлекает ее к себе она что-то ищет взглядом в его глазах и не находит ее лицо гаснет она отстраняется ее волосы и платье мокрые от дождя
АККОМПАНЕМЕНТ
пальцы ласкают ладонь
пальцы играют под гул близкого колокола
где-то звучит другая музыка
музыка металлических тросов
шелест листьев
звонок
ОНА И ОН
рядом с ней шумят деревья
рядом с ним кричат маклеры горят фонари блестят машины
он брюнет она блондинка
все бесполезно
КОНЕЦ СВЕТА
опасность
в шуме деревьев колыхании темных крон
в уличных фонарях недостроенных зданиях
пустота неба пустота улиц пустота перекрестка
время свидания давно прошло
и вот
ослепительный свет фонаря показанного крупным планом
 Владимир Ермолаев (Евгений Дюринг
Tumblr media
0 notes
likelygod · 1 year
Text
part 1
дверь захлопывается с отвратительным шумом, - кажется, по стенам расползлось несколько новых трещин. исаги, сгорбившись, сидит на кухне, в отчаянии запустив пальцы в темные волосы: ногти царапают кожу, пряди крепко стиснуты, ладони давят в области висков. йоичи делает все, чтобы со злости не разбить пару вещей, не сломать мебель, не делать себ�� слишком больно. делает все, но синие глаза все равно поднимаются в сторону окна, за которым серая холодная пелена безуспешно скрывает знакомый, любимый, родной силуэт, уносящийся прочь.
ноги кайзера несут его дальше от их дома. дома, где проходили их лучшие дни после побед в матчах. дома, где один беззастенчиво улыбается другому. дома, где по ночам сливается небесный свод и океанская глубина. дома, где прикосновения становятся настойчивее, горячее, чувственнее.
дома, где счастье скрывается за грозовыми облаками.
весенний ливень скрывает, но михаэль даже не смотрит на дорогу. он бесцельно быстро идет по тротуару, сталкиваясь с прохожими, будто больной и обессиленный человек. кто-то ругается - ему все равно. кто-то останавливает его - ему все равно. кто-то предлагает помощь - ему все равно. кто-то спрашивает в чем дело - ему все равно. ему все равно, ему все равно. ему. все. равно.
он останавливается на перекрестке. обычно, в это время здесь очень оживленно, но сегодня, будто насмехаясь, все оставляют его одного, чтобы он полностью осознал этот вкус... безысходности. кайзер поднимает голову к темно-серому небу, с наслаждением чувствуя как прохладные капли разбиваются о его разгоряченную очередной ссорой кожу.
- медленно сходим с ума...
волосы липнут, одежда промокла насквозь, мурашки по всей коже, тело сковывает дрожь. однако сердце все также бьется, воздух проникает в легкие, и что-то незатухающее после бесконечных ссор все еще теплится в груди, - значит, есть для чего жить.
- когда же белая полоса?
1 note · View note