#ким дженни

[drpn]

[часть 66]

Кёнсу заезжает домой только после обеда. Быстро принимает душ, выгоняя из головы морок короткого, обрывочного сна, смывает с кожи налипший пленкой пот безумной ночи. Ноют поясница, а еще почему-то ноги. Кёнсу не думал, что напряжение так сильно скручивает мышцы, когда ты сверху. Приходится отвлечь себя от навязчивых воспоминаний о чужом теле, потому что в паху начинает заметно тяжелеть, а у Кёнсу — ни сил, ни времени справляться с этим.

Он подгоняет себя, выдавливает из стен, изрисованных следами привычной жизни — прошлой, — стараясь слишком уж не заморачиваться из-за отпевших себя тревог и огорчений, мелькнувших мелкой искрой редких моментов радости. Просто прощается, оставляя на полках в шкафу заношенные, в дырах джинсы, сваленные кучей футболки с пестрыми принтами. Одевается в почти новое и практичное — без излишней узости что в бедрах, что в щиколотках, без кричащих фраз на груди — в полностью черное. И с собой берет немного одежды на смену, мелочевку всякую — только необходимую. Вытряхивает заначку из коробки Vans, не пересчитывая, и только на минуту застывает посреди комнаты, дергая лямку рюкзака на плече. Взгляд падает на выстроенные в ряд скейты, и в голове всплывает глупый разговор с Чанёлем в парке — оправдание своей смешной попытки удержать то единственное, что в моменте приносит пусть короткое, но настоящее счастье. Кёнсу не готов отказаться и от этого.

Он вылетает с порога дома сразу к дороге и — за ближайший угол, попадая в лапы безжалостного, ледяного ветра. Не оглядывается, испугавшись вдруг, что сожаление все-таки достанет, а перед собой толком ничего и не видит. Скейт несет его будто сам по себе — просто прямо.

Нет никакого плана, ни одной толковой идеи. Страх перед неизвестным накрывает штормовой волной, и очень скоро Кёнсу приходится остановиться, чтобы выровнять сбитое внезапной тревогой дыхание.

Тогда и звонит Дженни. А он поднимает трубку, почти не глядя, просто потому, что не успевает успокоить расшатанные нервы.

— Чего? — хрипит и сплевывает густую слюну на асфальт.

— Привет.

Кёнсу хочет послать её, но вовремя нащупывает в кармане пачку сигарет. Щелкает зажигалкой, зажав телефон между ухом и плечом, закрывает несмелый огонек ладонью от ветра. — Можешь прямо сейчас приехать в универ?

— Нет? — получается полувопросительно, с вернувшейся в голос язвительной ноткой. После долгой затяжки должно же стать легче? Горечь оседает на языке.

— Ты получишь допуск к сессии, если приедешь, — объясняет Дженни. — Ким Чжеон принимает доклады не глядя, лишь бы лично пришел. Просто сдашь чужую работу, я договорилась с девчонкой из другой группы.

— Ну и нафиг оно мне надо? У меня все равно долги по половине предметов. Да и вообще...

Кёнсу замолкает, не видя причин для разъяснений. Уж про университет он теперь точно может забыть.

— Нет у тебя долгов, — несется с другого конца, совсем не зря вынуждая замереть. — Уже нет, — поправляет себя Дженни и без какого-либо бахвальства поясняет:

— С кем можно было, я договорилась, с остальными — помог профессор Пак.

Ну, конечно, куда же без него.

— Что, убил их? — невесело усмехается Кёнсу из последних сил. Высокое небо, затянутое январским свинцом, оказывается вдруг так близко, что приходится пригнуть шею, издав скрипучий полувздох. Нихрена эта сигарета не помогает.

— Приезжай, — просит Дженни, проигнорировав язвительный выпад. — Почти три года отучились, было бы глупо отчислиться перед последним курсом, верно? Можно ведь после сессии взять академ. Черная полоса... она же не вечна. Мы с Бэкхёном здесь, — говорит напоследок. В неожиданной теплоте её голоса угадывается слабая улыбка, — будем ждать тебя.

Кёнсу не отвечает, сбросив звонок. Внутренний ресурс на то, чтобы злиться, кажется, просто иссяк. В голове гудит, и звук этот далёк, со стороны несется будто, Кёнсу не может обернуться, чтобы посмотреть, откуда взялся этот шум. Вдох застревает в горле, и в грудной клетке вдруг неожиданно больно — там бьется все быстрее и быстрее, быстрее. Быстрей. Выдоха нет, собирается ком в глотке, и Кёнсу, осев на асфальт как есть, вдруг ловит в голове единственную четкую мысль: он умирает. Это конец?

Рукой бы затормозить сердце — сжавшиеся над ним пальцы ужасно трясет даже в почти кулаке. В ушах словно напихано ваты, и не слышно, с каким страшным хрипом и свистом залетает в раскрытые губы оборванный вдох. Кёнсу поднимает голову, и под сомкнутыми веками ему мерещится оранжевое солнце.

Солнце светит прямо в глаза, но Чанёль не отворачивается. Январь, как обычно, слишком скуп на проблески тепла, и почему-то именно сейчас особенно приятно осознавать, что он уже перевалил за середину. Февраль дышит в затылок, за ним — терпеливо дожидается весна.

На душе, впрочем, совсем не до оттепели. Когда взгляд улавливает движение сбоку, и прямо напротив оказывается знакомое лицо, слякотно чавкает в горле собравшаяся от долгого молчания слюна. Розэ своей головой заслоняет бьющее в окно солнце, и Чанёль может больше не щуриться, внимательно глянув на подругу и заметив её волнение.

— Прости меня, — произносит она, как только садится за стол. Кусает губы. — Я очень виновата перед тобой.

В дневной час любимый бар ленив и по-особенному приветлив, достаточно тих для важных мыслей и угасания несерьезных обид.

— Да перестань.

— Нет, послушай, — горячо перебивает Розэ, чуть придвинувшись. — Я взяла на себя слишком многое, когда решила ему написать. Подумала, что создам повод для разговора, но не ожидала, что ты забудешь телефон, а он даже ничего не ответит. Я облажалась. Мне очень, очень стыдно.

Она смотрит выжидающе, с явной надеждой на прощение и полной готовностью к обвинениям, но Чанёль, улыбнувшись, произносит как ни в чем не бывало:

— Забудь об этом. Ты голодна?

— Да хватит быть таким хорошим! Я себя еще хуже чувствую из-за этого.

— Может, на то и расчет?

Ухмылка не серьезна и не обидна. Шуточный тон задевает щекоткой переносицу и под подбородком, выдох получается нервным, пусть и со смешком.

— Ну ты, блин... Я уже была готова собирать вещи и делить Исина.

— Исин мой, но ты можешь приезжать повидаться на выходных.

Розэ смеётся, наконец расслабившись, а Чанёлю ничего не остается, как продолжать делать вид, будто все хорошо. Выпитые с утра две порции виски могли бы оспорить этот факт, но какая теперь уже разница.

— Я, и правда, голодная. Поешь со мной? Выглядишь не очень.

— Я уже пообедал.

Он врет, не чувствуя уколов совести. Холодный американо совсем не бодрит, и желудок болит, обожженный ночным бесконтрольным запоем. Еще пару лет вот так, и отекшее лицо вряд ли удастся спасти долгим умыванием ледяной водой.

— Как все прошло? — осторожно интересуется Розэ, делая вид, что внимательно изучает меню. После всего, слишком спокойное поведение друга не может не насторожить. Она поглядывает на него украдкой.

— Да как обычно.

Слабая улыбка ни о чем не говорит. Чанёль не хочет рассказывать, как торопливо шел за Кёнсу, высматривая того в толпе, — безрезультатно. Как сорвался на бег в пустом фойе, намереваясь догнать и все-таки признаться, что, наверное, не сможет его отпустить, притворяться, что между ними больше ничего нет. Не после того, как успел открыть ему свое сердце, и увидеть в ответ, что спрятано в чужой душе. Одинокая фигура на парковке должна была притянуть его сквозь все преграды. Он должен был толкнуть стеклянную дверь, не дожидаясь, пока её услужливо откроют перед ним. Глотку́ ледяного ветра разорвать бы колючие путы последних сомнений, сковавших горло, но тот только смял и без того неуверенный вдох. Чанёль собирался позвать Кёнсу, выкрикнуть его имя, поймав горячими щеками мелкий дождь, но так и остался в стенах отеля, глядя через расстрелянное каплями стекло, как тот садится в такси, ни разу не обернувшись.

Этот рывок в прогретый салон и блеснувшие в огнях фонарей плечи, лицо, исчезнувшее слишком быстро, чтобы можно было рассмотреть его черты, Чанёль вспоминал всю ночь. Сидел в своей пустой квартире среди так и не разобранных вещей, пил сначала остервенело, потом потише, постепенно смирившись, разгадывал, что именно его тогда остановило.

Кёнсу ведь даже не пытался повернуть назад. Пока сам Чанёль, позабыв о данном себе обещании не тешить другого надеждой, плевал на последствия и лез в его дела, Кёнсу ни разу не объявился сам, не напомнил о себе. Даже чужой инициативе — и той сопротивлялся. Это же Чанёль пошел за ним в туалет, чтобы поговорить, это он не слушал, когда Кёнсу просил не подходить, пытался удержать, хотя тот хотел уйти. Юркая мысль — настоящее откровение — могла бы сбить с ног, если бы Чанёль не лежал тогда на полу, пялясь в потолок, и без того еле дыша. С самого начала он недооценивал Кёнсу, считал его незрелым, не готовым к серьезным отношениям, застрявшим на качелях пубертата, из-за чего часто между ними случалось недопонимание — просто разные уровни проблем. А на деле: вернись на десять лет назад, ему самому было бы не устоять перед своим бывшим. И даже если бы Чанёль смог вот так, как это сделал Кёнсу, найти в себе силы уйти, все равно бы парой часов позже стоял под дверью чужой квартиры, надеясь на маловероятный, но все-таки шанс помириться.

Из них двоих Кёнсу принял это первым — будущего у них нет. Можно сколько угодно цепляться, искать поводы для встреч и бегать друг за другом в надежде, что кто-нибудь обязательно сдаст назад, только ничего хорошего из этого не выйдет. Договорятся, может, о сексе без отношений, а сами разве так протянут долго? И всё начнется снова — сначала, вероятно, и не плохо, а потом — уже знакомо — чем дальше, тем обиднее и больнее. Каждый раз будут изводить друг друга, расставаться и сходиться, пока однажды эта истерзанная, очумевшая любовь не обратится глухой, стойкой ��енавистью. Чанёль когда-то обещал себе предотвратить этот момент.

— Твое молчание меня пугает, — говорит Розэ.

— Всё будет хорошо, — приходится её успокоить, чтобы сочувствующий взгляд перестал ковырять между рёбер. Неприятно. Протянутую руку, накрывшую ладонью пальцы, хочется сбросить. Чанёль и сам понимает, что раньше ушел бы вразнос, вешаясь на чужие шеи, лишь бы кольцо объятий хоть как-то сдержало рвущуюся боль. Но сейчас прикосновения вызывают лишь отвращение, и не хочется ни разговоров по душам на тесном диване, толкаясь локтями, ни красивую, горячую блядь под одинокий бок. Было бы глупо проходить через это снова. Чанёль, не забыв о прошлом опыте, решает, что в этот раз не хочет позволять эмоциям брать над собой верх. Не без сожаления приходит понимание, что выбор держать себя в узде не был такой уж плохой идеей. Но теперь и это невозможно.

Обманывать себя не выйдет — забыть Кёнсу не получится, даже если б и хотелось. А Чанёль, наверное, не хочет. С этим просто надо будет как-то научиться жить: вернуться к работе, увлечься чем-то новым, больше проводить времени с друзьями и сестрой. Бросить столько пить, регулярно ходить в зал и нормально питаться, вот это всё — просто, чтобы не остаться наедине с собой и не поддаться соблазну разрушить свою жизнь.

— А работа? — интересуется Розэ, чуть сжав чужую руку. Внимание Чанёля трудно удержать — тот погружается в себя после каждого короткого ответа. — Твой телефон четыре дня у нас пролежал.

— Жаль, что не неделю. Хоть рабочие чаты не читал.

Он улыбается, но отчаяние так и норовит сорваться с языка. Безмолвное, Розэ все равно его считывает по опустившимся уголкам губ и тяжелому, трудному выдоху. Чанёль растерян так же, как было много лет назад, и это не может не пугать.

— Не надо так.., — просит жалостливым шепотом, заглядывая в глаза. — Не ломай то, что ты столько времени строил. Так много сил на это отдал. Ты же любишь свою работу...

— Дай мне хоть немного погоревать, — обрывает её Чанёль, не сумев вынести взгляд, каким часто смотрит на него Юра — словно мается в бреду, прикованный к больничной койке. — Всё будет хорошо, я же сказал.

Сердце пропускает удар.

— У нас обоих.

К вечеру город кажется совсем чужим. Вдавленное в горизонт солнце из последних сил цепляется за бока домов — от следов его ржавых лап становится тоскливо. И не случается облегченного выдоха под конец сложного дня, нет никакой надежды на то, что завтрашний принесет хоть немного спокойствия. Кёнсу, прослонявшись по улицам несколько часов, оказывается на пороге исправительного центра, зная, что отец успел закрыть банковский счет, и нет обратного хода домой. И самого дома-то, в принципе, больше нет.

На пропускном пункте его встречают недовольством, долго заставляют унижаться в глупой, неубедительной лжи, но, в конце концов, дают отмашку. Кёнсу, пройдя через скрипучий турникет, сворачивает сразу к раздевалкам, надеясь остаться незамеченным. Если удастся спрятаться, охранник не будет особенно шарить по углам, и можно будет даже спокойно отоспаться. «Утром говоришь, что задержался, а двери уже закрыли, вот и пришлось здесь ночевать,» — иногда проскальзывало в разговорах во время отработок. Кёнсу не хотел это запоминать, стараясь ни с кем не общаться, держаться от неудачников подальше, а, в итоге, вот оно как — пригодилось. Сказал бы еще кто заранее снять деньги с карт или скидывать не только лишь мелочь в коробку, отк��ыть собственный счет, до которого отец не смог бы добраться. Но Кёнсу при всей своей дурости, своем протесте, всерьез никогда не задумывался о том, чтобы уйти. Чанёль был прав: он и не собирался что-то менять, живя на деньги родителей, но продолжая всех вокруг обвинять и ненавидеть.

Получается так, что отложенной суммы недостаточно, чтобы, не обдумав, снимать номер в отеле, и Сеул, сука, вдруг такой дорогой, что даже от койки в хостеле приходится отказаться. Кёнсу не уверен, что сможет найти работу в ближайшее время. Он, в принципе, толком и не знает, с чего бы стоило начать.

В голове, конечно, насрано. Можно было бы написать Бэкхёну и вернуться к нему, но дело даже не в проведенной вместе ночи (о ней Кёнсу больше и не думал), а в природном упрямстве, о которое спотыкался не раз. Уходя — уходи. Он обещал себе не втягивать в это друзей, справиться самому, значит, надо держаться.

— И что ты здесь делаешь? — раздается вдруг за спиной. Кёнсу, узнав голос, не хочет оборачиваться.

У него бы все получилось, успей он на минуту раньше нырнуть в раздевалку, — Ким Убин никогда туда не заходил. Может, надо было выбрать другой путь — обойти через медпункт, сделав круг, а не идти по коридору, напичканному кабинетами, понадеявшись, что все разошлись по домам. Отморозки, с которыми красил школьные стены, посмеялись бы от души, — им, наверное, не привыкать, а Кёнсу ничего не знает о побеге. Все эти мудреные вещи, все это исподтишка — прятаться, списывать, — не для него. Потому и ловили же с сигаретой в зубах и ногой — на казенном толчке.

Поймал и Ким Убин, просто выйдя из своего кабинета.

— Я тебя вижу, До Кёнсу, — говорит, не встретив никакой реакции. — Ты забыл свою мантию-невидимку.

Ну, конечно, он глумится. Приходится оглянуться, скорчив гримасу, столкнуться с проницательным взглядом и почувствовать в груди расходящийся волной холод. Он как будто бы все понял.

— Я оставил свои вещи в прошлый раз, — не придумывает ничего лучше той лжи, которую кое-как удалось скормить охраннику.

— Ты пропустил четыре дня работ.

— Да, об этом...

А нечего об этом сказать. Кёнсу и не хочет. И вообще какого хера он должен отчитываться перед обычным работягой, будто тот судья и уже готовит приговор. Да бля. Получить реальный срок было бы даже кстати. Хоть крыша была бы над головой.

— Ты очень громко думаешь, — тихий смешок. — Иди за мной. Кёнсу плетется нехотя. Топчется на пороге кабинета, не спеша проходить.

— Садись, — Убин кивает на маленький диван, обтянутый явно дешевой кожей. Бросает ключи на стол, и те звонко бряцают в тишине. Этот звук волнительно отзывается в душе неуместными сейчас воспоминаниями. Только чтобы не надумывать лишнего, Кёнсу заставляет тело двигаться и все- таки падает на диван.

В кабинете тесно и душно, пахнет старой мебелью, кожаная обивка противно скрипит от каждого движения. Кёнсу с трудом проглатывает слюну. Паническая атака, случившаяся днем, оставила след: на грудную клетку давит невидимой ладонью, и в ногах будто не хватает костей.

— Тебе плохо?

Убин смотрит внимательно. Глаза у него лисьи какие-то, взгляд — пронзительный. Он как будто видит Кёнсу насквозь, но при этом даже не пытается умничать, не душит своим превосходством. Просто наблюдает — кажется, что с холодной усмешкой, а лицо — всё та же маска дежурного дружелюбия. Кёнсу его просто не понимает.

— У тебя здесь с вентиляцией проблемы.

— Разговор на три минуты.

— Что там такого-то... на целые три минуты.

Кёнсу ёрзает, словно усаживаясь поудобнее, но на деле он просто дергается, не справляясь с накатывающей дурнотой. Куртку снимает заторможенно, из толстовки выныривает как из-под толщи воды, — потерянный, — тянет задравшуюся футболку вниз, бросив быстрый взгляд на Убина, но тот и не думает пялиться. Холодный пот мелким бисером собирается на голых висках, перед глазами — черные круги, рассасываются медленно.

— Тебе назначали групповые сеансы психотерапии. Ты ни на одном из них не был.

Кёнсу молчит, откинувшись на спинку дивана, его тошнит. Некстати вспоминается, что за день он так ничего и не съел, кроме скудного завтрака у Бэкхёна. Шутил же еще про кофе в постель, а у самого кусок в горло не лез.

Сердце неугомонное какое-то — то толкается, то давится кровью. И слегка моргающая лампа на потолке только сильнее закручивает гайки тревожности. Приходится увести от неё полуслепой взгляд.

— Не слушаешь? — окликает Убин. Его не волнует чужая попытка всем своим видом показать безразличие. Кёнсу мог бы сказать, что не очень-то и старался, но какая вообще разница. Этот Ким Убин ему никто, он его даже толком не знает.

— Разве я не труп? С четырьмя-то прогулами.

— Не порть мне статистику.

— А, — Кёнсу тянет кривую улыбку. Всё с ним понятно, — карьеру строишь. Ну, я подвинусь, не переживай. Мне не впервой, — получается устало и совсем не зло.

Этот короткий разговор только мешает думать: Убин наверняка догадался о его намерениях, и переночевать в центре теперь не выйдет. Значит, придется тратить деньги на хостел. Кёнсу уже успел пожалеть, что изначально не выбрал этот вариант — лежал бы сейчас на кровати, прижав руками подушку к лицу, и не дышал. Мечтал бы не проснуться утром. — И что дальше? — надо заканчивать бессмысленную болтовню и валить. Зайти в маркет за раменом, чтоб было чем блевать. Пустить слюни на соджу и сигареты. И наверняка где-нибудь там решить, что лучше вернуться к Бэкхёну.

Как много было слов, Кёнсу, а на деле — ты самый жалкий неудачник из всех. Ничего сделать сам не можешь, никогда не умел.

— Что дальше? — повторяет свой вопрос. Тот застревает в паутине горьких мыслей, обрастая совсем другим подтекстом. — Ты же много таких видел, — припоминает. — Что будет дальше?

Он смотрит на Убина неотрывно, будто тот, действительно, вынесет ему приговор здесь и сейчас. Не то, чтобы было очень волнительно, — чем темнее мысли, тем сложнее представить благоприятный исход. Кёнсу готов услышать правду.

— Сядешь в тюрьму, — вполне ожидаемый вердикт. Убин, не меняясь в лице, добавляет очень спокойно:

— Или отделаешься легким испугом.

Вымученная усмешка рвется из горла вместе с хриплым выдохом. Представить себе жизнь без бешеной гонки с прошлым не получается, даже если зажмурить глаза и уронить голову на ладони, пропав ненадолго в темноте. Не случается секундного забвения, а тишина подсказывает только то, что и так хорошо известно.

Нельзя ничего стереть. Нельзя по щелчку пальцев стать кем- то другим — Кёнсу пробовал.

— А память? Её просто отшибает, что ли? — вырывается против воли, приглушенно из-за прижатых ладоней к лицу. Он сидит, сгорбившись, упирается локтями в колени, не поднимая головы, шепчет:

— И что делать с болью? Куда девается боль? Её же так, блин,.. много.

Неправильно задавать эти вопросы тому, кто вместо ответа долго молчит, а потом просто принимается за свои дела. Но Кёнсу и не стал бы развивать тему. Потаенные мысли выползают из темных углов: смог бы он открыть свое сердце матери, если бы та не пинала его, а сплела между ними доверительную связь и оберегала её? Случился бы момент, когда Кёнсу, раздавленный, совсем без сил, подсел бы к ней под бок, разрешив себя обнять и поцеловать в висок? И в её руках расплакался бы, как маленький ребенок, от несправедливо тяжелого веса свалившихся проблем. Даже сейчас, после всего, не имея возможности и желания вернуться домой, Кёнсу жалеет, что упустил последний, пусть и мифический, шанс на то, чтобы с ней сблизиться.

Смог бы сейчас рядом с ним сидеть Бэкхён? Кинув руку на плечо, молчать, уткнувшись носом в шею? Не случись этой сложной дружбы между ними.

Близость причиняет боль. Кёнсу — весь сплетен из неё, пропитан страхом перед хрупким доверием. В чужих стенах получается отгоревать по себе, никогда не сбывшемуся. С кем-то чужим — срывает заплатки на сердце, и больше нельзя остановить... Потоки сожаления и горьких надежд, обманутых ожиданий, вины, несутся горячей волной от груди — к самому горлу.

И вспоминается незнакомая тогда еще квартира, вот такие же четыре угла, в которые не вглядывался толком. Уже осторожно любимый, но еще не такой родной... и запах, и голос — его бережный тон. И запомнил всё до мелочи — до нецелованных родинок и теплоты взгляда, волнительного дыхания у самого виска в тех крепких объятьях, которых сейчас, особенно сейчас, так не хватает.

Не вернуть, не переиграть — что дальше?

Что будет дальше?

А будущего нет, Кёнсу никогда в его сторону и не смотрел. В черной пустоте перед глазами — только профиль Чанёля. Лежал тогда на полу вместе с ним, засыпая. Пальцами бы обвести все его черты, но как же дрожат руки. Страшно. Ком в горле не сразу получается проглотить, за ним выдох — тревожный. И колет гортань, обжигает переносицу мелкой искрой, вытряхивает легкие, дышать тяжело.

Голос спокойный раскраивает сердце вдоль: «Всё будет нормально, До Кёнсу». Заливает до краёв.

«Всё у тебя будет нормально».

— У тебя на прошлой неделе был грипп. Хорошо, что ты уже выздоровел и в понедельник сможешь пойти на групповую психотерапию, — нарушает молчание Убин, пялясь в монитор компьютера. Он продолжает печатать, заполняя карточку подопечного, совсем не испытывая мук совести за нарушение правил. Отвлекается, не услышав ответа. — Договорились? Взгляд падает на светлую полоску шеи в оттянутом вороте футболки, лица не видно — только бритый затылок. Кёнсу сидит, скрючившись, головой — почти между коленей. Убин сначала решает, что тому стало совсем плохо, но, приглядевшись, замечает, как мелко трясет чужие плечи. Коротким движением тот мажет запястьем по глазам, а потом замирает. Слуха касается задушенный всхлип — плачет.

Убин возвращается к своему компьютеру и открытой на нем табличке, которую заполнять все равно пришлось бы до ночи — ��роки горят, система не будет ждать. Щелкает мышкой, печатает бодро, внимательно перечитывая новые строчки, будто не замечая, как чужой, еле слышный плач переходит в тихое рыдание.

[kanliia]

Прекрасная Дженни Ким

#artists on tumblr #love #welcome home #jennie kim

[k-popnews-references]

Намджун в солнцезащитных очках бренда Jentle Garden из коллекции La Peche 01, которую разработала Дженни Ким (BLACKPINK). Совпадение или нет??? Они хайпят на этом?

Namjoon wearing sunglasses brand Jentle Garden from the collection La Peche 01, which was designed by Jenny Kim (BLACKPINK). Coincidence or not??? Are they trying to hype on this?

[moonsquare-blog1]

ᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠ 『 𝒾’𝓂 𝒶 𝓈𝒽𝒾𝓃𝒾𝓃𝑔 𝓈𝑜𝓁𝑜 』

#кейпоп #aesthetic #aesthetics #kpop #collage #bp #blackpink #jennie #kim jennie #solo #solo jennie #jennie solo #blackpink moodboard #jennie moodboard #red moodboard #блэкпинк #дженни #ким дженни #соло дженни

[pnepy]

#blackpink #blackpink jennie #блэкпинк #ким дженни #kim jennie

[daswg]

День 3 - твоя мотивация. Что тебе нравится в этом человеке?

Наверное, по моей аве можно заметить чьим фанатом я являюсь. Я люблю и вдохновляюсь Дженни Ким. Серьезно, она буквально пример для подражания. Сначала жила одна в незнакомой стране, а потом пошла против воли родителей, чтобы осуществить мечту. 6 лет упорно тренировалась и в итоге стала участницей одной из самых успешных женских групп. Ну и конечно же ее фигура. Это шедевр

#jennie #blackpink #дневник рпп #рпп #блог рпп #русский tumblr #русский подросток #русский трамблёр #ed blog #ed

[stuffteri]

┊ ₍🏷₎₊˚. 𝐛𝐥𝐚𝐜𝐤𝐩𝐢𝐧𝐤 𝐚𝐬 𝐠𝐫𝐞𝐞𝐤 𝐠𝐨𝐝𝐝𝐞𝐬𝐬𝐞𝐬↷

гера – ким джису: старые души, горячий чай, модная, хочет путешествовать, негабаритные свитера, высокие хвостики, умная, кафе, старые библиотеки, книжные полки, крошечные дома, искренние улыбки, фотография, звездное небо

персефона – ким дженни: ушибленные колени, очень добрая, непонятая, очень артистичная, черный кофе, верит в судьбу, полуночные часы, астрология, кожаные куртки, красные губы, весна, написание рассказов

афродита – пак чеён: красивые руки, аккуратные ноты, мелкий почерк, мягкие губы, стихи, идеальные брови, розы, кокетливая, успокаивающий голос, запах ванили, садоводство, клубника, красный цвет, розовые щеки

артемида – пранприя лалиса манобан: красивые волосы, любитель животных, коттедж в лесу, охота, любит маленькие растения, верит в мифологию, Лесные Ведьмы, волки, стрельба из лука, лунный свет, винтажные футболки, разглядывание звезд

#blackpink #jisoo #kim jisoo #jisoo blackpink #bp jisoo #rose blackpink #roseanne park #rose #jennie #kim jennie #jennie blackpink #lisa blackpink #lisa manoban #bp lisa #bp rosé #blackpink lisa #bp jennie #lisa #aesthetic #aesthetic blackpink #blackpink jisoo #park chaeyoung #chaeyoung #jisoo aesthetic #rose aesthetic #jennie aesthetic #lisa aesthetic #greek goddess #blackpink aesthetic #blackpink jennie

[nu0key-blog]

«Только между нами» Глава 1

– Какая же ты тварь... – говорила Юна толкая Чеён, тем самым подталкивая её к краю крыши. – Не думала ли ты, что если сдохнешь, всем станет только лучше? – она еще сильнее ударяет ту, и на миг Чеён понимает, что это - конец.

– Юна! – дверь резко открывается и на крышу забегает Дженни. – Только попробуй подойти к ней ещё ближе... – спокойно сказала она. – Или тронуть её своими грязными руками! – закричала Ким.

– А вот и наша защитница пришла... Которая только с виду такая смелая, а на самом деле, ничего из себя не представляет. – посмеялась Юна, после чего в ту же секунду к ней подошла Дженни и дала пощечину.

– Йа! Ким Дженни! – сжимая кулаки говорила Юна.

– Что? – сдерживая слезы говорла она. – Не приятно когда с тобой обращаются как с собакой?

– А ты видимо привыкла быть собачкой, раз бегаешь за ней и заступаешься, пока та уводит парней из под носа. – посмеялась она.

– А не думала ли ты, что твой Юнги, просто бабник и бегает за каждой юбкой, пока ты этого не видишь? – сказала Дженни. – Просто признай, у тебя нет ни мозгов, ни глаз, раз ты встречаешься с таким...

– Дженни... – тихий голос отсановил Ким, и та повернувшись увидела что Чеён, стоит на краю крыши, и плача, улыбаясь смотрит на неё. – Просто позволь этому случится. – все с такой же теплой улыбкой Чеён делает шаг назад, но Дженни успевает подбежать к девушке хватая её.

Схватив Чеён, она быстро тянет её на себя тем самым вставая на этот край, на котором, нога Дженни соскальзывает и она, смотря на испуганную Чеён, которая пыталась ухватить её, падает вниз.

/ Как вам глава?

#bts #blackpink #jungkook #jin #jimin #min yoongi #taehyung #kim namjoon #jeon hoseok #jennie #park roseanne #lisa manoban #jisoo #фанфик #чонгук #тэхен #намджун #юнги #хосок #любовь #школа #новая жизнь

[karen4ek]

кто-то: у дженни нет талан-

кирли: ¿¿¿¿ :) ????

кто-то: молчу

кто-то 2: ой да чё ты ее боишься лол дженни го-

кирли: *проводит ножницами по горлу этого человека* дженни?..

кто-то 2: *хрипит* го-говорит такие важные вещи королева я люблю эту девушку она лучшая дженни ким урааааааа

автор : лжевенлис ака лэйнли ‪@peachyxtearss.

[drpn]

[часть 44.1]

Дженни встречает Чанёля в коридоре; вскакивает с места, привлекая внимание дежурного, и наконец свободно выдыхает, когда слышит спокойный и уверенный голос преподавателя:

— Давайте по домам. Я вызову вам такси.

Выглядит он, впрочем, совсем не презентабельно, привлекая тем самым удивленный, оценивающий взгляд: ворот рубашки раскурочен, волосы спадают на лоб кое-как, да и цвет лица совсем нездоровый под холодным светом ламп полицейского участка.

— Я подожду ребят.

— Ким Дженни, — строго проговаривает Чанёль, не давая возможности ослушаться, и только отметив растерянный вид студентки, наверняка напуганной событиями этого вечера, чуть смягчает тон, добавляя вполголоса:

— Я разберусь.

На двух других девушек он почти не обращает внимания, зато выхватывает взглядом несколько распечаток, прикрепленных к доске за головой Джису. С листков на него смотрят незнакомые черно-белые лица, и Чанёлю вдруг становится не по себе.

Короткая передышка на улице в ожидании такси не проветривает голову, но выпускает из виска совершенно чужие черты, искривленные воображением в слишком знакомые, и мимолетный страх, сцепивший шею крепкой вереницей мурашек чуть раньше, все-таки отступает.

Проводив студенток, он возвращается обратно в участок, где уже вдоль и поперек изучили его айди.

Видео с камер наблюдения показывают до подписания всех бумаг; Чанёль плохо разобрал путанный рассказ Дженни, но, прослушав краткий отчет полицейского, уже успел обрисовать в голове отдельные моменты происшествия особенно красочно. Впрочем, кажется, на этот раз его фантазия все-таки поскромничала.

Кёнсу вряд ли можно узнать на этом видео — того Кёнсу, который только ехидничать горазд да материться, покуривая в университетском туалете; того, что по утрам сонно растирает пальцами глаза и, толком не проснувшись, уже лезет целоваться, теплый и ленивый; даже того, кто, не сумев совладать с эмоциями, бьет в челюсть, сам пугаясь своего удара, извиняясь искренне и тихо.

Чанёль смотрит на экран и видит совершенно другого Кёнсу — безрассудного в своей жестокости, резкого и бестолкового, пропускающего удары, потому что защищаться совсем не умеет, и бьющего в ответ с такой силой, но настолько на удачу, что сомнений никаких не остается — он плохо дерется, но его гнев не дает противнику и шанса. На то, как Кёнсу бьет лежащего под ним парня, уже совсем не сопротивляющегося, Чанёль почти не смотрит; каждый удар по чужому лицу отдается под ребрами болезненным толчком сжавшегося сердца.

— Что с тем парнем?

— Живой, — резюмирует дежурный. — Сотрясение, множественные ушибы… сломан нос… Ему, можно сказать, повезло, что бил именно этот — без физической подготовки, на эмоциях, но уже порядком уставший…

Он проговаривает все это обыденным тоном, и, отмотав видео чуть назад, найдя взглядом Бэкхёна, кивает, уверенно произнося:

— Если бы этот бил, парень мог бы и не выжить.

Чанёль смотрит на удар Бёна еще раз, отмечая четко выверенное движение, настолько быстрое, что трудно уследить — видео на этом моменте специально замедлили для демонстрации.

— Видно, что парень со спортивной подготовкой, — говорит полицейский. — И видно, что сдерживается, когда бьет. Это будет ему плюсом в защиту при обвинении.

— Что им грозит? — спрашивает Чанёль, отвернувшись от экрана, на котором Кёнсу снова валит незнамого парня на асфальт, садится на него сверху и начинает бить кулаками в лицо.

— Этому, можно сказать, ничего, — показывает на выбежавшего из дверей бара Сехуна. — Появился, когда уже почти все закончилось. Второму, который Бён Бэкхён, штраф назначат, скорее всего, оплатит больничные счета, если надо, предупреждение вынесут. Он, конечно, за девушку вступился, на камерах видно, что к ней приставали, но надо было вовремя остановиться, а он продолжал драться.

— А третьему?

— Ну…, — вздыхает, откинувшись на спинку стула, и, скрестив руки на груди, отвечает после короткой паузы:

— Если раньше приводов не было, может, обязательные работы назначат. Плюсом к штрафу, оплате больничных счетов, компенсации морального вреда и так далее… Денег заплатить придется много.

Чанёль уже почти представляет реакцию отца Кёнсу: ругань и хлопанье дверей, обзывательства, угрозы, крики и совершенно убитый вид студента — вспоминаются его сгорбленная фигура и нечитаемый взгляд, безэмоциональное лицо со скользящими по коже отсветами неоновых вывесок торгового центра. Всё это Чанёль уже видел, только сейчас болит же за него. Болит в три раза сильнее, чем раньше.

Когда их троих выводят, на Сехуна с Бэкхёном он даже не смотрит, ловит мелькнувшее во взгляде Кёнсу удивление и наталкивается на выстроенную тут же глухую стену, мрачное безразличие, стянувшее холодом зрачок. Тот опускает голову, пряча разбитое лицо, и туго забинтованные кисти рук сует в карманы заляпанной кровью толстовки, проходит мимо и, толкнув дверь плечом, скривив от боли губы, покидает участок первым.

— В такси и по домам, — говорит отрывисто Чанёль, как только оказывается со студентами на улице. Те не пытаются сопротивляться, непривычно молчат, даже не пробуя оправдаться, стоят, один другого краше, прибитые стыдом и усталостью от сложного, слишком затянувшегося вечера.

Бэкхён посматривает искоса, разминая в пальцах сломанную сигарету, и Сехуна она интересует будто бы гораздо больше, чем случившееся накануне — смотрит на рассыпавший по чужой ладони табак чересчур задумчиво и даже угрюмо. Только Кёнсу совсем не разглядеть — стоит спиной, накинув на голову капюшон толстовки, и хрен поймешь, что там в мыслях, что спряталось под ребрами, сплелось в сухожилиях, растертых нервах.

Сука, не переставая, болит.

Ладонь сама тянется к чужому плечу, придерживает, несмотря на последовавшее в ответ дерганое движение, нервное; Кёнсу не сразу понимает, что прикосновение вызвано не желанием успокоить, напомнить о себе, вытащив из глубины мыслей идиотскую фразочку «я рядом», а для того, чтобы не дать сесть в такси и уехать вместе с друзьями.

Кёнсу прощается с ними кивком головы, и его насмешливый хмык, несдержанный, но практически бесшумный, врезается в дверцу машины, исчезает за тихим шуршанием покрышек об асфальт, — Чанёль, не теряя времени, подталкивает в сторону, не убирая руки с плеча, и ведет к своему автомобилю, оставленному недалеко от участка.

В принципе, становится уже совсем насрать. Кёнсу разваливается на переднем сиденье, не пристегнувшись, вытягивает ноги, сползая по кожаной спинке, и смотрит демонстративно вперед, не обращая внимания на севшего рядом Чанёля. Тот замирает на долгие минуты, держа руки на руле, но не предпринимая никаких попыток завести двигатель, пялится на приборную панель, будто цифры на дисплеях, неподвижные стрелки что-нибудь ему подскажут.

— Ты едешь, или мне вызвать такси? — подает голос Кёнсу, сохраняя невозмутимость. Он не отвечает на брошенный в его сторону взгляд, продолжая держаться холодно, безразлично, да только движением пальцев выдает активность мыслей — сжимает кулаки, по-прежнему спрятанные в карманах толстовки.

— Если я сейчас поеду, то во что-нибудь врежусь, — говорит Чанёль вполне серьезно, разглядывая чужой изменившийся профиль. Кёнсу кривит губы в усмешке, тронув кончиком языка выступившую из лопнувшей ранки капельку крови, смотрит в темноту перед собой, чуть сощурив глаза, выдает тоже совсем без веселья:

— Тогда я не буду пристегиваться.

— Ты...! — вскидывается в ответ, оторвав наконец-то руки от руля, трогает за предплечье, кое-как удержавшись от того, чтобы не встряхнуть парня, рассевшегося так, будто бы не он недавно потерял над собой контроль. — Что произошло?

Он спрашивает так, будто веской причины, повода, что расставил бы все по местам, просто не может не быть; Кёнсу становится смешно. Смешно и горько от того, что чужое разочарование уже мелькает перед глазами — наверное, поэтому он смотрит только вперед, боясь столкнуться взглядами.

— Ничего, — отвечает с неохотой, непроизвольно дернув кулаками в карманах. — Я говорил, что не вытерплю, если ты начнешь читать лекции про драки, так что заводи уже тачку, или я сам поеду домой.

Раздражение прорывает обманчиво спокойный голос случайно, но тут уже ничего не поделаешь — нервы давно на пределе, и только усталость не дает брыкаться в попытках смахнуть со своего предплечья чужую ладонь. О том, что хочется разбить окно, кусаться до крови, вцепившись зубами куда угодно, лишь бы побольнее задеть, даже говорить не приходится. Кёнсу и так держится из последних сил, с сожалением понимая, что все попытки свести разговор на нет, бесполезны — Чанёль не отстает.

— Вступиться за друга — это одно, — проговаривает почти учительским тоном, от которого у студента сводит скулы противной кислотой, — избивать кого-то до полусмерти — совсем другое, Кёнсу.

— Так уж и до полусмерти, — летит в ответ саркастичное, глупое настолько, что Чанёль сначала не верит своим ушам, и только потом, справившись с подобравшимся к горлу возмущением, произносит приглушенно:

— Я видел записи с камер.

Он замолкает, и в этой тишине салона не слышит, конечно, как замыкает на мгновение чужое сердце, а потом бьет его током, что ли, — мучается так, будто оголенным проводом замотало в кокон.

— Я видел, как ��ы его бил, — разъясняет Чанёль, вцепившись пальцами в рукав толстовки. — Ты мог его покалечить. Ты мог его убить. Так же нельзя! Это прямая дорога в тюрьму! — срывается, не встречая на чужом лице ни тени промелькнувшего сожаления, ни одной адекватной эмоции, которая могла бы подсказать, что где-то там в груди бьется человеческое и живое.

Живое, пульсирующее с перебоями, кровью обливающееся, бьется прямо в горле, и Кёнсу упрямо молчит, будто боится, что стоит открыть рот, как польется алое, густое — прольется прямо на руку, сжимающее предплечье, окропит запястье, смазав рисунок вен.

— А если бы он тебя так, а? — не унимается Чанёль. — Если бы их было больше, если бы Бён не умел драться, если бы тебя повалили на асфальт и били в лицо кулаками?! — кричит. — Если бы тебя покалечили, а если бы убили?! Ты о себе не думаешь, на родителей тебе плевать… А я?! — тормошит, заставляя взглянуть на себя. — Что делал бы я?!

Кёнсу смотрит ему в глаза, блестящие не от слезной пленки — от злого непонимания, обиды немного, от бьющего под дых страха, вырвавшегося сразу, стоило закрыть себя в стальной коробке автомобиля подальше от чужих глаз. Чанёль и не думает этого скрывать: страшно так, что дрожат не только пальцы — внутри все бьется тревогой, сбивает дыхание, вворачивает в голос панические ноты, доводя до отчаяния какого-то; в голове же оно там уже разрисовало все даже не красным — черным прямо по любимым чертам, по линиям поцелуев, по невидимым рисункам, оставленным ласковыми пальцами.

На лицо Кёнсу больно смотреть — широкую бровь прорвало глубокой трещиной, затянутой теперь тугими стежками пластыря, под глазом, ресницами этими чудесными, блять, наливается синяк, плавясь в темной ссадине, и на переносице коротко и широко лопнула кожа под чьим-то ударом. А за губы обидно вдвойне, за те, что в синей подсветке целовал необдуманно, сминал в жарких попытках дать себе шанс на чувства, ласкал языком медленно, вдумчиво, пока не выгонял из кровати рассвет. Теперь там — бордовое месиво, ранка на ранке, собирающаяся бисеринками кровь. Кёнсу тревожит разбитые губы ухмылкой, игнорируя пульсирующую боль.

Болит-то все равно не тело, внутри все изнывает и стонет, а в голове все еще бьется чужой отчаянный крик. Что делал бы ты?

— Нашел бы кого-нибудь другого, — говорит. — Тебе и мертвый я для этого совсем не нужен.

— Что ты несешь? — теряется Чанёль, пытаясь хоть по лицу разгадать ход чужих мыслей. Но Кёнсу сыпет только злым ехидством, а настоящих чувств, израненных обидной изменой, не показывает нисколько.

— Откуда ты такой красивый приехал, а, Чанёль? — спрашивает, бегло оглядев дорогой костюм. — Дома готовился к рабочему дню в шмотках за пять штук баксов?

Он не сдерживается и даже коротко смеется, когда видит, как во взгляде напротив неизбежно зарождается понимание, сгоняя прежний настрой, позволивший без зазрения совести повышать голос, призывая к разумности и хоть какой-то ответственности.

Чанёль все по лицу понимает: Кёнсу знает, где и с кем он был.

— Это был просто ужин.

— Ты себя в зеркало видел? — интересуется, бросив красноречивый взгляд на развороченную укладку, небрежно расстегнутые пуговицы на косом воротнике, будто в спешке одевался же. Гоняет боль меж уголков саднящих губ. — Ну ты и пиздабол.

— Ничего не было, — толкает с языка беспомощное оправдание, прекрасно зная, что едкая улыбка в ответ вполне заслуженна. Не объяснишь же ни про волосы, ни про рубашку, остается только схватиться крепче за чужое плечо, посмотреть серьезно, вложить всю уверенность в слова и повторить:

— Ничего не было.

— У него не встал, что ли? — глумится. — Или у тебя?.. Что ж, могу понять, у него там под одеждой наверняка все совсем не так, как было десять лет назад.

— Ты меня слышишь?

— Ты мне соврал! — не выдерживает Кёнсу, плюясь обидой. — Я, по-твоему, совсем тупой? Да, у меня не хватает опыта, я не перетрахал, как ты, половину Сеула, уж извини, и у меня нет слезливых историй, могу только по дурацким фильмам судить, но ты мне соврал! Может, ты все время врал, откуда мне теперь это знать?! — он срывается на крик и, вытащив руку из кармана, цепляется пальцами за чужую рубашку чуть ниже плеча. Бинт на костяшках краснеет пятнами выступившей крови; Кёнсу игнорирует боль, сжимая в крепком кулаке дорогую ткань.

— Давай! — злится. — Соври мне еще раз, глядя в глаза!

— Ничего не было, — повторяет Чанёль строго, хватает за запястье, не сводя взгляда с чужого лица. — Я должен был с ним поговорить, чтобы все решить, потому что это мучило меня! Воспоминания, которые, по-твоему, я хотел бы вернуть, мешали мне идти дальше! Я должен был узнать, что я не виноват в том, что меня не любили! Я должен был понять, что могу любить, больше не боясь! Я не сказал, как есть, потому что не хотел, чтобы ты волновал себя напрасными сомнениями, но я даже подумать не мог, что ты настолько во мне не уверен! Я говорил, что люблю! Те, кому разбивали сердце, по-настоящему, не бросаются такими словами! У меня даже мысли не было о ком-то другом! Я смотрю только на тебя, почему ты мне не доверяешь?

— Ты не поймешь, — произносит Кёнсу, вдруг теряя запал. Смотрит на Чанёля с сожалением, повторяет взглядом чудной разрез глаз, находит по памяти родинку на спинке носа, ловит несдержанное дыхание щеками, вспоминая его на своей коже под горячими губами. А все равно не объяснить — видит красивого мужчину, близкого, любимого, а ощущает его нервами, вибрациями в жилах, невыносимой болью, обвязанной хитросплетением сосудов, сладким жаром, разливающимся прямо в груди. Забрался, расковыряв слои кожи, мышц, запутался в сетке вен, спрятался под ребрами — не выгонишь.

Как объяснить: я для тебя человек, которого ты любишь, а ты для меня — всё? Не придумали таких слов, признаний, которых было бы достаточно, чтобы не выворачиваться наизнанку, не отгрызать самому себе пальцы по одному в попытках хоть как-то донести: смотри, я же без тебя не выживу, ты приучил, и я теперь твой.

Это страшное «твой» затыкает рот, будто запретное слово какое-то, клятое тысячу раз.

— Ты сам даже не пытаешься быть со мной честным, — говорит тихо Чанёль, отпуская чужое запястье.

Кёнсу тянет руку обратно в карман, отсаживаясь, бросает взгляд на потонувшую в ночи дорогу, вспоротую лучами фонарей будто ударами гигантского ножа — наискось, неровно. Он говорит просто потому, что лучше оформить в слова хоть какие-то мысли, чем маяться с разбуженными, дикими; страхом сковало замерзшие пальцы.

— Они получили заслуженно, и я ни о чем не жалею. С такими только так и нужно — никаких разговоров, сразу в ебальник, чтобы больше не думали лезть. Я… знаю просто. Знаю, что начинается все с мелочи, так чисто, поприкалываться, позлить, а потом хочется большего, и дальше — только большего. Сначала они просто доебались, а после напали на Сехуна вчетвером. Сегодня они хватали за руку Дженни, а завтра полезут на неё… и тоже вчетвером? — спрашивает в пустоту, не требуя ответа. Видно, как губы хочет ободрать зубами, по привычке, но спохватывается тут же, морщась от боли. — Бэкхён однажды врезал мне так, что я очнулся только в больнице. И я по гроб жизни буду благодарен ему за тот удар, пусть и было все-таки поздно… Я знаю наверняка: когда тот парень встанет с койки, он больше не предложит своим друзьям преследовать нас. Если для этого нужно было расквасить ему морду, пусть так. Я ни о чем не жалею, я сказал.

— Ты не можешь оправдывать этим потерю контроля над собой, — мягко произносит Чанёль. — Есть разница между обычной дракой и избиением лежачего, который даже сопротивляться не может.

— Я не хочу слушать твои нотации.

— А чьи хочешь? — подхватывает Чанёль. Он пользуется чужой заминкой, чтобы тщательнее подобрать слова, выверить спокойный, располагающий тон, прежде чем сказать:

— Можно обратиться к специалисту.

Зря он позволил этим мыслям сформироваться в голове, буквам — сложиться в слоги, зря позволил столкнуть всё это с языка, понадеявшись, что рядом не дернутся как от удара — страшного, предательского, оставившего смертельную рану, которую бесполезно теперь прикрывать руками.

Кёнсу смотрит, повернув голову вбок, и в глубине черного зрачка Чанёль видит разочарование и боль, глухую горечь, бьющуюся под тонкой корочкой льда, сцепившей моментально взгляд.

Винит себя: сам разорвал хрупкую нить между ними, странную — сдерживающую каждый раз обоих от последних, самых обидных слов, не позволяющую сложным характерам вырвать все с корнем, заставляя одного опустошить запасы терпения, другого — сдать назад, проглотив злость. Ведь можно было еще спасти эту ночь, можно было завести мотор, выехав плавно на дорогу, отвезти к себе домой, умыть чужое лицо — отмыть от крови; переклеить все пластыри, осторожно смазать края саднящих ранок, улыбнуться дрожи ресниц от невесомых прикосновений к коже, рассмотреть губы, пожалеть, а потом, наверное, сесть на колени и разбитые косточки — каждую по очереди — согреть дыханием, к рукам прижаться щекой, оставить поцелуй на запястье.

Но Кёнсу же смотрит, смотрит теперь так, что у самого Чанёля будто кровоточит страшный разрез от горла до пупка.

— И помог тебе… этот специалист? — передразнивает, даже не кривясь, пряча насмешливые колючки в голосе за стальным тоном.

— Не сравнивай.

— Ну да, — выдыхает Кёнсу, — я же псих, а ты просто сосался с парнями. Ничего общего.

Он не дает Чанёлю возразить, подбирается на сиденье и, потянув пальцами ручку на двери, толкает её, запуская в салон холодный воздух с ночной улицы.

— Не парься, — говорит напоследок, выходя. — Сам доберусь.

Чанёль еще долго сидит в машине, не трогаясь с места, расчесывает затылок о подголовник сиденья, пялясь в черный потолок, и даже не гадает, кто из них прав — когда больно двоим, в проигрыше оба.

[ao3feed-jensoo]

by soberyouth

Одна Ким — это неприятность, соответственно, две Ким — это двойная неприятность — притом совершенно неважно, кто из них первая, а кто вторая. Дженни с Джису друг друга стоят.

Words: 484, Chapters: 1/1, Language: Русский

Series: Part 16 of Inktober favorites (2017-2019)

Fandoms: BLACKPINK (Band)

Rating: Not Rated

Warnings: Creator Chose Not To Use Archive Warnings

Categories: F/F

Characters: Jennie, Jisoo, Lisa, Park Chaeyoung | Rosé

Relationships: Jennie Kim/Kim Jisoo

#jennie kim #kim jisoo #jensoo #jensoo fic #blackpink fic

[taykomin-blog]

#Немой разум

Глава 1

Темнеет. Тихо.

Закатившееся за кроны деревьев солнце оставляло легкие розовые блики на полутемном небе.

Постепенно небо начало покрываться звездами ,которые иногда ,как хлопья снега падали с небес,оставляя за собой след в виде длинного хвостика.

Верхушки стройных деревьев в такт подтанцовывают под "музыку " ветра ,качаясь от одной стороны в другую .

И только лишь эту прекрасную картину смог испортить внезапный крик .

Крик мольбы о пощаде и помощи.

Через некоторое время из гущи леса выбежала девушка.

Многочисленные порезы в области ног и живота высачивались алой жидкостью. Она плавно стекала с нежной белоснежной кожи ,оставляя кровавый очерк .

Одежда ,что прежде была идеально выглажена ,теперь была помята и промокла на сквозь ,не сохранив даже единой сухой нитки.

На лице ее были видны кровопотеки. Косметика стерлась и модно сказалать ,что она стала "Джокером" только в женском обличии .

Прежний вид аккуратной барышни исчез без следа.

Прежде чем продолжить свой путь в глубь параллельной чащи ,ведущей ее к ист��ному спасению ,она оглядывается и замечает "его" и непроизвольно замолкает. Встав посреди тропинки и так же пристально вглядываясь в предмет своего же страха,а вскоре падая замертво на холодную землю с так и осавшимися открытыми глазами.

Будто играет с "ним" в прятки ,только на жизнь или на смерть .Эта игра никогда не кончится ,хотя может мы и поспешили с выводами....

-Ураааа!-с криком молодая леди подбежала к подруге ,но вспомнив ,что они в библиотеке тут же опешила и прикрыла рот ладошкой.

-Что случилось,Розэ?Ты очень странно сейчас выглядишь,хоть бы постеснялась...,-Дженни оторвала взгляд от книги и своим "пафосным" взглядом окинула подругу,но недолго медля опять принялась за чтения столь ценного для нее произведения.

-А что мне стесняться?Тут все свои,-Розэ оглядела промежуток меж стилажей и подошла вплотную к Дженни .

-Ты же знаешь про личное пространство ?Тогда я поясню,это такой простра...,-не успела договорить свою реплику Дженни ,как ее рот прикрыла ладонь Розэ и уставилась в промежуток между полок стилажа.

Пантомимой Розэ указала на однокурсников ,что довольно странно выбирали книгу для прочтения. Хотя назвать это выбором, язык не поворачивается ,можно сказать они просто перешептывались и прокручивали несколько фотографий в руках,делая вид заинтересованности на произведения А.П.Чехова.

Но присмотреться к фотографиям не дал их однокурсник Чонгук.Он застиг их в тот момент когда они уже практически раз��брали профиль ,но все таки личность они не смогли распознать .По крайней мере Дженни не смогла.

-Ну что ж ,вот и наступил конец нашего семестра,-преподаватель почесал затылок и облокотился о свой стол,-это значит ,что у нас начинается регистрация для поездки в Токио на 2 недели,будет маленький курс по выживанию ,- он взял лист бумаги и ручку в руки,-те кто хочет поехать попрошу поднять руки ,я вас запишу.

-Дженни,давай поедем?Там будет интересно!Я ручаюсь!Давай!-Розэ потянула за руку Дженни и подняла свою руку в знак того ,что они обе едут.

-Такс,Дженни Ким и....Пак Чеен,-учитель чуть вгляделся в лица и продолжил пополнять список новыми именами.

*Первый день*

Куча студентов столпилась около регистрации ,ждя свой самолет.Он должен был прилететь с минуты на минуту ,но так и не появился .Половины обессиленных от "адской" обуви девушек уместились на скамьях, попутно жалуясь на непрактичность обуви такого рода.

Вдруг на все регистрационную раздается охрипшый голос :"Уважаемые,пассажиры рейса Сеул-Токио .Всвязи с прошедшим накануне землетрясением в Токио рейс был вынужден перенестись на неопределенное время .Самолет вылетит при первой возможности."

Все студенты уже поникли и потеряли интерес куда-либо ехать, и лишь только Дженни изредко странно косилась на столпившихся однокурсников ,что столь яро вели дискуссию .И ладно ,если бы это были ей незнакомые люди ,но ведь она их видела с фотографиями в библиотеке. Они явно заставили ее приковать к себе внимание.

-Дженни,-еле слышно к девушке подкралась ее сестра с факультета ,-на кого смотришь?

-Да так,-на момент оторвалась Дженни .

-Мне ребята сказали,что планируют вечеринку в честь приезда на свежем воздухе,пойдешь?

-Как-то парни в наше время менее порядочные ,поэтому ни я ни ты не пойдем,-Дженни отрицательно покачала головой на обиженку-сестренку.

-Жаль...,-сестра решила взять эффектом неожиданности ,поэтому крикнула на все помещение без стыда и угрызения совести,-ну пожалуйста!!!!!-ее крик разносился по всей аудитории, оставляя след в виде маленьких кусочков фраз.

-Ладно,-Дженни полностью разозлилась ,но скрыться от излишнего внимания ,привлеченного ее сестрой она не могла .

Единственный способ решить проблему ,всплывшую из неоткуда,как грозовые тучи среди ясного неба,это заткнуть сестру и выполнить просьбу .

-Пошли в дамскую комнату ,там все обсудим,-Дженни поспешно схватила руку сестры и со скоростью светы скрылась из виду.

-Почему ты не можешь никак сказать это слово "туалет"?-непонимающе и с ноткой сарказма произнесла девушка ,заведомо зная участь ,что ждет ее в этой "дамской комнате".

Хлопок двери .Тишина.Никто не смотрит на тебя ,кроме родственной души и не сплетничает за твоей спиной.

-Ты уверен ,что она не найдут ее здесь?-мужской голос заполнил комнату приятным на слух баритоном.

Услышав это девушки быстро запрыгнули в первую кабинку и притаили дыхания.

-Думаю да ,-минута молчания и второй голос продолжил,-если Дженни заметила нас, идущих в туалет ,то скорее она пойдет в мужской туалет ,ведь мы мужчины и уж точно она не пойдет искать вещь в женский туалет,-еле слышная усмешка и хлопок закрытой двери.

Наконец девушки вздохнули спокойно ,минуя опасность.

-Дженни,это же они о тебе говорили ,а то на курсе больше нет девушек с твоим именем ?-девушка, ожидающе ответа взглянула на нее.

-Скорее всего,так.

Лиса ,давай порешаем ,что нам делать с вечеринкой,-Дженни переключилась на предыдущую проблему и в момент разговора не заметила ,как ее сестра нашла "ту вещь" о которой говорили парни.

*Регистрация*

Лиса поставила свой багаж на ленту и уже пошла на другой конец ленты ,но вскоре спохватилась ,вспоминая что там чужая сомнительного содержания коробка. К ее счастью ,те кто просматривали содержимое багажа не заметили столь маленький груз срежи громадного количества вещей.

Вылет.Приятная атмосфера в кабине самолета .Плавно рассхаживающие стюардессы, они не чуть не мешали пассажирам спать .И лишь только одна Лиса никак не могла уснуть,ее тревожили две причины:

- боиться летать

- терзало любопытство к содержимому в коробке

Она нервно грызла ногти и наблюдала за парнями ,чьи голоса слышала в туалете.Было что-то в них пугающее ,наверно внешний вид.

А может и манера говорить или что-нибудь делать.А еще....энергетика ,она была какой-то не такой,как у других парней .

-Ты что грызешь ногти ?

Это плохо-Дженни сняла наушники и с ноткой брезгливости посмотрела на Лису.

-Да так,давно уже,-все так же продолжала грызть ноготок ,на что Дженни не выдержала и треснула по рукам.

-Может ты нервничаешь?-Дженни обеспокоенно посмотрела ,побледневшее от точности сестры, лицо Лисы.

"Да,Дженни.Ты права на счет этого.Надо все рассказать..."

-Короче,-она собралась с духом,-я взяла ,то что они оставили в туалете и меня терзает сомнение ,что там что-то хорошее.

-Ты когда это брала у тебя этот вопрос не возник?!Ты с ума сошла?!?!-Дженни была в нереальном бешенстве от поведения и характера Лисы.

-Девушка,будте потише,-стюардесса сделала замечание особе.

-Так ты мне объяснишь ,почему ты взяла посылку?-Дженни так и не давал этот вопрос покоя.

-Просто принеси нож,сейчас откроем и все увидем,-Лиса достала коробку и плюхнулась на диван.

-Я так поняла отвечать на вопрос ты не будешь,-Дженни продолжила стоять в позе "Руки в боки".

-Да.Ну ладно.Потом.Принеси ножик,-Лиса невинно хлопала глазками и вскоре Дженни поддалась эгью .

Каждая минута резьбы ножом о картон раздавалась звоном тревоги и любопытства ,что лишь одна минута могла убить человека.Любопытство и терпение ушло у Лисы и Дженни сразу когда они открыли .

-И это все?-Дженни отбросила коробку,-то есть я потратила пять минут попусту на открытие 13 маленьких свечек и 4 наших фотографии?

-Дженни,тут есть еще инструкция по применению,-Лиса захватила бумажку и молниеносно оказалась около подруги,-чтобы вселить демона в человека надо как минимум 4 фотографии и 13 свечек. Результат гарантирован,кто-то из этих 4 людей точно станет рабом дьявола,-Лиса непонимающе взглянула на текст и рассмеялась в унисон с Дженни.

-Они хотят ,чтоб в наши души вселился дьявол?-от хохота и глупости автора сей коробки можно было умереть,ибо они реально решили вселить в них демонов?Этот шум ,мешающий некоторым посетителям отеля ,прервал звонок в дверь.

-Кто там?-Дженни продолжив смеяться до коликов в животе подошла к двери,-кого это принесло?

"Это я .Твой новый друг и в горе и в печали . Я твой разум ,а ты мое тело .Ты моя кукла ,а я твой кукловод.Я твой демон..."

*P.S-я конечно не буду сильно надеяться на комментарии ,но я хочу чтобы Вы выразили свои чувства и мнение*

[roseees-world-blog]

розэ ждёт очередное слащавое письмо от дженни. ей никогда не надоест их ждать. минуты его ожидания делают чтение письма более радостным что ли. ей никогда не надоест читать бесконечные признания в любви от старшей, эти романтичные стихи о розах, как музыка для ушей чеен (дженни написала их сама).

когда розэ читает эти письма, она то и дело слышит голос дженни у себя в голове, такой тихий и словно трели соловья любимый голос. она пишет письма в ответ с такой же радостью и теплом на сердце. она вкладывает в них всю душу свою и пакетики малинового чая. письма чеён длинные, а почерк мелкий и неразборчивый (она ведь так спешит отправить письмо) его может прочитать только дженни.

дженни пьёт чай с карамелью (отправленный чеён) и читает только что полученное письмо. ким всегда получала только веселые письма от розэ. читая их она частенько смеялась, между строк слушая смех чеен в голове.

ей нравятся эти письма(и их отправитель), только эти письма заставляли дженни смущаться (соц.сети уже не те)

дженни-онни~, у меня нет настроения . самая красивая девушка на свете не присылает мне поцелуйчики красной помадой! я хочу один такой.

тебе будет стыдно если я приеду. Тебе придётся потрогать все стены города своей спиной, ведь я прижму тебя к ним при первой возможности.

мне нужна помощь, нини! моя девушка ангел, я в раю ? ? ?

на лице дженни расплывается лучезарная улыбка, а нежные ладони уже пишут новое письмо для розэ.

#rose #jennie #love #blackpink

[pnepy]

Боже,смотрю и во рту сразу засуха😻

#блэкпинк #ким дженни #blackpink jennie #blackpink #FIIIREEE #jisoo

[journaltimes]

МЕЖДУ РОЗОВЫМ И ЧЁРНЫМ

BLACKPINK - корейская поп-группа, дебютировавшая в августе 2016 года под лейблом YG Entertainment, мемберами которой являются четыре участницы: Дженни (Дженни Ким), Лиса (Лалиса Манобан), Джису (Джису Ким), Розэ (Розанна Пак).

Дебют группы планировался ещё с 2011 года, однако постоянно откладывался по различным обстоятельствам. До дебюта, Розэ и Дженни уже участвовали в записи следующих композиций: G-Dragon - Without You (feat. Rose), LEE HI - Special (feat. Jennie), G-Dragon - Black (feat. Jennie) и Seungri - GG BE (feat. Jennie).

На данный момент в дискографии BLACKPINK имеется два цифровых сингла и четыре клипа на каждую из имеющихся песен. Новички ещё с дебюта сумели покорить даже мировой чарт iTunes, не сходя с первых строчек продаж, а победы на промоушенах синглов также не заставили себя ждать.

Вряд ли эти солнечные девочки оставят кого-то равнодушным. Красочные клипы, зажигательные танцы и чудесные голоса обязательно оставят на Вашем лице улыбку и искорки в глазах. Самое то, чтобы провести эти выходные в компании Вас и BLACKPINK.

Автор: @sarastarkking

TUMBLR TIMES MENU

#искусство #русский блог #блог #блогосфера #русский пост #пост #реблог #тамблер #русский тамблер #тумблер русский #тумблер #жизнь #мысли #журнал #тамблер-журнал #blogger #made with tumblr #journal #tumblr times #по-русски #journalism

[temkblr]

ТЁМСКАР 2019

Лучшая мужская роль

• Брэд Питт (К звёздам) • Антонио Бандерас (Боль и слава) • Крис Галуст (Гив ми либерти) • Рустам Муратов (Глубокие реки) • Мухамед Сабиев (Глубокие реки)

Лучшая женская роль

• Чжао Тао (Пепел – самый чистый белый) • Мелисса Маккарти (Адская кухня) • Эмма Томпсон (В прямом эфире) • Кейт Бланшетт (Куда ты пропала, Бернадетт?) • Зорица Нюшева (Бог существует, её имя – Петруния)

Лучшая мужская роль второго плана

• Олег Гусейнов (Глубокие реки) • Тахир Теппеев (Глубокие реки) • Владимир Ильин (Семь ужинов) • Максим Стоянов (Гив ми либерти) • Ляо Фань (Пепел – самый чистый белый)

Лучшая женская роль второго плана

• Пенелопа Крус (Боль и слава) • Скарлетт Йоханссон (Мстители: Финал) • Мариана Казанчева (Глубокие реки) • Ребекка Фергюсон (Доктор Сон) • Эллисон Дженни (Безупречный)

Лучшая мужская роль драма

• Аарон Пол (El Camino: Во все тяжкие) • Сергей Гармаш (Два билета домой) • Кристиан Бэйл (Ford против Ferrari) • Хоакин Феникс (Джокер) • Леван Гелбахиани (А потом мы танцевали)

Лучшая женская роль драма

• Василиса Перелыгина (Дылда) • Елена Сусанина (Керосин) • Альмила Багрясик (Всего лишь женщина) • Надежда Маркина (Ничей) • Мария Скуратова (Два билета домой)

Лучшая мужская роль комедия

• Хью Джекман (Безупречный) • Даниил Пугаёв (Смерть нам к лицу) • Эдди Мёрфи (Меня зовут Долемайт) • Вивеик Калра (Ослепленный светом) • Акшай Кумар (Пэдмен)

Лучшая женская роль комедия

• Сонам Капур (Пэдмен) • Бини Фелдштейн (Образование) • Ребел Уилсон (Ну разве не романтично?) • Минди Кейлинг (В прямом эфире) • Александра Быстржицкая (Смерть нам к лицу)

Лучший актерский ансамбль

• Глубокие реки • Доктор Сон • Смерть нам к лицу • Боль и слава • Образование • Холоп • Два билета домой • Ford против Ferrari • Меня зовут Долемайт • Гив ми либерти

Лучший режиссер

• Владимир Битоков (Глубокие реки) • Кирилл Михановский (Гив ми либерти) • Цзя Чжанкэ (Пепел – самый чистый белый) • Джеймс Грэй (К звёздам) • Борис Гуц (Смерть нам к лицу)

Лучшая комедия

• Безупречный • Лови момент • Меня зовут Долемайт • Смерть нам к лицу • Холоп

Лучшая драма

• El Camino: Во все тяжкие • Керосин • Ford против Ferrari • Ничей • Два билета домой

Лучший фильм

• К звёздам • Глубокие реки • Образование • В прямом эфире • Оно 2 • Боль и слава • Доктор Сон • Пепел – самый чистый белый • Детские игры • Гив ми либерти

Лучший анимационный фильм

• История игрушек 4 • UglyDolls. Куклы с характером • Angry Birds 2 в кино • Потерянное звено • Эверест • Тайная жизнь домашних животных 2 • Прочь • Лего Фильм 2 • Клаус • Дилили в Париже

Лучший оригинальный сценарий

• Пепел – самый чистый белый (Цзя Чжанкэ) • Гив ми либерти (Элис Остин, Кирилл Михановский) • К звёздам (Джеймс Грэй, Итан Гросс) • Керосин (Юсуп Разыков) • Смерть нам к лицу (Борис Гуц)

Лучший адаптированный сценарий

• Безупречный (Майк Маковски) • Меня зовут Долемайт (Скотт Александер, Ларри Карацевски) • Джокер (Тодд Филлипс, Скотт Сильвер, Боб Кейн) • Ирландец (Стивен Зеллиан, Чарльз Брандт) • Ослепленный светом (Гуриндер Чадха, Пол Маеда Берджес, Брюс Спрингстин)

Лучший фильм на иностранном языке

• Боль и слава (Испания) • Всего лишь женщина (Германия) • Судный день (Египет) • Шахерезада (Франция) • А потом мы танцевали (Швеция, Грузия) • Пэдмен (Индия) • Пепел – самый чистый белый (Китай) • Мужчины с толстой кожей (Аргентина) • Бог существует, её имя – Петруния (Македония) • Тень (Гонконг)

Лучшие визуальные эффекты

• Алита: Боевой ангел • Доктор Сон • Тень • К звёздам • Мстители: Финал

Лучшая работа костюмера

• Тень • Тайна печати дракона • Меня зовут Долемайт • Кролик Джоджо • Дамы в черном

Лучшая работа художника-постановщика

• Потерянное звено (Нельсон Лоури, Роберт ДеСью, Дебора Кук) • Доктор Сон (Мехер Ахмад, Патрицио М. Фаррелл) • Клаустрофобы (Эдвард Томас, Сеселия ван Страатен) • Глубокие реки (Максим Малеев, Дмитрий Татарников) • К звёздам (Кевин Томпсон, Кевин Констант, Криста Манро)

Лучшая работа гримера

• Уильям • Хеллбой • Ирландец • Оно 2 • Джокер

Лучшая песня

• Face – Юморист (Юморист) • BrainStorm - Мотив (Семь ужинов) • Kelly Clarkson - Broken & Beautiful (UglyDolls. Куклы с характером) • Beyonce – Spirit (Король Лев) • Bebe Rexha - Beautiful Life (Эверест)

Лучший скор, инструментальная оригинальная музыка

• Эверест (Руперт Грегсон-Уильямс) • Джокер (Хильдур Гуднадоттир) • К звёздам (Макс Рихтер) • Глубокие реки (Мурат Кабардоков) • Детские игры (Беар Маккрири)

Лучший саундтрек, компиляция треков

• Ну разве не романтично? • Лови момент • Смерть и жизнь Джона Ф. Донована • Остров Гуава • Окей Лекси

Лучший монтаж

• Меня зовут Долемайт (Билли Фокс) • Глубокие реки (Анна Масс) • К звёздам (Джон Экселрэд, Ли Хаген) • Гив ми либерти (Кирилл Михановский) • Детские игры (Том Элкинс, Джулия Вонг)

Лучшая операторская работа

• Паразиты (Хон Гён-пхё) • Глубокие реки (Александр Демьяненко) • К звёздам (Хойте Ван Хойтема) • Джокер (Лоуренс Шер) • Пепел – самый чистый белый (Эрик Готье)

Лучший документальный фильм

• Колыма – родина нашего страха (Юрий Дудь, Евгений Стаценко) • Будешь моим соседом? (Морган Невилл) • Наш новый дом: История беженцев (Александра Шива) • Джейн Фонда: Жизнь в пяти актах (Сьюзен Лейси) • Пещера (Ферас Файяд) • Для Самы (Ваад Аль-Катиб, Эдвард Уоттс) • Город глазами кота (Марк Веркер) • Варда глазами Аньес (Дидье Роже, Аньес Варда) • Встреча с Горбачевым (Вернер Херцог, Андре Сингер) • Страна мёда (Тамара Котевска, Любомир Стефанов)

Лучшее сведение звука

• Оно 2 • Я иду искать • Хеллбой • Тайна печати дракона • Мидуэй

Лучший монтаж звука

• Король • Рэмбо: Последняя кровь • Тень • К звёздам • Джон Уик 3

Восстановление репутации

• М. Найт Шьямалан - Стекло • Ксавье Долан - Смерть и жизнь Джона Ф. Донована • Бри Ларсон - Капитан Марвел • Тайка Вайтити - Кролик Джоджо • Хью Джекман - Безупречный

Лучший полнометражный дебют

• Лапочка (Муния Меддур Жанс) • История игрушек 4 (Джош Кули) • Образование (Оливия Уайлд) • Ким Джи-ён, 1982 года рождения (Ким До-ён) • Глубокие реки (Владимир Битоков)

Самые многообещающие восходящие актер или актриса

• Александра Быстржицкая • Гэбриел Бейтман • Кайли Кёрран • Мария Скуратова • Вивеик Калра