Предубеждение
В глаза посмотри мне — увидишь сердце, там боль
И каждый день мой летит, как ветер
Напоминая то, что все-таки один
С тобою мы разными глазами смотрим на мирМихей и Джуманджи
В какой-то момент, Оля не могла сказать точно, когда именно, она глубоко поверила в незыблемость братской защити. Это произошло, пожалуй, когда он ввязался в спорт, стал крепче, уверенней, тогда сестра увидела в нем действительно сильного, могучего человека.
Пускай, это было смешно для кого-то, но Оля могла часами доказывать одноклассникам, что ее брат — непобедим.
Именно эта дурацкая уверенность сыграла с ней злую шутку.
Проснувшись рано утром, она обнаружила брата спящим и не придала этому большого значения, но когда он не проснулся ни в восемь, ни в десять, начала понемногу закипать.
Завтрак она приготовила и себе, и ему, а этот жук просто отказывался просыпаться. Сопел себе мирно, да сопел, когда бы она не заглядывала к нему.
Журчащая тревога закралась в сердце ребенка, когда старший не просыпался уже за полдень.
Тогда она решилась его будить.
— Тоша, а, Тоша, — маленькие ручки цеплялись за предплечье брата. — Вставай, уже почти два часа.
Антон сморщился, пробурчал что-то неразборчиво и отвернулся к стене. Переживания сестры отступили, ведь брат живой, просто решил отоспаться на год вперед. Но так это оставлять нельзя!
Она запрыгнула на мягкий матрас, тот отозвался кряхтящим скрипом, и перекинув одну ногу, начала основательно трясти полуживое тело.
— Ан-тон, вста-вай, — тараторила она так громко, как только могла, смеясь в перерывах.
Парень сначала сопротивлялся, а затем резко вскочил, напуганный дошедшим до ушей острым шумом.
Сестра у него голосистая, добавить нечего.
Он недовольно посмотрел на нее, разлепив уставшие очи. Чувство, будто, и не спал совсем. Конечности ломило, а тяжелая голова гудела, как паровоз. Он попытался потянуться, чтобы отогнать пелену с глаз, но тут-же шикнул от боли и согнулся. Его еще и тошнило.
Ну, Алиса, ну, зараза! Подсунула ему “конфетку”, называется.
— Завтрак уже кучу лет, как готов, кстати! — сестра деловито спустилась и быстро вышла.
Состояние брата она заметила, но спросить не решилась, понимая, что он сейчас не в настроении обсуждать это. Опять в город выходил и свалился, небось, с какой-нибудь крыши.
Дурак.
Окончательно проснувшись, брат нацепил очки и свалился обратно на подушку. Разглядывая витиеватые узоры потолка, он потихоньку вспоминал, что вчера было.
То ли сон, то ли морок, но он больше не мог воспроизвести головой цвета. Точно знал, что познакомился с ними удивительно близко. И забыл. Все, как через какую-то поломанную кассету, всплывало отрывками.
Но вот, что осталось в его памяти — лицо одного из ночных преследователей.
Резкая линия челюсти, чуть вздернутый к концу нос и самое главное — хищные и жесткие, как сталь, глаза, что с пылающей ненавистью смотрели на Антона.
Он мельком разглядел этих двоих, когда его только заметили, и насчет другого мог сказать только то, что он бурят. “Китайчик”, как сказала сестра.
Но того, первого, Антон приметил, как музу для одной из работ.
С такой моськой он бы круто смотрелся на динамичном парном портрете в полный рост, где двое мужчин, например, дерутся или как-то иначе показательно соперничают. Стоило сделать несколько зарисовок, чтобы понять, как лучше.
А ведь он даже не знал его имени. Мог только предположить, где живет и то, лучше не соваться туда хотя бы неделю. Что-то подсказывало, что поджидать Антона будут, даже спустя больше времени, чем неделя.
Снова всплыл образ хулигана, чуть окрашенный в ночном небе. О! Так что-то Петров запомнил — парень был кареглазым, но не просто, а с золотцой у зрачка...
Янтарные. Хотя Антон не знал, какого цвета янтарь.
— Тош, ну! — кричала сестра с кухни.
Все, пора подниматься.
Оказавшись на своих двух, старший Петров в полной мере ощутил плачевность положения. Он кое-как балансируя, сумел нацепить на себя домашние штаны, что уж говорить про спуск по лестнице. Каждое движение отдавало колючей, пронзающей болью в темечко.
И даже так, Антон был готов снова закинуть в рот дурацкую сладость. Просто, чтобы вновь увидеть, ощутить этот мир. Он был уверен, что у него нарушение какого-то глазного нерва, а, оказалось, что все поправимо. Просто есть небольшая плата в виде остальных органов, но ведь всегда необходимо чем-то жертвовать, так он считал.
Вывалившись из своей комнатушки, Антон побрел к лестнице, оценивающе прищурился и решил-таки спустить одну ногу. Вроде ничего, значит, можно переставить и…
В глазах потемнело, картинка шатнулась и очухался он уже после того, как кубарем свалился вниз, собрав копчиком каждую перекладину.
— Блять! — он никогда не ругался при сестре, но сейчас был особый повод.
Оля выскочила из проема и ошарашенно пялилась на брата несколько секунд, а затем, видя как тот смешно потирает пятую точку, расхохоталась.
— Брат, ты пьяный, скажи честно? — выговорила она, задыхаясь от приступа смеха, возможно, истеричного.
— Ой, ну, тебя, — пробубнили откуда-то с пола. — Пом��ги встать лучше.
Девочка подошла к смятому телу и потянула за руку. Брат заскулил от спазма, но нашел в себе силы таки вернуться в вертикальное положение, хотя держался он больше походя на австралопитека — полусогнуто. Сестра довела его до стула и усадила на шероховатую сидушку. Антон откинулся назад и вытянул ноги под стол.
Как же он устал.
Сестра поставила перед ним тарелку разогретой каши и строго посмотрела, подперев бочка руками.
— Антон, а, ну, быстро ешь! — имитировала она мамин тон.
В ответ на это хрипло рассмеялись.
— Ну, ма-ам…
— Не мамкай!
Тяжесть понемногу спадал с плеч.
Удивительный талант сестры чувствовать и уметь поддерживать в очередной раз спас его, и Антон был безмерно благодарен.
Он опустошил миску меньше, чем за минуту и жестом потребовал добавки. Сестра поспешила исполнить просьбу.
По итогу он сожрал всю кастрюлю.
Прозалипав в стену еще непродолжительное время, парень отправился в душ. Ему было необходимо смыть весь остаток прошедшей ночи и со свежей головой начать писать новую работу. Сознание уже вырисовавыло некий образ, так что стоило, как можно скорее приступить.
За окном громко задребезжало. Сегодня будет гроза.
Это только на руку Антону, ведь сюжет будущего произведения он выбрал довольно мрачный и размытый. Ему захотелось нарисовать зайца, позади которого красуется хитрюга лисица.
Важным элементом работы были эмоции на мордах, но как их лучше изобразить, он пока не знал.
Разложил рядом с собой помятые тюбики краски, поставил на трехногий мольберт подготовленный еще дома холст. Вытеснив остатки цинковых белил двумя пальцами, он решил, что стоит для начала затонировать фон. Плюхнул шматок жженой умбры на белый покров, следом доложил мастихином сгусток белил (уже не из тюбика, а из солидных размеров банки).
По мере распределения оттенка по холсту, он все глубже погружался в размышления.
Конфеты, которые ему вчера предложила Алиса, явно были не просто детской игрушкой.
Скорее всего, парня накачали наркотой, но не такой жуткой, как тот-же меф или ангельская пыль, а чем-то, что влияло исключительно на визуальное восприятие.
Антон ведь не делал ничего неадекватного, он ясно понимал мир вокруг, даже лучше, чем в трезвости, да и еще и скакал, как прыгун мирового уровня. А вот отходняк от этого дикого приступа эйфории напоминал по описанию ломку от меда.
Один его друг (уже скончавшийся) много рассказывал о том, как ему плохо без вещества, как ломает ноги, крутит все внутренности.
Жуткое описание, и Антону это запомнилось надолго.
Еще стоило объяснится перед сестрой чуть позже. Она, бедная, еле-еле его подняла, да и накормила. Он обязательно сходит с ней к речке, когда гроза поутихнет.
Но та и не собиралась: небо затянулось темной дымкой, то тут, то там вопила белая змея молнии, извиваясь дикими рывками. Ветер рвал и метал все, что держалось не слишком крепко. Антон сам не заметил, как стало по-ночному темно.
С кухни послышался жужжащий голос радио-ведущей: “До конца мая в области ожидается сильная гроза с порывами ветра до двадцати метров в секунду. Убедительная просьба жильцам не выходить на улицу и быть готовыми к отключению света”, — а дальше ровный голос утоп в помехах.
Ну и жуть, что за погода?
Старшему было необходимо, как можно скорее закончить наметку композиции, чтобы потом не сидеть в темноте с керосиновыми лампами.
У зверей уже имелось чернеющее тело, силуэт, но отчего-то Антону не нравилось, как они стоят.
“Кого-то не хватает”, — подумалось ему.
Раздраженно выдохнув, парень решил больше не мучать себя и сложить все по местам, оставив работу так же стоять около окна. Возможно, в будущем он поймет, как это закончить.
— Брат, можно я побуду с тобой? — Оля боязливо заглянула в дверную щель. Девочка знала, что отвлекать его от работы нельзя, кучу скандалов случалось с неосторожными родителями, но страх взял верх. — Я просто тихо посижу, честно-честно.
— Пойдем, может, видик лучше посмотрим? — Антон подошел к ней и одобрительно потрепал макушку.
Девочка просияла.
— Пошли!
Погода не меняла своего настроения еще несколько дней.
К их счастью, дома был достойный запас еды и холодильник, подключенный к накопителю, что защищал его от перепадов электричества.
Все дни брат с сестрой провели вместе. Играли в старые настолки, разбирали мамин гардероб. Оля тогда, нацепив огромную для ее габаритов полушубку, смешно имитировала подиумный показ, одной ей посвященный.
Полезли зачем-то на чердак, девочка чуть не умерла со страху, когда на ее плечо опустился черный мохнатый паучок, Антону пришлось ее успокаивать и пообещать, что злополучный чердак останется навсегда закрыт, и они больше никогда туда не сунутся, даже под предлогом смерти.
Много разговаривали, тема зашла и за развод родителей. К удивлению брата, Оля очень осознанно относилась к этому событию.
— Я надеюсь, что они хоть что-то поймут, пока будут вместе. Иначе им и правда лучше разойтись, — спокойно проговорила она.
Про то, что приключилось с ним недавно, про Алису и двух амбалов Антон рассказать не решился.
Просто неудачно упал где-то, а потом дрых от усталости. Что-то внутри подсказывало, что сестра отчитает, а затем будет внимательно следить за его состоянием, возможно, расскажет матери. А этого он хотел меньше всего.
Впервые в жизни ему, возможно, удалось достигнуть счастья — того, что, как он думал, не сумеет обрести никогда. А оно было так близко, просто нужно с правильными людьми знакомиться.
В следующий раз он попросит немного взять с собой, чтобы доделать картину.
Метеорологическое состояние окружения сменилось лишь к концу двадцатых чисел мая.
Привести картину с зайцем в чувства Антон не сумел, даже, когда морды возымели отличительные черты, половина холста оставалась пустующей.
“Этим двоим слишком мало друг друга”, — думалось художнику.
Примерно тогда же, когда дни стали облачными, а не чернеюще устрашающими, к ним пришла бабуля.
— Бабушка! — приветствовала ее Оля.
Та улыбнулась ей в ответ и протянула увесистый сверток.
— Сама пекла, угощайтесь.
Дети накрыли стол, пригласили женщину попить с ними чая. После недолгой беседы, расспросов о том, как они пережили грозу и чем вообще планируют заниматься, бабуля вдруг вспомнила:
— Антош, скажи, ты ведь спортсмен? — тот кивнул, дожевывая плюшку. — Скучно, небось, без турничков-то?
Брат на это хмыкнул.
Говорить о том, что он поддерживает форму не только утренней зарядкой и бегом, но еще гоняясь ночью от гопников по крышам он не будет. Но, честно, по залу он скучал, по атмосфере, по людям, полностью поглощенным собственным совершенствованием.
— У нас тут есть один хорошенький спортивный клуб, я вот к чему. Там молодежь частенько бывает. Можно и в кружок устроиться, а можно просто — приходить и заниматься.
— Да? — парень плюнул несколькими крошками и виновато прикрыл рот рук��й. — Извините.
— Да-а, — протяжно передразнила она. — Вам родители денюжку передали, так что можешь ходить туда. Недорого, если просто, как бы, в зал.
Быстро проглотив остатки хлебобулочного, старший решительно кивнул. Он точно туда сходит, когда дороги чуть подсохнут. Засиделся уже здесь.
— Тош, ты будешь без меня ходить? — сестра грустно посмотрела на него.
— А ты, милочка, можешь приходить ко мне, все равно по пути. Я тебя вязать научу.
— О! — только и сказал ребенок, плохо разбираясь в том, что вообще из себя представляет вязание.
Оле всегда казалось, что свитера просто материализуются из под искусных рук умелиц, а тут она сама может обучиться этому.
По идее, погода завтра должна быть терпимой, тогда можно и сгонять. Парень сообщил об этом родственникам.
— Тогда, до завтра, милые дети, — бабушка потрепала Антона за щеку, тот терпеливо щерился на это.
Следующим днем они с сестрой встали чуть свет. Брат объяснил это тем, что не хотел прийти, когда будет куча народу.
Он, признаться, еще не знал какая у него теперь слава в этом городе и вообще говорили-ли те двое своим дружкам о нем. Но ему даже так хотелось снизить вероятность встречи с “приятелями”к минимуму.
Особенно, когда он уже настроен по-своему отдохнуть, выпустить гон мыслей.
Передав сестру ба��ушке, он двинулся по указанному адресу, нашел здание, быстро зарегистрировался, оплатил пару пробных дней (вдруг там элементарного орбитрека нет, он же не знал) и скользнул в раздевалку.
У его ящика был тринадцатый номер.
— Чертова дюжина, мне почти смешно, — думал он, переодеваясь.
Ему нравилась открытая спортивная форма, но не в облипочку.
Прошлые друзья часто называли его, помимо зайца, модником-огородником из-за пристрастия к термобелью, майкам и неизменному бандажу на коленях. Че, боишься, что сломаешь? — смеялись они, а Тоха деловито кивал, поправляя очки, вызывая еще одну порцию добрых смешков.
Эх, как хочется домой, к себе в “Спортивную звезду”.
Закрыл с хлопком дверь, вздохнул, прошелся по длинному коридору под мигающий свет люминесцентных ламп, оказался в просторном помещении с правильными рядами тренажеров: от силовых до кардио, слева выстроились шведские стенки, на некоторых из них красовалось навесное оборудование, и, там же рядом, маты для разминки.
А еще, в самом конце зала стояло два квадрата на высоких постаментах, ограниченных четырьмя канатами с каждой стороны. Ринг?
Видимо, здесь занимались еще и боксеры, бабушка же говорила, что есть кружки. Вон, и груши висят.
Людей, к огромную облегчению, немного. И никого из них Антон не знал.
Так, разминка.
Он спрятал очки в карман, отошел к плоскости матов и, приняв нужную позу, начал понемногу пробуждать каждый сустав.
Сегодня, пожалуй, не будет акцента на конкретном сегменте тела, просто проснется чутка. Парень не любил ни на что отвлекаться во время физической активности, очки (их отсутствие) помогали в этом.
Можно было приходить в линзах, на всяких случай взятых с собой, но он не хотел. Ни дома, ни сейчас. Даже если на него кто-то смотрит, он этого не видит. Если придут те типы, то они подойдут к нему и сразу раскроют себя, так что тревога отошла.
Антон глубоко погрузился во внутрь, сконцентрировался на натяжении в мышцах. Он позволил себе долгие, статичные упражнения. Подольше постоял в наклоне, сначала вытянул замком руки назад, затем наоборот припал ладонями к шершавой поверхности.
Убедившись, что тело в норме, перешел к силовым. Побегать решил сегодня ночью, так что кардио пропустит.
И пока Антон размеренно подтягивался, пропустил мимо себя компанию парней в именной спортивной форме какого-то коллектива. Они были разгоряченные пробежкой, что длилась аж полтора часа, но не выглядели уставшими.
Двигались вглубь зала, где красовались те самые огражденные сектора.
Но белокурого юношу, отточено выполняющего каждый элемент своей тренировки практически никто внимания не обратил, тем более он висел к ним спиной.
Только пару ребят одобрительно зашептались, указывая на него.
Закончив с верхней частью, Антон переместился на “бабочку” и таки услышал гомон, поднявшийся где-то неподалеку, но не предал этому значения.
Антон предоставлен лишь себе.
Не из-за него они гогочут.
Юные боксеры тем временем выслушивали от Палыча очередную тираду. Мужичек был уже в возрасте, но все так же хорошо понимал главные принципы их непростого спорта.
Объяснял этим оболтусам, скорее, этические нормы, из-за которых получал часто сам, еще в молодости. Чтобы они держались благородно, а не как свора диких псов.
Среди “оболтусов” находились двое самых главных — Пятифан и Бяша.
Первый терпеливо выслушивал каждое слово, понимая, что им действительно важно поддерживать определенный образ для улучшения рейтинга (ну, или хотя бы делать вид), второй же все выглядывал кого-то в зале.
Ему же не померещилось, это был он. Тот самый, с крыши.
Бяша не мог обознаться, он хорошо запомнил этот белый затылок с лохматыми паклями. У него все никак не получалось заметить того среди этих дурацких железных балок и тел других парней.
Но вот: этот придурок сам приблизился к ним, встал на гимнастическое покрытие. Не то, чтобы прям рядом, но достаточно, чтобы точно узнать и разглядеть.
— Эй, Ромыч, на, — шепотом обратился бурят, тыкая друга в плечо. — Гляди-ка, кто это у нас.
Шатен нехотя повернул голову и на секунду замер.
Вон же он, этот хер, стоит перед ними и лениво разминает руки, видимо, сейчас покрасуется растяжкой.
— Игорь! — рыкнул тренер. — Поболтать охота? А, ну-ка — на канвас. И нам расскажешь.
— Ну, Палыч!
— Живо! Карыбин с ним в паре.
Бяша уже стоял напротив коренастого парня, готовясь к поединку, а Рома все смотрел.
Удивительно, но его острый взгляд оставался для крысеныша незаметным, либо же тот показательно его игнорировал, что только пуще злило.
Антон сменил свое положение и выгнулся в спине, опуская руки.
“Ишь, ты. В мостик он встал, вот пидрила!” — галдело в голове Пятифанова, но он не отрывал глаз, ловил каждое движение, изучал.
Паренек, к слову, не был уродцем, как они его называли между собой. Бледная кожа, практически без родинок, довольно мягкие, даже добрые, черты лица, которые парень, видимо, компенсировал за счет тела.
Хотя и тут вопрос — раскачан он не был, но точно хорошо знал, что делает. Все движения уверенные и спокойные. Рома даже допустил мысль, что тот его не замечает, потому что полностью сконцентрирован.
Скорее всего, белый старался держать тело в конфигурации, что позволяет ему быть достаточно сильным, но и быстрым, и ловким, как танцор или восточный боец.
В другой раз это вызвало бы уважение, но не когда перед тобой стоит чужая крыса.
И глаза у этого какие-то странные.
Большие, вроде зеленые, вроде голубые или вообще серые. Холодные и, будто, не заинтересованные, даже немного печальные. Но от этого не менее симпатичные. Странное, конечно, умозаключение о разведчике противника, но то был факт, отрицать сложно.
Белобрысый действительно красивый.
Притягивающий даже.
И вот Антон из наклона вперед перемещается на руки, собирая в них центр тяжести. Закидывает ноги к потолку и медленно разводит их в стороны, затем опускает корпус. А потом вдруг резко переставляет ладони, поворачивая всего себя и задирает нижние конечности вновь.
Это был средней сложности элемент вольной гимнастики, который он подумал воспроизвести.
Давненько так не делал.
Про себя Ромка присвистнул. Теперь понятно, как этот заяц так по городу скачет.
По-хорошему, таких оборотов должно быть несколько и еще можно было добавить переход на нижние вращения — круги Деласала, но Антон сегодня не в форме для таких кульбитов, поэтому обойдется и этим.
— Эй, пацан, ты че гимнаст? — Палыч вывел из транса Рому и обратил на себя внимание блондина.
Тот быстро нацепил очки и посмотрел еще раз: мужчина, что стоял у ринга с любопытством глядел в ответ.
— Начал хорошо, но до ума не довел, — со знанием подметит он, — хотя тут и не разгуляешься особо.
— Я легкой атлетикой всю школу прозанимался, — Антон смущенно улыбнулся, — так, для себя.
Ага, знаем мы для чего.
Рома продолжал сверлить глазами акробата, раздраженный его миролюбивым настроем.
— Э, какой — "для себя", — мужик хрипло засмеялся. — Хорош, парень, хорош. Ты ж не здешний? На лето приехал что ли?
— Да, к бабушке, — подтвердили в ответ.
— Понятно, — тренер еще раз оценил мальчишку. — Около озера турники хорошие есть, можешь туда ходить, если здесь места мало.
— Опа! — парень хлопнул глазами, явно заинтересованный. — Пасиба, буду знать.
— Да не за что, — Палыч беззлобно хмыкнул и тут-же сменил тон. — Эй, Пятифанов Роман, поднимайте свой зад и дуйте на ринг. Ваша очередь.
Светлые глаза переместились на вставшего, встретились с чернотой напротив.
Рома смотрел на него дерзко, свысока. Пробивал землю из под ног. Антон прирос к мату, замер, как зверек, узревший наконец хищника в трущобе. Сердце забилось часто-часто, раскрасневшиеся щеки в момент побелели.
Пятифан же, наблюдая за изменениями в чужом выражении, вальяжно, нарочито медленно двигался вперед. В другом углу высился смуглый мальчишка, уже обвязавший руки бинтом.
— О, привет, братан! — Башя выскочил из толпы.
“Братан?”
Что этот катийчик несет вообще?
Антона крепко обняли за плечо и подтащили ближе к месту будущего боя, он не сопротивлялся, будучи в растерянности.
— Давай глянем, на, как Ромыч вынесет Чернышку нашего, — в узеньких глазках мерцал злой огонек.
Антон поежился, но нашел в себе силы, чтобы довольно беспечно ответить:
— Лады, — и скрестить руки, как бы скучая.
В целом сцена выглядела достаточно обыденно. Кто ж знал, что Петрова сейчас хотят избить до полусмерти, получив нужные наводки, а не это все.
Шатен быстрыми движениями обмотал ладони и запястья, перекинулся парой фраз с другим парнем на ринге, приблизился чуть к центру, встал в стойку.
Тренер расценил это, как готовность и коротким — бокс! — начал сражение.
Рома рывком двинулся в сторону, вынуждая соперника повернуться и допустить с тем ошибку — открыть челюсть для мощного апперкота. Затем последовал еще один удар — прямой правый.
Смуглый чуть отскочил, стряхнул дезориентацию и вновь прижал кулаки к груди.
Рома продолжал надвигаться, теперь уже медленными шагами. Стоило сопернику атаковать, как тот увернулся и нанес встречный удар. Паренек на секунду потерялся и ослабил защиту. И Пятифан, не теряя времени, одарил противника еще одним кулаком.
Ну, и скорость!
Петров не мог отрицать того факта, что дерется Рома отменно, если можно так говорить вообще. И плакали те, кто ему не понравился.
Холодная испарина ощутилась намного ярче.
Ведь он же, Антон, будет следующим.
Его точно также изобьют, только не здесь, не на тренировке, а где-нибудь за углом. Подкараулят и разможжат могзи по стенке.
От этой быстро нарастающей паники голова стала работать чуть лучше. Вообще, из этой ситуации можно и кое-что выудить.
— С тобой, уебок, будет еще хуже, — шепот Бяши только усугубил его мысленный поток. Надо внимательней смотреть, пока еще живой.
А Пятифан все продолжал доминировать, не давая себе пропустить ни одного удара, даже если это могло бы помочь ему удобней расположиться к сопернику.
Рома был свормером — работал на удобной для него дистанции, обычно близкой, но сейчас хотелось немного потянуть, чтобы этот белобрысый увидел, с кем связался. Чтобы даже не допускал мысли, что он сумеет убежать в следующую их встречу. Мелкий лупоглазый сучонок!
И вот он — финальный хук, отправляющий темноволосого бедолагу висеть на ограде.
— Все, хорош, — тренер подошел к Чернышке и повернулся к Роме. — Ну, ты треснул! А вдруг сотряс? Это тренировка, не забываем, — подошел к Пятифану, — но ты победил.
Палыч поднял правую руку стоящего, показывая остальным юнцам, но сам же Пятифан обратился головой на белокурого. Хотел напугать его еще сильнее. Глазами будто собирался застрелить его на месте и одними губами проговорил броское: “Тебе пиздец”.
Сердце Антона упало в пятки, разнося грудную клетку сильными ударами, такими же сильными, как у этого Ромы.
Ему пиздец!
Бяша, замечая страх “приятеля”, глухо рассмеялся.
— До скорых встреч, утырок, на — хлопнул по плечу и отдалился.
Два парня, один на ринге, другой ниже, подле него, глядели друг на друга еще какое-то время.
Антон не решался отвести глаза, потому что запоминал, считывал каждый мелкий элемент.
Это гениальный кадр! Если он сумеет нарисовать его таким-же устрашающим, каким видит сейчас, это будет шедевр. Петров находился под неясным впечатлением. Все эмоции смешались и единственное, что сейчас казалось важным — запомнить Пятифановское лицо.
Попросить его попозировать он не мог, так как ему бы начистили репу, вот он и выкручивался как получалось. Вот ведь какой красивый и злой.
Уголки рта предательски поползли вверх.
Антон был восхищен, хоть и боялся не меньше.
С каким-то маниакальным запалом в мозгах Антон развернулся и почти побежал к раздевалке.
Главное, ничего не забыть.
Написать сейчас точный портрет, а потом возможно перенести на более крупное полотно, либо можно попробовать использовать эпизод боя, или…
— Он, че, улыбался щас, Ром? — Бяша смотрел на уходящего идиота, не догоняя, что произошло.
Роме было нечего ему ответить, потому что и сам не понял.
Этот над ними смеется что-ли? Ему ясно дали понять, что расколошматят об пол, а он лыбу давит. Видно, он так в себя поверил, потому что знает, что им нельзя его пиздить, где захочется.
Ну, ничего, они найдут к белому подход, пусть даже не сомневается, мудила.
← предыдущая
→ следующая
0 notes